Александр Матюхин - Северное сияние ее глаз

• Название: Северное сияние ее глаз
• Автор: Александр Матюхин
• Жанр: Научная Фантастика

Это ЛЮБОВЬ, РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ, ПСИХОДЕЛИЯ, а также необычайно красивое северное сияние, холод, секс, безумие одиноких влюбленных и отвергнутых почитателей, ритм большого города, девочка, играющая с судьбой, ангелы без крыльев, осколки стекла в сердце, мертвые люди на берегу моря и, черт возьми, то, куда катится наш мир… 1-e место на конкурсе крупной сетевой прозы "Триммера-2009"

---

Раньше ОН не сдерживался и пытался поцеловать меня, но я всегда ускользала, и тогда возникали неловкие ситуации (улыбки на лицах, молчание, кто-то запускал пальцы в волосы и теребил прическу). Потом ОН привык и смирился. ОН понял, что любить Музу надо на расстоянии.

Я смотрю в ЕГО глаза. Они наполнены тоской. Его желание обнять меня настолько велико в эту секунду, что я отстраняюсь. Я не создана для любви.

Обхожу его и захожу в кухню. О, как хочется крепкого чая.

— Почему не пишешь?

На столике стоит пепельница, дымится сигарета. Чайник горячий.

— Не пишется, — он стоит в дверях, также скрестив руки на груди.

— Мало ли, что не пишется. Я для кого стараюсь?

— Не выходит. — Говорит ОН, — я сегодня целый день только одним и занимаюсь: пишу и удаляю. Напишу абзац и удаляю. Еще один, и снова удаляю. Ничего не получается.

— Все тот же рассказ о девушке, которая заигрывала с судьбой?

ОН кивает. Я так и думала. Беру кружку, наливаю кипятку и опускаю пакетик с чаем. Муза Светлая любит чай. За окном бешено стучит сердце большого города. Слышен шум автомобилей, кричат дети, играет музыка.

— Чувствуешь ритм? — спрашиваю.

— Он мне мешает.

— Закрыть окно не пробовал?

— Если б это могло помочь! — ОН проходит на кухню, садится в кресло, напротив раскрытого ноутбука. Обхватывает лохматую голову руками. При мне ОН всегда стесняется курить. Сигарета тлеет в пепельнице.

— Я чувствую, что со мной что-то происходит. Что-то не то. Мысли вертятся в голове, крутятся, бегают. Вот, думаю, сейчас сяду и что-нибудь напишу. А только сажусь, и все. Пустота. Словно камнем по голове. Не получается написать ни строчки. Как будто, знаешь, как будто в одно мгновение становлюсь глухим, слепым и немым. Такой инвалид перед ноутбуком. Только пальчиками шевелю.

ОН обрывает сам себя, сжимает кулаки, разжимает. ЕГО губы так плотно сжаты, что становятся белыми.

— Это творческий кризис, — говорит ОН, — я боялся.

Я же смотрю на улицу за окном. Вечереет. Солнце бордовым полукругом висит над крышами домов. Тучи словно застыли на месте. Солнечные лучи тонут в серости, отражаются от окон, раскидывают свет по улицам и дорогам.

Если сейчас придет темнота, значит, где-то в другом месте обязательно появится свет.

— Что мне делать?

Я перевожу взгляд на НЕГО. Ритм бегущего города постепенно — очень медленно — замедляется. Город, словно завершивший бег спортсмен, глубоко дышит и успокаивается.

— Сам как думаешь, что случилось?

— Если б я мог объяснить причину кризиса! У всех писателей такое бывает.

— Не надо сваливать все на какой-то кризис. Я сейчас говорю конкретно о тебе. Что тебе мешает писать?

— Я не знаю, — ОН нервно машет рукой, берет сигарету и затягивается, — шум постоянный. Кто-то отвлекает. На лестничной площадке кто-то постоянно болтает. Мне слышно, как работает лифт. Воняет какой-то гарью. Хорошей музыки никакой. Все это вместе. Как-то накладывается…

— А Муза тебе на что? — спрашиваю, — зачем я тогда прихожу к тебе?

ОН смотрит на меня, и глаза его полны страха.

— Но ты же не уйдешь из-за этого?

— Я прихожу из-за этого, почему я не должна уйти?

Солнце опускается быстро, словно в ускоренной съемке. Последние лучи света уже не в состоянии бороться с темнотой. Тени скользят по улицам затихающего города. Внизу, вдоль дороги, зажглись яркие белые фонари.

— Но я же…

— Ты писатель, — говорю, — а я твоя Муза. Я должна тебя вдохновлять. Какой мне смысл приходить сюда, если ты не можешь писать? Кофе с тобой пить?

— Ну, да.

— Я не пью кофе, мой сладкий, — говорю.

— Ну, тогда вдохнови меня!

Я смотрю на НЕГО. Ох, и наглец. Отступать ему некуда. За неделю написал не больше страницы какой-то чуши. Муза Светлая чувствует, что сил у нее не хватит. Этот человек может стать еще одним никчемным писателем, который прячет диски со своими рукописями в бумажный ящик где-нибудь в углу шифоньера… Какой, на моей памяти?.. У меня было столько поклонников, что я уже и не помню.

Но сейчас есть один, конкретный, человек. И я — ЕГО Муза. А ведь наглец, действительно.

— Ты не боишься, что я сейчас развернусь и уйду?

— Ты в любом случае уйдешь, — говорит ОН, и голос ЕГО дрожит, — но если ты не попробуешь меня вдохновить, я буду думать, что ты не настоящая Муза.

