Евгений Поповкин - Семья Рубанюк

• Название: Семья Рубанюк
• Автор: Евгений Поповкин
• Издательство: Крымиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1957

Это эпическое произведение, написанное по горячим следам Великой Отечественной войны, рассказывается о борьбе украинского народа с фашистскими захватчиками.

Роман был удостоен Сталинской премии в 1952 году.

---

Варвара вернулась к женщинам, стоявшим у дверей, и уже оттуда добавила:

— Петро Остапович пришел. Надо спросить, нехай дает согласие.

Из-за стола поднялся Бутенко.

— Я думаю, так сделаем, — сказал он, — нужно собрать завтра общее собрание, пока уборка не началась. Заслушаем отчет Андрея Савельевича, обсудим, как лучше урожай снять, Нет возражений?

— Нету!

— Надо собрать!

— Потом трудно будет!

— Что же касается предложений о замене председателя, то пока я не вижу причин для этого. К тому же мы решили уважить просьбу Рубанюка и назначить его к вам агрономом…

— Дайте и мне сказать! — потребовал Горбань.

Он тяжело встал и, избегая встречаться взглядом с глазами односельчан, глухо сказал в наступившей тишине:

— Спасибо вам за науку, а председателя выбирайте себе другого. Я свое отработал… Обиды не таю ни на кого, окромя как на самого себя…

Голос его дрогнул, и он молча сел на место.

— Обидели человека, — сказал дед Кабанец и, скручивая цыгарку, неприметно исчез в толпе.

Секретарь обкома и Бутенко уехали сразу же с заседания в Песчаное, и Петро повидал секретаря райкома только на следующий день, за два часа до собрания.

Встретились они невдалеке от полевого стана второй бригады, откуда Петро возвращался в село.

Бутенко слез с райкомовской брички, приказал кучеру ждать его около стана и сказал Петру:

— Не очень торопишься, товарищ академик? Давай пешочком пройдемся, озимку посмотрим, побеседуем.

— Мне тоже хотелось потолковать с вами, — ответил Петро, придерживаясь одной рукой за руль велосипеда и шагая рядом с Бутенко.

…Рано утром в колхозном правлении, на столе Горбаня, была обнаружена подброшенная кем-то анонимная записка. Неведомый автор предостерегал криничан от избрания председателем колхоза Петра Рубанюка. «…Неизвестно, где всю войну шатался, — говорилось в этой безграмотной записке. — Спросите его, субчика, где его медали, которые имеет кажный фронтовик, потом будете садить его председателем и дуже ошибетесь…»

Петро узнал об этой записке от отца и спросил:

— Интересно, какая это сволочь?

— Стоит ли голову ломать? — сказал отец. — Стервец какой-то.

Петро, ничего не ответив отцу, вскочил на велосипед и уехал на полевой стаи. Он должен был присутствовать при выборочной косовице ячменя, по просьбе бригадира поглядеть на зараженную головней кукурузу, а потом провести беседу о взятии Минска. Кроме того, Петро хотел проверить, как будут действовать зерноуловители, которые Яков Гайсенко приспособил на лобогрейках. Да и вообще дел у него в степи было сейчас очень много.

В бригаде, где встретили его, как всегда, очень радушно, Петро несколько успокоился, а сейчас эта записка снова вспомнилась ему. О ней-то он и хотел поговорить с Бутенко.

Игнат Семенович шагнул с дороги, забрел в посевы, сорвал несколько стеблей и, повертев их в руках, спросил:

— Как, агроном? По-моему, пора косить.

— По ту сторону стана есть более спелый участок. Решено начать с того. Утром пробовали.

Бутенко покачал головой:

— Затянули, затянули с косовицей! Надо бы снимать, пока восковая зрелость.

Солнце жгло нестерпимо, хотя полдень миновал уже давно. На выгоревшем небе не было ни облачка, только за далекими лиловыми курганами пластались и не имели силы оторваться от горизонта белые барашки.

Бутенко снял пиджак и остался в синей сатиновой косоворотке, подпоясанной узким ремешком. Он задумчиво поглядел вокруг, на оливково-зеленые макушки осота и молочая, густо поднимающиеся над низкорослым ячменем, вполголоса, словно про себя, проговорил:

— Проглядели мы село. Придется посидеть несколько деньков, повозиться с Горбанем.

— Его вчера крепко пробрали, — сказал Петро. — Теперь он возьмется. Ничего, Игнат Семенович, вытянем колхоз, обязательно вытянем.

Бутенко испытующе взглянул на Петра и, стряхивая цветочную пыльцу с пальцев, спросил:

— А ты слышал, академик, в председатели народ тебя просит?

— Если парторганизация будет покрепче да подобрать ей хорошего руководителя, и Андрей Савельевич справится.

— Парторга райком даст. Громака. Помнишь, секретарем сельрады до войны работал?

