Эдна Фербер - Вот тако-о-ой!

• Название: Вот тако-о-ой!
• Автор: Эдна Фербер
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-8352-0420-5

Эдна Фербер – известная американская писательница. Ее роман «Вот тако-о-ой» в 1925 году был удостоен премии Пулитцера. Героиня этого романа Селина де Ионг, как и персонажи романа «Три Шарлотты» («девицы трех поколений», называет их писательница), характеры очень разные и в то же время родственные: это женщины самоотверженные и сильные, способные и на безрассудные поступки, и на тяжелый труд ради любви.

---

Он был явно удивлен: перед ним была не деревенского типа женщина и не солидная краснощекая голландка.

Он подошел к ее тележке:

– У вас хороший товар, миссис де Ионг, и выглядит все прекрасно. Но вы опоздали. Уже почти десять.

– О нет! – воскликнула Селина. – О нет, не поздно еще. – Отчаяние, звучавшее в ее голосе, заставило его взглянуть внимательнее.

– Ну, знаете что, половину я еще, пожалуй, могу взять у вас. Но этот товар не держится в такую жару. Испортится – и мои покупатели и смотреть не станут. Что, первая ваша поездка, а?

Она отерла лицо, все мокрое от холодного пота. Ей стало вдруг трудно дышать. Он кликнул из склада людей:

– Джордж, Бен! Перетащите эти овощи. Половину. Лучшую. Пошлю вам чек завтра, миссис де Ионг. Что первый день – неважный оказался, а?

– Жарко очень, вы это хотите сказать?

– И жарко тоже. Но я говорю, что в такой праздник большинство разносчиков не покупает и не торгует.

– Праздник?

– А вы не знаете, что сегодня – еврейский праздник? Да неужели не знали? Это худший день в году для торговли. Евреи-зеленщики все в синагоге в этот день, а евреи-покупатели все сделали запас провизии на два дня. Да-а. Лучше уезжайте сейчас домой и спасайте остальной товар, моя милая.

Опершись одной рукой на сиденье, она уже готовилась вскочить в повозку. Из-под платья выглядывали безобразно огромные башмаки на стройных маленьких ножках.

– Если вы сейчас купили мои овощи только из жалости ко мне… – заговорила гордость Пиков.

– Никогда так не веду дела, не беспокойтесь, мэм. Не имею возможности покупать ничего неподходящего. Дочка у меня учится, хочет быть певицей Она сейчас в Италии, и все на нее уходит, все деньги, что мне удается сколотить.

Лицо Селины даже порозовело, словно она увидела перед собой эту Италию. Она принялась благодарить Телькотта.

– Все в порядке, миссис де Ионг, я вижу Вы хорошо связываете свои овощи, и они у вас крупные. Подберите их так же хорошо в следующий раз и везите сразу ко мне. Мои покупатели любят, чтобы зелень выглядела красиво. Прощайте.

Когда она подбирала поводья, хозяин стоял уже снова в дверях, хладнокровный, неподвижный, с незажженной сигарой в зубах, а носильщики суетились, стаскивая корзины и ящики к его ногам стук колес и копыт, грохот и выкрики сливались в дикий шум вокруг его невозмутимой фигуры.

– Мы поедем теперь домой? – спрашивал Дирк. – Едем, мама я голоден.

– Да, детка.

Два доллара у нее в кармане. За весь тяжелый труд вчерашнего дня и сегодняшнее испытание и работу долгих месяцев… И два доллара в кармане ее порыжелой черной кофточки.

– Мы поедим в дороге, Дирк. Достанем молока и хлеба.

Солнце жгло немилосердно. Селина сняла шапочку с головы мальчика и нежно провела рукой по его намокшим от пота волосам.

– Было хорошо, правда? – спросила она. – Похоже на приключение. И каких ласковых, любезных людей мы встретили, подумай, Дирк. Мистер Спенкнебель и мистер Телькотт…

– И Мейбл, – подсказал Дирк.

Она запнулась на миг.

– И Мейбл. – Селине захотелось вдруг расцеловать сына, но она не сделала этого, зная, что он этого не любит. В этом отвращении к «нежностям» сказывался прежде всего голландец и, кроме того мальчик его возраста.

Она решила ехать сначала в восточную, потом южную часть города. Первус иногда после рынка продавал зеленщикам в этих районах. Селина представила себе лицо Яна, если она вернется домой с непроданной половиной товара. А что будет с неоплаченными векселями? От ее четырехсот долларов осталось долларов тридцать, не больше. Первус накупил семян в апреле с тем, чтобы уплатить за них в конце сезона. И срок уплаты наступал на днях.

Страх охватил Селину. Она говорила себе, что это усталость, нервы. Ужасная это была неделя. И теперь – неудача с базаром. Скоро они будут дома, она и Дирк. Там так прохладно и тихо. Ей вспоминались ее чистенькая спальня с деревянной кроватью и гардеробом, софа в гостиной с покрывалом из пестрого ситца, старое кресло на крыльце. Кажется, годы прошли с тех пор, как она все это видела. Теперь все казалось ей таким удобным, желанным, дорогим. Миром, безопасностью, уютом веяло от всех этих вещей.

