Павел Кочурин - Коммунист во Христе

• Название: Коммунист во Христе
• Автор: Павел Кочурин
• Издательство: Изд. "АСПИН"
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-94158-077-0

---

Тарапуня, высказавшись, ожидал ответного слова инженера. Иван сдерживался. Гнев был опять же — не на Тарапуню. И это Тарапуня понимал, и в душе вызывающе вы-смехался, выказывая этот высмех в улыбке невинно-умиленной, и во взгляде с каким-то задором. Иван злился на себя. Он не нащупал того ключа в себе, чтобы открыть дверцу к братве своей, которой весе одинаково нипочем. По должности он вроде надзирателя, только вот без плетки. Если все так и дальше пойдет, то и за плетку придется взяться. Его к этому и подталкивают… А на плетку — ответа жди плеточного.

Подчеркнуто спокойно Иван сказал, глянув в упор на Тарапуню:

— Скажите, Леонид Алексеич, учетчику Гурову, чтоб зачел Вам эту работу, — зап-нулся, как вот ее назвать, — вытаскивание бороны с луга. — И еще больше внутренне разо-злился на себя: "Такая работа и названия-то не имеет. Ее без слов и без рассуждений де-лают, как, скажем, посуду со стола убирают и моют хозяйки. Помедлил, смягчился, и под стать Тарапуне улыбнулся, сыронизировал: — К бутылке тебе и будет прицеп… — Смутился, почувствовал, что краснеет: "разве так можно дело решить?.. Не я вот все же потребовал убрать борону, а бригадир и председатель смолчали бы… Отец бы тоже потребовал, коли увидел. А Александра?.. Пастуху легче приемы усвоить, как стадом скотины управлять… А тут?.. Мы ведь людей превращаем в стадо и вырабатываем пастушьи методы управле-ния этим людским стадом. И хлещем кнутом тех, кто вздумает против этого бунтовать, "блудить", по-пастушьи.

От Тарапуни не ускользнуло смятение" Ивана. И он весело и дружелюбно расхохо-тался. Выпятился из кабин трактора всей грудью, взмахнул руками. Сверкнула металличе-ская цепочка часов на руке, от нее отлетел солнечный лучик, и ожег лицо и глаза Ивана.

— Да оттащу я Вам эту разнесчстную борону, — с какой-то уже виноватостью и даже жалостью к инженеру, высказал Тарапуня. Вроде бы стыд пробрал, что вот его почти уни-зительно упрашивают сделать то, что он обязан делать без подсказа. И в то же время, он, колхозный механизатор, каким-то собой казенным в себе, оспаривал такую свою обязан-ность. И этот второй в нем все время брал верх. И сейчас как бы по милости согласился исполнить то, о чем настаивал инженер. — Вы мне, Иван Дмитриевич, больно дедушку Вашего напоминаете, Данила Игнатьича. Мы ведь с Колькой, братом своим, по его вере и в колхозе-то остались, не сбежали, пошли в трактористы. И Толька Лестеньков, и Костыка Кринов — тоже… Мы все вроде внуков, так и называли его Дедушка с большей буквы. Больно уж надеялся он, что все образуется и уляжется. Как Лев Толстей. И отец твой тем же живет, и ты вот… — Улыбка Тарапуни спряталась и он, подделываясь под Старика Со-колова, прогудел его голосом: — В рот те уши, лукавому коли на руку, так и живем. — И подкрепил этот высказ своим матерком: — … в демиургена мать… Выкурили из нас душу живу, выбили пестом железным. А теперь как ее вселить в казенного себяшнинка, буты-лочника-керосинщика. Вам бы вот, Кориным, всей этой землей нашей и владеть. А нам бы у вас в компаньонах состоять…

Дверь кабины захлопнулась. И Тарапуня, стрекоча косилкой, поехал по лугу.

Иван был не просто удивлен, а испуган. Не дай Бог Тарапуне проговориться о ком-паньонах. И услышать такое Саше Жохову или Авдюхе Ключеву… Старики и раньше в беседах с дедушкой в его сарайчике-мастерской поговаривали "Вот бы тебе, Игнатьич, всем хозяйством и править, как своим"… Выходит эти мысли не выветрились из голов тех, кто в себе крестьянина чувствует и чтит. Да у них в доме, когда собирается большая ко-ринская семья, нет, нет, да кое у кого и сорвется с язык: "Не сгони нас, Кориных, с земли, за весь колхоз одни бы все и переделали без всяких там правления и конторы".

Иван постоял с этими мыслями, глядя во след трактору Тарапуни. Медленно подо-шел к мотоциклу. Борона вмялась в луг вроде как для того, чтобы из нее проросло что-то неподобное их жизни. И вот от Тарапуни зависело, остаться ей тут "расти", или освобо-диться лугу от этого саженца. Но где вера, что никто более не попытается врастить в жи-вую землю новое неврастаемое неживое.