— Александр Петрович? Знаю отлично.

— Он в отряде у меня парторгом был. Сейчас на курсах. — Бутенко лукаво прищурился. — А от ответа на мой вопрос ты увильнул. Руководство колхозом примешь на себя?

— Да меня ведь агрономом сюда назначили! Вы знаете, Игнат Семенович, мои планы. Я к ним со студенческой скамьи стремлюсь.

— Видишь ли… — Бутенко проводил взглядом стайку куропаток, с шумом вспорхнувших почти из-под ног его. — Видишь ли… Вздумай ты оставить свою идею о садах — я первый разругаю тебя жесточайшим образом. Но твоей работе обеспечен успех лишь при высоком уровне труда в колхозе, при определенном уровне техники, достаточном наличии людей, средств… Понятна моя мысль? Надо поднять колхоз. Это сейчас главное. Без этого мы твоих планов не осилим.

— Понимаю, — согласился Петро. — И все-таки оттягивать надолго нельзя. Работа над картой потребует много времени.

С минуту Бутенко молчал. Крупные сильные пальцы его мяли сухой стебель, глаза внимательно глядели на Петра.

— А еще какая причина? — спросил он. — Только выкладывай начистоту.

— Есть и еще одна. В правление сегодня подкинули анонимку.

— Знаю. Она у меня.

Они вышли на дорогу. Возле самых ног их юркнул и, тяжело переваливаясь, побежал к своей норке жирный суслик.

— Вот еще следы оккупации, — сказал Бутенко, провожая его взглядом. — До войны мы почти всю эту пакость в районе изничтожили.

Он извлек из кармана трубку и, набивая ее табаком, сказал:

— Вот что, дорогой Рубанюк. Анонимка — вещь неприятная не только для тебя. Продажные твари, служившие фашистам, притаились кое-где по району. Клевета, компрометация советских людей — одно из подлых орудий врага. Расчет простой: посеять недоверие друг к другу, выбить нас из колеи. Ты едва ли помнишь, а батька своего спроси, он знает, какие в тридцатом году о колхозах слушки пускали.

— Я тоже кое-что помню… Это когда кулаки школу подожгли, председателя сельрады и секретаря комсомольской ячейки убили ночью… Мне тогда было тринадцать лет, а в памяти навсегда осталось.

— Сейчас совсем не то. Народ врагу крылышки пообрезал. Но вот, видишь, сорнячок не весь выдернут. К Збандуто и ему подобным своевременно мы не пригляделись, при оккупантах они свои клыки показали… Тебе не обижаться нужно на клевету, а браться за дело да нервы в кулак собрать. Они тебе, ой-ой, как еще пригодятся.

Петро промолчал.

— Ну, мы с тобой еще вечером повидаемся, — сказал Бутенко. — Пойду в бригаду…

Остаток дня Петро провел в саду, где он вместе с отцом проверял результаты черенкования туркестанского клена и липы, а когда, уже в сумерки, он пришел на собрание, Бутенко подозвал его и предупредил:

— Видать по всему, завтра будешь принимать от Горбаня дела. Закапризничал, никаких доводов не слушает. Битый час мы с ним беседовали. Решето вишен съели…

В виде доказательства Бутенко, смеясь, показал черные от вишневого сока пальцы.

— А не лучше ли Федора Кирилловича Лихолита в председатели? — спросил Петро, подумав. — Он прямо-таки поразительно вырос.

— Послушаем, что собрание скажет. Настроение людей мне приблизительно известно…

Бутенко за день успел побывать в обеих полеводческих бригадах, на животноводческой ферме, съездил с Яковом Гайсенко на разрушенную плотину. Для него было уже совершенно ясно, кого криничане хотят избрать председателем.

На собрании он сел в сторонке, среди стариков, слушал отчет Горбаня, затем очень бурные прения. Они затянулись далеко за полночь, и к выборам нового правления собрание приступило незадолго до рассвета.

Горбань, усталый и за последние два дня заметно осунувшийся, попросил слово первым.

— Как вы тут меня ни хаяли, — сказал он осипшим голосом, — со всех боков щипали, — духом я не упал. Доверите бригаду — я свое докажу. Не доверите — и в рядах поработаю. Ну, последнее слово такое хочу оказать. Лучшего председателя, чем Петро Остапович Рубанюк, нам искать нечего. Тут уже многие его предлагали, а я прямо настаиваю. Дело у нас живей пойдет, это я вам точно говорю…

— Рубанюка…

— Нехай поруководствует…

По оживленному шуму, дружным хлопкам было ясно, что кандидатура молодого Рубанюка вполне устраивала криничан. Все же Бутенко поднялся и, повременив, пока собрание угомонилось, сказал:

— Аплодисменты — вещь хорошая, но… давайте обсудим все серьезно, по-деловому. Председателя вы не на месяц и не на два избираете. Возможно, есть возражения против Рубанюка?