Все и в Ай-Прери, и в городе твердили ей, что то, за что она взялась, не женское дело. Что ж, быть может, они и правы.

Вниз по Уобаш-авеню с его поездами надземной железной дороги, гремящими над головой, с непривычным оглушающим шумом улицы большого американского города, от которого ее испуганные лошади метались во все стороны так, что она с трудом их сдерживала. Магазины, трамваи, экипажи, велосипеды, пешеходы. У Дирка, казалось, глаза готовы были выскочить из, орбит. Он был восхищен и перепуган.

Наконец Прери-авеню. Сразу тишина после бури. Бульвары, красивые большие каменные дома. Башенки и башни, купола и причудливые карнизы, стрельчатые окна. Здесь жили денежные тузы, сколотившие свое состояние на свиньях, пшенице, на всем необходимом для города.

«Совсем, как я», – подумала с юмором Селина. Потом другая мысль промелькнула у нее в голове. Ее овощи – еще свежие, лучше тех, что продаются на соседних базарах. Отчего бы ей не попробовать продать часть их здесь, в этих больших домах. За один час она заработает несколько долларов.

Она остановила свою телегу в центре Двадцать четвертой улицы, передав вожжи Дирку. Лошади были теперь спокойны и обнаруживали не больше стремления убежать, чем деревянные лошадки карусели. Селина набрала полную корзину лучших овощей и с этой корзиной на руке взглянула наверх, на дом, куда собралась войти. Это был четырехэтажный коричневый дом с безобразной высокой лестницей, а под ней небольшой вестибюль и входная дверь.

Черный ход выходил на аллею за домом, но туда ей не хотелось стучаться. Она взглянула на медную пуговицу звонка. Ее рука была уже близко.

«Нажми», – говорил в ней голос отчаяния. «Не могу, не могу», – кричал в ней в ответ хор гордых вермонтских Пиков. «Что же, умирай с голоду и пусть пропадают и Дирк и ферма».

И тут Селина твердо нажала кнопку звонка. Слышно было, как он зазвенел в передней. Снова и снова.

Шаги на внутренней лестнице. Дверь открыла высокая женщина в рабочем переднике – по-видимому, кухарка.

– Доброе утро, – сказала Селина. – Не надо ли вам свежих овощей из деревни?

– Нет. – Она наполовину прикрыла дверь, потом снова открыла и спросила: – А есть у вас свежие яйца и масло?

После отрицательного ответа Селины она захлопнула и заперла дверь на ключ. Стоя еще у дверей со своей корзиной, Селина слышала ее тяжелые шаги по коридору и кухне.

«Ну и ладно, но все это не страшно. Просто не нужны им сегодня овощи, – утешала себя Селина. – В следующий дом теперь».

Потом еще в следующий, потом в третий. Обошла все дома по левую и правую сторону улицы. Четыре раза наполняла она свою корзину. В одном продала на пятнадцать центов, в другом – на двадцать. В третьем почти на пятьдесят. «Доброе утро», – говорила она своим чистым и мягким голосом всякий раз, как отпиралась на ее звонок дверь. Ее с любопытством оглядывали. Не всегда захлопывали дверь перед ее носом.

– Не знаете ли какого хорошего места? – спросила у нее одна из прислуг. – Здесь не ахти какое место. Платят всего три доллара. А нынче все берут четыре. Может, знаете какую-нибудь леди, которой нужна хорошая прислуга?

– Нет, – отвечала Селина, – нет.

В другом месте повар, заметив ее бледность и усталый вид, предложил ей чашку кофе. Она вежливо отказалась. Двадцать первая улица, Двадцать пятая, Двадцать восьмая. В ее кошельке было уже больше четырех долларов. Дирк утомился, проголодался и был близок к слезам.

– Последний дом, – обещала ему мать. – Это уж наверняка последний. Потом мы поедем домой, мальчик. Поедим дорогой, ты поспишь под мешками, как в палатке, и мы мигом доберемся домой.

Последний дом был новый, из серого камня, уже начинавшего темнеть и тускнеть от гари от проносившихся недалеко отсюда пригородных поездов Иллинойса. Окна в доме были широкие, стрельчатые и блестели, перед домом была площадка со статуями, а за домом – оранжерея. На окнах занавеси из дорогих кружев и плюшевые гардины. Весь дом за высокой железной оградой выглядел внушительно и как-то неприступно. Селина заколебалась, звонить ли. Ей чудилось что-то угрожающее, неприступное в этой решетке. Последний дом. У нее почти пять долларов, заработанных за один час.

– Еще пять минут, – сказала она Дирку, пытаясь говорить веселым тоном. Руки ее были полны овощей, которые она собиралась уложить в корзину у ее ног; вдруг она услышала над самым ухом:

– Ну-с, а где же ваш патент?

Она обернулась. Полисмен. Она молча глядела на него снизу вверх. «Какой огромный и какое ужасное и красное лицо у него».

– Патент?

– Да. Вы слышали ведь, что я сказал. Патент. Патент разносчика. Полагаю, у вас он имеется?

– Да ведь я… нет. Нет. Не имеется. – Она все еще глядела на него неподвижно. Его физиономия побагровела еще больше.