Константин Соргунов - Корпорация цветов

• Название: Корпорация цветов
• Автор: Константин Соргунов
• Жанр: Фэнтези

---

Верпа ненавидела никсов и не стеснялась демонстрировать своё тело во всех мыслимых и немыслимых позах, ничуть не считая, что унижает этим себя. Насколько мне известно, она также не была особенно щепетильна в отношении постели, и в её каюте побывал не один любитель "чего-то особенного". Несмотря на это, никто не осмелился бы назвать Верпу шлюхой. Даже никсы и те употребляли слово "легкодоступная", маскируя красивым словом постыдную суть. Нет, Верпа Райтер не была шлюхой. Верпа была циничной стервой, которая могла одним взглядом показать обидчику всё, что о нём думает. Насмешки и издёвки отскакивали от неё как горох от стены, а один из случаев у нас на корабле поставил её на недостижимую высоту для всех, кто хотел как-то её задеть.

После одного из дневных выступлений Верпа сидела в кресле в своей гримерной, откинувшись на мягкую спинку. Три года назад Верпа сломала позвоночник и была одним из первых пациентов проамериканской клиники, специализирующейся на дрэях. Верпу собрали буквально по кусочкам и по её случаю написали не одну диссертацию по анатомии дрэев, так что можно сказать, что Верпа невольно послужила на благо собственного народа. Сейчас она уже пришла в норму, а единственным, что напоминало о давней травме был стальной корсет, без которого Верпа не могла ходить. Был он довольно громоздким и Верпа использовала каждую возможность, чтобы хотя бы на время от него избавиться. До следующего выхода оставалось около двадцати минут, потому Верпа могла позволить себе отдохнуть. На маленьком столике дымилась чашка с кофе и лежал недоеденный круассан.

Неожиданно в гримерную ворвался помощник директора и с ходу принялся орать на Верпу. Не знаю, в чем была суть его претензий, но, кажется, ему не понравилось то, что дрэйка просто сидит и ничего не делает. Верпа внимательно его выслушала, потом взяла в руки чашку, сделала маленький глоток и спокойно спросила:

— Всё?

Помощник директора на мгновение опешил, а потом злобно бросил:

— Да, всё. Так какого черта ты тут расселась?

Верпа откусила круассан, медленно его прожевала (чем довела помощника просто до исступления), а потом негромко сказала:

— До следующего выступления осталось двадцать минут. Чтобы выйти на сцену, мне нужен корсет и я жду гримершу, которая поможет мне одеться. Без корсета я не смогу даже подняться с кресла.

Помощник немного растерялся и открыл рот, чтобы что-то сказать, но Верпа его опередила.

— Я не могу подняться с кресла, — повторила она. — Но меня вполне хватит на это.

С этими словами она взяла в руки чашку с дымящимся кофе и выплеснула его на белые брюки помощника. От неожиданности тот даже не вскрикнул, только стиснул зубы и издал тихий шипящий звук. Верпа как ни в чем ни бывало откусила круассан, прожевала и добавила:

— Пока ты переодеваешься, я успею закончить обед и одеться. А сейчас катись к черту.

Помощник побледнел как стена, глубоко вздохнул и быстро вышел. После этого случая никто не смел сказать Верпе и лишнего слова.

Верпа говорила, что любит свою работу. Я спорить готова, что так оно и было. Работа была единственным, что Верпа Райтер любила по-настоящему.

Когда я пришла работать официанткой на "Флагман", Верпа уже была местной достопримечательностью. Не скажу, чтобы у неё был какой-то особенный голос, но дрэйка на сцене, да ещё поющая дрэйка была в то время нонсенсом. Обаяние Верпы было, не побоюсь этого слова, звериным, и всякий, кто видел её хоть сколько-нибудь короткий срок, невольно попадал под её влияние. Если можно так сказать про дрэйку, то Верпа была женственной. Это признавали даже никсы.

В отличии от Верпы, свою работу я ненавидела. Пассажиры "Флагмана" словно хотели отплатить за то, что не могли сделать с Верпой. Они считали нас скотом, который не заслуживает снисхождения. В особенности меня изводил лёд, который они разбрасывали по полу. Людям, отдыхающим на теплоходе, почему-то казалось особенно забавным наблюдать ползающую на коленях дрэйку. Видимо, это предавало им чувства превосходства. Но я не буду рассказывать о всех издевательствах, которые мне пришлось претерпеть на "Флагмане", но скажу одно, уходить оттуда мне не хотелось. Потому что там была Верпа Райтер, циничная и остроумная, обаятельная и грубая Верпа Райтер.