На заливной луг, где косил Тарапуня, с пригорка глядела матерая сосна. Она была охранницей всего вокруг себя. Глядела на само Мохово, поля, луга, лес вокруг. И тайно-стью силы своей удерживала люд от большего гнева. Иван, выезжая с луга, замедлил ход мотоцикла, глядя на вечное дерево как на образ церковный. И намеренно, будто по знаку его приглушил мотор. Моховцы считали сосну вещей. Она хмурилась от их погрешений, и радовалась мирскому согласию. Сейчас соска была грустной, притихшей и насторожен-ной. Как вот и сам Иван при своем теперешнем настроении. Дедушка Данило берег это величавое древо и называл его Сосна-Волк. До недавних пор она перекликалась с церко-вью, принимала благостный колокольный звон. Вместе они — Сосна-Волк и Церковь, от-вращали зло Татарова бугра. Теперь она оставалась одна и, как могла, оберегала люд от новых грехов. И зрила на все глазами прежних моховцев, была добрым оком природы. В Природе, как в людском мире, уживается добро и в грехе. Силы соблазна, и силы обере-жения, как бы в едином теле… От Сосны-Волка исходило к моховцам обережение. А на Татаровом бугре сосны оставались в чарах зла. И взывали к освобождению себя. Не нау-чившись распознавать природу, мы блуждаем в неразуме, как не запасшиеся на ночь све-том…

Иван представил, как Тарапуня подцепит тросом злополучную борону и отволочет в мастерские. И счетоводу Гурову не забудет сказать, чтобы записал ему такую работу, как велел инженер. И раструбит на все село. Знай Тарапуню. Будет донимать бригадира трактористов и допытается, кто бросил борону. Потребует взыскать или с виновника, или с самого бригадира за вытаскивание бороны. И еще вынудит купить "бутылку с прице-пом". Компанейски и разопьют. Хорошо, если при этом мирно все кончится, без драки… А по правде-то — с кого взыскивать, и на кого обижаться?.. Коли не видно конца неразу-мию, так не сыскать и начала злу. Высмехом себя и прикрываемся, подделываясь под правду. "Брошенная борона — это вот правда, — пришли странные мысли Ивану, — тут и добро и зло в одном. Ее зубья и проходят по нашей совести, сглаживают ее, как пашню после плуга… Борона — она универсальна. И как бы символ демиургенов, вырывающая корни добра из людских масс, и орудие плодородия земли. Все в мире о двух сторонах".

3

"Не нашенское ото деле — луга и поля очищать", вьедались выкриком в думы Ивана олова Тарапуни. Вот причина и суть всех наших незадач. Это была боль и дедушки Да-нила. И боль неотступная отца, и Старика Соколова. Да и кто ее не испытывает в себе. Но из сознания она выскальзывает, мелькает как вид за окном вагона, мчащегося по рельсам за паровозом…. В раздумьях слова Тарапуни "не нашенское дело", как бы вливались в мысли о большой беде. Тарапуня скосит луг, а убирать его будет кто-то другой по наряду бригадира. Сколько на лугу могло быть сена при чистой косьбе, и сколько выйдет при косьбе по наряду — "не нашенское дело". До разглагольствования Тарапуни в клубе о со-вести, и наглядном проявлении на лугу того, о чем он говорил, Ивану еще думалось, что беззаботное отношение к своему труду и земле — это случайное у нынешних механизато-ров и колхозного люда. От недогадливости, от неприученности. Порей и от зависти, от соревнования: он вот больше заработал, а я, то же делал, а меньше получил. Но то же са-мое, что и с Тарапуней, произошло и с внуком деда Галибихина, Костей Криновым. Учи-лись с парнем вместе в школе, с отцом Костя работал в сеноуборочном эвене. Старатель-ный и добросовестный парень, ничего не скажешь, галибихинской кулацкой закваски. За-кончив сенокос, Костя пахал поле под озимь. Выкрошил лемех о выжатый морозом валун. Приехал в мастерские.

— Убрал камень-то, поинтересовался Иван. Он показывал, как с помощью троса вы-волакивать с поля большие камни.

Костя замялся. Вроде и надо было вытащить, но веления такого не было. И он — как в ее, что сказано, тот и делает. А сказано — побыстрее вспахать поле.

— Будешь рожь сеять — и сеялку, и борону поломаешь. И тоже приедешь в мастер-ские. "Скоро" и превратится в "долго"… Или думаешь, — спросил Иван интригующе, — что не тебе сеять?.. Самому это поле и завевать, а там и убирать придется.

После обеда заехал к Косте. Валун, и еще несколько камней лежали на обочине до-роги.

— Петлей и верно, ловко. Прямо за плугом и волочешь… Под углы дома камни сго-дятся, дедушка так сказал, — признался Костя. — Заберу, чтобы тут не мешали.

Что время затратил на подкапывание камней в ущерб заработку — промолчал. Мо-жет петому, что камни под дом пойдут… Семья Галибихиных, потомков большесельских кузнецов, снова разрасталась. Поговаривали и о втором доме. В Косте и просыпалась хо-зяйская жилка. А вот забота о земле — чувство такое глохло. И у кого, в ком?!. В роду Га-либихиных.

Тарапуня прямо выпалил: "не нашенское дело". В нем это вжилось в противовес его мужицкой натуре. И выползало стихийным протестом против всяких "заставляний"… И когда вызрело, из какой ягоды проросло, из чьего яйца вылупилось? Может еще в — эм-теэсе. Тарапуня успел там поработать. Или это "ненашенское" с тех пор стало в деревен-ских детках пучиться, когда родителей их лишили своей полоски?.. Пухло, раздувалось — и разрослась лягушка с телушку… Еще совсем недавно можно било услышать от селяни-на: " У себя-то не так бы сделал". Теперь этих слов никто не скажет. Прошла, да и идет, ярая борьба в "моим", с "личным". Мнится, что все это уже и побороли "как класс".