Юрий Томин - Повесть об Атлантиде

• Название: Повесть об Атлантиде
• Автор: Юрий Томин
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1962

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.

Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах. И вода из реки, в которой плавают зеленоватые пылинки — ее пьешь пригоршнями, — это не вода из крана. И вареный лук в супе — это не тот лук!

Мечтатели и романтики — герои этой книги, они любят путешествия, открытия, умеют не только мечтать, но и бороться.

---

Юрка отклонился на несколько метров, чтобы обогнуть упавшее дерево. Он все время видел ребят, и вдруг нога провалилась в пустоту; он покатился вниз, цепляясь пальцами за сухую, комковатую землю.

Он ничуть не ушибся. Все тело его было сейчас в том напряжении, когда не чувствуешь ни ушибов, ни боли. Вскочив на ноги, Юрка крикнул вверх, в серую муть, плывшую над головой:

— Я здесь! Сейчас вылезу!

Никто не откликнулся.

Юрка бросился вверх, но земля осыпалась под его ногами. И он побежал по дну оврага, отыскивая место, где можно выбраться.

Овраг не имел конца.

Под ногами хлюпала вода. Юрка понял, что это ручей. И понял, что остался один; один в горящем лесу — это все равно, что один во всем мире. Если бы у него было время, — может быть, он заплакал бы… Но он торопился — нужно было куда-нибудь бежать, все равно куда. И Юрка побежал вниз по долине ручья. Он выбрал верное направление, но не потому, что выбирал, а потому, что вниз бежать было легче.

Когда полчаса спустя ручей вывел его к реке и он увидел стоящую у берега лодку и ощутил тот же холодный, тугой ветер, то это показалось ему чудом — величайшим из чудес, которые бывают только во сне и которым трудно поверить.

Но тут он вспомнил о Димке и Петьке. И ему показалось уже, что не они его, а он их бросил, и Юрка подумал о том, как это должно быть невозможно и страшно вернуться домой без них.

Тогда он решил, что будет ждать их здесь хоть месяц.

А потом — заплакал. Теперь у него было время для этого.

* * *

Исчезновение Юрки ребята заметили почти сразу. Но «почти» — это очень много, когда летишь сломя голову.

— Стой! — крикнул Петька. — Где Юрка?

— Он тут был…

— Давай обратно!

— Ты посмотри, я здесь подожду, — сказал Димка.

Петька вернулся назад. Он помнил: когда перелезали через дерево, Юрка был рядом. Петька обошел дерево, заметил овраг, заглянул в него. Там никого не было.

— Юр-а-а!..

Дым спеленал звуки; лес не зазвенел, не откликнулся эхом, как прежде.

Петька подошел к Димке.

— Нет его… Давай вместе искать.

— Как же искать?.. — торопливо заговорил Димка. — Смотри, чего тут кругом… Мы сами не выберемся! Знаешь, Петь, он, наверное, вперед ушел.

И это объяснение вдруг показалось Петьке очень правильным. Он поверил ему сразу и без колебаний, потому что хотел поверить. Оставаться на месте было куда страшнее, чем идти вперед.

И они побежали дальше.

А дым становился все плотнее. Он оторвался от земли, окутал стволы; все стало нереальным, расплывчатым, мутно-серым. Сами того не зная, потеряв направление, ребята бежали по большому кругу. Они уже прошли самую далекую от огня точку и теперь снова приближались к нему.

Впереди посветлело. Они бросились туда. Пелена дыма осталась за спиной, и ребята увидели огонь.

Внизу он был не буйный, а какой-то ползучий. Пламя падало с верхушек деревьев, растекалось по земле извилистыми, удобными для него путями. Но вверху огонь шел по кронам сосен и кедров, и в глубине леса черно-рыжие языки сливались в один лохматый костер. Дым рвался вверх, но, прижимаемый ветром, опускался на землю за спинами ребят.

Они стояли на большой поляне. Но даже здесь струи воздуха были горячими и шершавыми. Они кололи щеки тысячами иголок, и казалось, что кожа на лице натянулась до предела и готова лопнуть.

Ребята повернулись и бросились в белесую муть, из которой только что вышли. Они бежали и чувствовали, что сердце каждого из них как будто переместилось в виски. Удары пульса стучали в голове все настойчивее и громче.

Петька с разбегу влетел в какой-то куст и, запутавшись в ветвях, повис на них. Несколько секунд он не двигался. Потом крикнул:

— Димка!

Димка оглянулся. Он даже остановился, чтобы повернуть назад. Он даже сделал один шаг по направлению к Петьке…

— Димка!.. — снова позвал Петька. Голос его был прерывистым и приглушенным.

И Димка вдруг испугался этого голоса. Жалость к самому себе пробудилась в нем — острая, беспощадная жалость. Ведь и он, Димка, мог бы лежать вот так и кричать таким голосом. Но этого не должно быть! Он еще может бежать… Он выберется… У него болит голова и стучит в висках, но он выберется…

И Димка скрылся в дыму. Он продолжал свой бессмысленный и бесконечный бег по большому кругу. Петька видел Димкину спину. Потом она исчезла. Только сейчас Петьке стало по-настоящему страшно. Он рванулся. Ветви отпустили его. Снова поплыла под ногами земля.