Газетчики называли Верпу "прекрасной инопланетянкой", но инопланетянкой она не была. Как и все мы, Верпа Райтер не имела и понятия, как оказалась на этой земле. Этот вопрос до сих пор занимает величайшие умы, и, боюсь, вряд ли кто-то сможет найти правильный ответ. Да, нас, всех нас называли инопланетянами, гуманоидами, ученые со всего мира с пеной у рта выясняли, корабль из какой галактики принёс нас на Землю. Но, судя по всему, мы не были инопланетянами. Мы и сами не знали, кто мы и откуда, не помнили прошлого, и понятия не имели о том, что готовит будущее. Мы появились из ниоткуда и не знали, с какой целью. Просто однажды осенней ночью мы вышли из леса и оказались под недобрым грозовым небом, бесприютные и беспамятные, недоумевающие и напуганные. Холодный дождь хлестал по нашим хрупким телам, мы не держались на ногах и падали в лужи, затянутые подтаявшим льдом. До утра несколько тысяч дрэев скитались по сонным улицам маленького посёлка, а потом разразился кромешный ад. Нас расстреливали в упор, закидывали камнями, ломали кости и сдирали кожу. Нас резали ножами и опутывали верёвками, нас переезжали тяжелыми колёсами и топили в реках. Только ближе к вечеру посёлок оцепили, вошли войска, и оставшихся в живых дрэев погрузили в вертолёты. Нас доставили в крошечный военный городок под Петербургом, который в дальнейшем будет назван "Центром по контролю и поддержке пришельцев". Но это была бойня.

Мы умирали и нас убивали. Я говорю "мы", подразумевая собственный народ, но очевидцем тех страшных событий я не была, и восстановить их могу только приблизительно, по обрывкам чужих разговоров. В прессе о нас почти не писали, но и умалчивать событие такого масштаба не могли. Мы не могли дать никакой информации, потому что и сами ничего не знали, но информация была необходима обывателям. Потому и была придумана коротенькая история о потерпевших крушение инопланетянах, которые прилетели на Землю из далёкой галактики. Это устроило не всех, но по крайней мере поток вопросов несколько поиссяк. Только это и было нужно. Наступило относительное перемирие.

Вытянув из нас всё, что мы могли дать, нас, наконец, оставили в покое. Нам выделили кусок земли размером в несколько гектаров, построили бараки и окружили высоким забором. Жить там было можно, по крайней мере над нами больше не проводили никаких опытов и не стравливали с местными жителями. Но за дело взялись правозащитники, никсы и другие бездельники с армией волонтёров. Они требовали "жестоких русских" освободить "несчастных пришельцев". Шумиху они подняли немалую и получили широкий общественный резонанс. В итоге нас отпустили на все четыре стороны, даруя не нужную нам свободу в обмен на нашу безопасность. В одночасье нас лишили жилья и защиты, позволив нам самим решать собственную судьбу. Этот день был освещен со всех сторон в западной прессе, фотографии с нами были на обложках глянцевых журналов. Публика ликовала своей победе, правда, не очень долго. Вскоре все СМИ затрубили об угрозе новой разновидности гриппа и о нас забыли. Мы одичали.

Я не хочу рассказывать здесь, в собственном дневнике, о том, какие события последовали после того, как мы стали свободными. Информацию об этом можно найти в любой энциклопедии или газетной подшивке за период с девяносто девятого по пятый год, а потому я не считаю нужным говорить об этом. Моя история вовсе не завязана на том, что успели натворить мои сородичи, но есть один момент, который я уже озвучивала. Я ненавижу свой народ. Я ненавижу дрэев и ничего не могу с собой поделать. Ненавижу. Ненавижу.

Я родилась в Петербурге и несмотря на всё презрение, на все гонения, считала и буду считать себя настоящим петербуржцем. Я влюблена в свой город, в его атмосферу, в каждую улочку, каждый дом и каждый кирпичик в мостовой. Я готова целыми ночами гулять вдоль дремлющей Невы, в полночь останавливаться на мосту и смотреть в бледное северное небо, озарённое половинкой угрюмой луны. Я люблю встречать рассвет на лавочке Марсова поля, сонно брести вдоль канала Грибоедова и любоваться алым утренним солнцем, играющим на желтых стенах Гостиного Двора. Я люблю свой Петербург.

Моё самое страстное желание — отречься от собственной натуры и стать самым обычным, самым заурядным человеком. Я хочу спокойно ходить по своему родному городу, не опасаясь криков "бей дрэйку", более того, я сама хочу иметь возможность это закричать. Я понимаю, насколько абсурдно это звучит, возможно, психологи давно придумали красивое название этому феномену, однако для меня это не имеет никакого значения. Я осознаю, что испытываю ненависть к собственным сородичам, и, если честно, совесть по этому поводу меня не мучает. Я знаю, что я не такая как они, и эта разница приятно греет мне душу. Я не вандал и не варвар, я не оскверняю землю, по которой хожу, я не подкарауливаю в тёмных переулках запоздалых прохожих. Словом, я не делаю ничего из того, чем славятся дрэи, но это ни в коей мере не делает меня человеком. Люди видят во мне только дрэйку, существо из ненавидимой ими расы, и этого достаточно для того, чтобы превратить мою жизнь в настоящий ад. Конечно, сейчас с каждым годом им это удаётся всё труднее и труднее, но, поверьте, если есть желание, то никакой закон и программа "толерантного отношения к гуманоидам" не помеха. Дважды меня избивали в отделении милиции. Дважды в метро, на виду у сотен людей. Люди могут ненавидеть друг друга и готовы перегрызть глотку своему ближнему. Но когда перед ними возникает общий враг, они вдруг начинают чувствовать себя единым целым.