Эдна Фербер - Вот тако-о-ой!

• Название: Вот тако-о-ой!
• Автор: Эдна Фербер
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-8352-0420-5

Эдна Фербер – известная американская писательница. Ее роман «Вот тако-о-ой» в 1925 году был удостоен премии Пулитцера. Героиня этого романа Селина де Ионг, как и персонажи романа «Три Шарлотты» («девицы трех поколений», называет их писательница), характеры очень разные и в то же время родственные: это женщины самоотверженные и сильные, способные и на безрассудные поступки, и на тяжелый труд ради любви.

---

Маленькая записка с его надписью: «Уплачено сполна. О. Гемпель» была бережно упрятана в резной дубовый сундук вместе с другими ее сокровищами: смешными каракулями, которые никто, кроме нее, и не разобрал бы, маленькой грифельной доской, на которой она учила Первуса умножать и делить, засушенным букетом цветов – его подарком, за которым он ходил далеко в лес, когда был еще женихом; красным кашемировым платьем; грубым наброском, изображающим Сенной рынок, телеги с зеленью, фермеров и терпеливо, понуро ожидающих деревенских лошадей (детский рисунок Ральфа).

В этой рухляди она любила иной раз копаться и ничего не уничтожала. Через много лет Дирк, застав ее за этим занятием, говорил:

– Снова здесь, мать, сухие цветы! Если бы случился пожар, ты бы, верно, прежде всего кинулась спасать этот ящик, а, мать? А ведь он весь вместе с содержимым не стоит и двух центов.

– А может быть, и стоит, – ответила Селина медленно и задумчиво, держа в руке детский рисунок на грубой оберточной бумаге. – Ведь имеют же, я думаю, какую-нибудь денежную ценность ранние рисунки-подлинники, скажем, Родена.

– Родена! Да разве у тебя…

– Нет, но вот рисунок Пуля. Ральфа Пуля, подписанный им. На прошлой неделе на выставке в Нью-Йорке один из его набросков – неоконченный – был продан за тысячу…

– О да, знаю. Но все остальное тут у тебя – такая дребедень. Для чего ее держать, не понимаю. Здесь даже ничего красивого нет.

– Красивого! – сказала Селина, захлопывая крышку старого сундука – Ах, Дирк, Дирк. Ты понятия не имеешь, что такое красота. И никогда этого, видно, не узнаешь.

Глава тринадцатая

Если то, что называют туманными словами «магнетизм», «изысканность», «привлекательность», «обаятельность», можно считать козырями в игре, называемой жизнью, то Дирк де Ионг был счастливый малый, и жизнь многое обещала ему впереди. Он, несомненно, обладал указанными качествами. О нем говорили, что ему все легко дается. Он и сам это иногда говорил, но не хвастаясь, а скорее смущенно.

Вообще он не был разговорчив, и в этом, быть может, и заключалось главное его очарование. Он так хорошо умел слушать. Был так спокоен всегда, и, когда другие говорили, его красивая голова склонялась к собеседнику с таким вежливым вниманием.

Это был талант более ценный, чем многие другие, которыми он не был наделен. Талант производить впечатление необыкновенно умного и восприимчивого человека. Он и сам не знал ему цены. Пожилые люди находили, что он умнейший молодой человек и сделает карьеру, – и это после разговора, в котором он участвовал, лишь подавая реплики вроде «да» или «нет» или «пожалуй, вы правы, сэр» в соответствующих местах.

Селина постоянно думала о будущем Дирка. Тысячи иных мыслей и планов относительно фермы, дома и прочего могли проходить за день в ее голове, но всегда над всем этим, словно неизменный бой барабана, тяжелый и звонкий, покрывающий все остальные звуки, была мысль о Дирке. Он недурно учился в высшей школе. Был не выдающимся, не блестящим, но и не дурным студентом, и всеми любимым.

Пока Дирк переживал свои беспечные мальчишеские годы – от девяти до пятнадцати, – Селина творила чудеса: истощенный и давно находившийся в упадке участок де Ионгов, дававший продукты второсортные, имевшие сбыт лишь на второразрядном рынке, она превратила в цветущий доходный огород-сад, где выращивались лучшие изысканные сорта для комиссионеров южной Уотер-стрит. Спаржа де Ионг с толстым белым стеблем, суживающимся кверху и заканчивающимся сочной зеленью. Помидоры из парников де Ионг в феврале месяце, крупные, сочные, ярко-алые. Селине платили за фунт столько, сколько Первус был бы рад в свое время выручить за целый бушель.

Эти шесть-семь лет непрерывной напряженной работы не принесли никакой особенной славы нашей пионерке. То были мучительно трудные, полные забот и душевной боли, ожесточающие годы борьбы с землей, с людьми и" собственной бесконечной усталостью. О Селине буквально можно было сказать, что она голыми руками вырывала у земли свой кусок хлеба. Но ничего возбуждающего жалость не было в этой маленькой энергичной женщине лет тридцати пяти-сорока, с глубокими темными глазами, твердой линией рта, в бедных, но приличных платьях, часто испачканных внизу землей.