— А кто же?

— Мне ж откуда знать? Плод моего больного воображения. Я тебя выдумал.

Мне становится смешно:

— Но я настоящая!

— Это ты так думаешь. Я могу думать иначе. Я с легкостью выдумываю людей, которых на самом деле не существует. Я знаю их привычки, манеру поведения, их плохие и хорошие стороны. Я вижу их лица, я знаю, что им нравится, а что нет, во сколько они ложатся спать, во сколько просыпаются. Они тоже могут возмущаться и говорить, что настоящие. Но я-то знаю, что их на самом деле нет. Они живут в моей голове. Верно?

В тишине и недвижимости наступает темнота. Я щелкаю выключателем. Кухню заливает желтый свет. ОН моргает, а на губах его нервная улыбка. Человек, упавший на дно творчества. Если он не напишет ничего до утра, то этого человека можно смело выбрасывать из окна. Потому что он больше никогда и ничего не напишет.

Кто-то берет ЕГО сигарету и затягивается.

Свет ушел, значит пришла темнота.

Где же ты, Муза Темная?..

Я улыбаюсь. Холодно и безразлично. Мое сознание заполняет ночь. Свет улетучивается, оставляя пустоту на растерзание темноты.

— Может, тебе надо расслабиться? — спрашиваю.

— Каким образом?

— Ты пробовал писать по ночам?

— По ночам я сплю. Ты же знаешь.

— Неверный ответ, мой сладкий.

о, как приятен вкус никотина в легких

— Ритм твоей жизни нарушен. Ты не выносишь биения сердца утреннего города. Попробуй перейти на ритм города ночного.

— О чем ты говоришь?

Муза Темная выходит из угла возле раковины. В раковине две пустые тарелки со следами кетчупа и майонеза. ОН опять ел одни пельмени.

Муза Темная курит сигареты с фильтром. Тонкие, дамские. Она прекрасно знает, что в таких сигаретах никотина ничуть не меньше, чем в "Camel" или "L&M". Но зато у нее тонкие пальцы и длинные ногти, а в таких руках тонкая сигарета смотрится весьма стильно.

— Привет, — говорит она.

ОН удивленно вскидывает брови. Муза Темная не появлялась так давно, что ОН успел позабыть о ее существовании. А она, между тем, присаживается на стул, закидывает ногу на ногу и продолжает курить. Сизый дым стелется по ее нижней губе и медленно поднимается к потолку. У Музы черные глаза и тонкие брови. Она молчит, пока не докуривает сигарету. Потом говорит:

— Ну, что, лапочка, пойдем? — она говорит и протягивает ЕМУ руку.

— Куда?

— За окно. В ночь.

— Ты шутишь? Видела погоду? А если начнется дождь?

— Это еще лучше, — говорит она, — обожаю прогулки под дождем. Меня это так заводит.

— Эээ. Наверное, меня тоже.

В ЕГО голосе неуверенность. ОН явно не намерен поднимать свой зад с кресла. Муза Темная берет ЕГО за руку. Ладонь у нее холодная и влажная. Кожа приятная на ощупь.

— Может быть дело в том, что ты никогда не гулял под дождем? — спрашивает она.

— Может быть.

ОН поднимается и идет следом за ней в коридор. Муза Темная надевает туфли, берет сумочку. Она улыбается своей загадочной улыбкой. За этой улыбкой скрывается много тайн. Тайн, к которым хочется прикоснуться.

Они выходят в коридор. Муза Темная вызывает лифт, и пока в тишине слышен шум поднимающейся кабинки, лязг механизмов, скрип и шелест, Муза вынимает из кармана пальто пачку сигарет.

— Город спит, — говорит она и улыбается. — Ночной город — это лучшее, что удалось придумать человечеству. Хотя, сомневаюсь, что люди сами дошли до этого. Ночной город всего лишь побочный результат их никчемной деятельности. Верно я говорю?

ОН молчит, пораженный. Муза Темная видит неловкость в его глазах. Кажется, ОН что-то хочет сказать, что тут подъезжает лифт, распахивает двери, выпуская ядовито-желтый свет, клубы дыма, запахи других людей. В углу кабинки лежит половинка красного кирпича. Сверху кто-то аккуратно положил использованный презерватив, кончик которого завязан на узелок.

— Смотри и запоминай, — говорит Муза Темная, — кто-то не хотел разбрызгать своих детей по полу лифта. Пути человеческой жалости неисповедимы.

Они смеется. И смеется все время, пока лифт спускается на первый этаж. ОН молча наблюдает за ней, спрятав руки в карманы куртки. В левом его кармане небольшой блокнот для записей. В правом — гелиевая ручка.

Она говорит:

— Пойдем, — берет его за руку и тянет из лифта по желтому подъезду в сторону дверей.

Кому, как не ей удается тонко уловить затихающий ритм города. Она наслаждается мгновением ПЕРЕХОДА из одной ипостаси в другую О, как ей близко это состояние. Уходит свет, уступая места темноте. Отходит в сторону, скромно потупив взор, спрятав руки за спиной, подняв воротник плаща. А темнота, словно хищник, словно дикий зверь, словно аллигатор, выбравшийся на охоту, кидается на город и проглатывает его в одно мгновение. А город защищается. Город зажигает фонари, включает рекламные щиты, раскидывает по тротуарам новомодные блестящие лампы, торчащие из ниоткуда. Но это всего лишь огоньки, не способные вернуть свет. Маленькие жучки-светлячки, безнадежно порхающие в пустоте.