Петька тоже бежал по большому кругу…

Он не знал, сколько времени продолжался этот путь. Помнит лишь, что споткнулся, упал и рука его ощутила что-то мягкое и теплое. Это был Димка.

Два больших круга пересеклись в одной точке!

Димка потерял сознание, он был все равно что мертвый… Но Петька обрадовался ему, как живому. Петька толкал его и тряс. Димка не шевелился. Тогда Петька взял его за руку и потащил волоком по земле. У него оставалось совсем немного сил. И он вовсе не был героем… Просто Димка, даже такой, как сейчас, был нужен Петьке. Петька не хотел оставаться один — это было страшнее всего.

Но сил у него оставалось совсем немного. Через сотню шагов он повалился рядом с Димкой.

Они не слышали звона лопат и стука топоров. Они не видели людей, которые шли по лесу, вырубая просеку, чтобы преградить путь огню. Они не слышали голосов тех, кто звал их.

Петька словно сквозь сон почувствовал, как его настойчиво трясут за плечи. Чей-то голос, далекий и назойливый, словно комариная песня зудел в ушах: «Аленов… Аленов… Аленов…»

Петька открыл глаза и увидел над собой лицо учителя. Он не удивился и не обрадовался. Учитель всегда караулил его. Все было правильно.

— Аленов… Петя, где Аленов? Ты слышишь? Где Юра Аленов?

— Он там… — еле выговорил Петька.

— Где там? Покажи!

Но голос снова стал превращаться в писк… потом пропал совсем. Вместо лица учителя почему-то появилось лицо матери. Но и оно быстро исчезло…

13. Вода

Тот же ветер, что гнал пожар по лесу, приволок с океана тучи. В среднем течении Тунгуски шли долгие обильные дожди. Метеосводки с постов в эти дни были кратки и скучны:

«Дождь…» — вздыхала Тура.

«Дождь», — соглашался Искуп.

«Дождь…» — уныло подтверждала Вахта.

Потоки воды стекали по лощинам; соединяясь в разбухшие ручьи, сливались в Тунгуску. Ручьи стали речушками, речушки — реками, и мутная, вздувшаяся Тунгуска торопилась сбросить в Енисей лишнюю тяжесть.

Тучи, пройдя восточнее, миновали Усть-Каменск, но дождевая вода пришла вместе с рекой. Тунгуска поднялась почти как весной. Она разметала штабеля леса, сложенного на берегу, мимоходом слизнула катер, поднятый на катки для ремонта, и оборвала чалку паузка[5], который стоял выше порога. На этом паузке была Лена.

Она сидела на корме в низенькой будке, заваленной мотками провода, спальными мешками и вьючными ящиками. У борта хлюпала вода. Отставший лист фанеры хлопал по крыше. Паузок кренился, скрипел днищем по гальке, отходил и снова ударялся о берег.

— Ну и пусть, — шептала Лена, кусая губы. — Пусть… Так и надо.

Она чувствовала себя одинокой. Час тому назад она слышала, как звонко хохотал Леша, когда на него обвалилась палатка. «Почему он смеется? — подумала тогда Лена. — Разве это обязательно смеяться?» Ей казалось, что после смерти профессора Филатова все должно замереть, утихнуть, остановиться… Люди не могут, не должны смеяться, когда приходит такое несчастье. А Леша смеялся… И другие — тоже.

Лена обиделась и ушла. Ей не хотелось ни с кем разговаривать. Ей хотелось быть одной.

— Ну и пусть… — шептала Лена, вкладывая в эти слова обиду на Лешу, на ветер, который хлопал фанерой, на Сергея Михайловича, который вздумал перенести лагерь в другое место, куда уже не смогут, наверное, прийти ребята.

Все было плохо сейчас в этом мире.

Толчки внезапно прекратились. Прогромыхала по борту и шлепнулась в воду доска, перекинутая с берега.

— Ну и пусть! — сказала Лена, не понимая еще, что это означает.

Она вылезла на палубу и удивилась наступившей тишине: уже не скрипела галька под днищем, не стучала доска, смолк ветер. Только волны коротко и зло били в борта.

Она поняла, что паузок сорвало течением, но даже не очень испугалась. Это было еще одно несчастье, не слишком большое, потому что река — не море и где-нибудь паузок все равно прибьет к берегу.

В это время Сергей Михайлович, освободившись от дел, отправился проведать Лену. Вместе с ним был Леша, который должен был забрать с паузка спальные мешки. Выйдя к реке, они не увидели паузка и в первую секунду подумали, что ошиблись местом.

— Мираж! — усмехнулся Леша. — Только в миражах видишь то, чего нет, а здесь — наоборот. Так, товарищ начальник?