Наоборот, что-то внушающее уважение, что-то величавое было в ней: напряженность души, стремящейся жизнь свою превратить в подвиг.

Вряд ли она без денег, ссуженных ей Гемпелем, без его дельных советов смогла бы добиться успеха. Она иногда говорила ему это. Он горячо протестовал: – Только облегчил немного, это так. Но вы и без того нашли бы дорогу, Селина. Какой-нибудь способ уж придумали бы. Юлия – та ничего бы не сумела. А вы – да. Вы похожи на меня больше, чем моя дочь. Вон сколько парней, которые вместе со мной были мясниками двадцать лет тому назад на Норт-Кларк-стрит, сидят там и поныне, продавая бифштексы и бараньи котлеты. «Доброго утра, сударыня, что вы возьмете сегодня?»

У Дирка были свои обязанности на ферме. Селина следила за тем, чтобы он аккуратно их выполнял. Но обязанности эти были не трудны. В восемь часов утра он отправлялся в школу на лошади, так как школа была на порядочном от них расстоянии. Возвращался он довольно поздно, зимой уже темнело, когда он ехал домой. Пока он был в школе, Селина дома выполняла работу за двоих мужчин. У нее теперь было два работника в поле, взятых на летние месяцы, и женщина в доме, жена Адама Брасса, одного из этих работников. Ян Стин тоже еще был на ферме: он возился в хлеву, в конюшне, делал рамы для парников, плотничал. Он по-прежнему недоверчиво относился ко всем новшествам, введенным его хозяйкой, возмущенно поглядывал на новые орудия, пророчил разные неудачи, когда Селина купила у старого Баутса двадцать акров, граничивших с ее землей.

– Вы берете на себя слишком много, – говорил он ей. – Вы погубите себя, вот увидите.

К тому времени, когда Дирк возвращался из школы, самая тяжелая дневная работа была окончена. Обед уже всегда ожидал его и был горячим, вкусным, возбуждающим аппетит. В доме – чисто, уютно. Селина устроила в доме ванную – на всю Верхнюю Прерию их было только две. Соседи еще не оправились от потрясения, вызванного этим нововведением, как их ожидала еще одна новость: Ян Стин оповестил всех, что Селина и Дирк ужинают при свечах.

В те времена свечи на фермах были роскошью. Вся Прерия надрывалась от хохота.

Селина никогда не говорила с Дирком о его будущем, не старалась влиять на его решения, когда он был юношей.

«Это придет само собой», – думала она. Когда ей удалось поставить свое хозяйство на ноги и гнет нужды ослабел, она стала пытаться разными остроумными способами незаметно выведать у него, какую профессию он предпочитает другим, как рисует себе свое будущее. Когда-то, девочкой, она, случалось, на деньги, данные отцом на ботинки, которые были ей необходимы, вдруг покупала какую-нибудь книгу. Теперь она покупала их множество, отказывая себе в тысяче мелочей, которые так ценят женщины. Возраст, нужда, тяжелый труд не убили в ней любовь к мягким шелковым материям, прелестным тонам их расцветки, к художественности фасона или отделки. Они только сделали все это окончательно недоступным для нее лично. Когда она через несколько лет могла бы уже позволить себе купить французскую шляпу в лучшем магазине на Мичиган-авеню, она, полюбовавшись на шелковые цветы и украшения в окне, покупала себе дешевую и простенькую шляпку с плоскими полями. Привычки всей жизни крепко укореняются в человеке.

Только один раз она купила одно из этих экстравагантных произведений искусства – из перьев и шелка, причем вошла в магазин решительно и мрачно, как входит в трактир человек, решивший раз, для опыта, напиться пьяным. Шляпа стоила двадцать два доллара. Она была куплена и ни разу не надета.

До шестнадцати лет Дирку предоставляли свободно развиваться и накапливать впечатления в обстановке, созданной для него матерью. Ему искусно ставились на каждом шагу ловушки, чтобы направить это развитие в сторону, желательную Селине. Книги о жизни великих людей – Линкольна, Вашингтона, Гладстона, Вольтера. Альбомы, великолепно иллюстрированные. Книги по архитектуре, праву, даже медицине. Селина выписывала всевозможные книги и получала два лучших технических журнала.

Целый сарай был к его услугам на случай, если бы он захотел себе устроить мастерскую, и там были собраны разнообразные инструменты. Но Дирк повозился там первые неделю-две и больше туда не заглядывал. Селина вспоминала Ральфа, когда устраивала эту мастерскую сыну. Со времени бегства Ральфа с фермы о нем вспомнили только один раз, когда из Франции пришло письмо. В нем были деньги для Герти и Жозины. Герти уже была замужем за сыном Ван-ден-Сидов Герритом и жила на ферме по дороге в Нижнюю Прерию. Жозина носилась с нелепой идеей поступить в городе в няньки. Небольшая сумма, присланная Ральфом, мало чем могла изменить их судьбу. Они никогда и не узнали, с каким трудом ее по грошам собирал молодой парижский студент (Ральф изучал в Париже искусство). Селина ничего не слышала о нем. Но однажды она прибежала к Дирку с иллюстрированным журналом в руках.