Татьяна Толстая - Детство Лермонтова

• Название: Детство Лермонтова
• Автор: Татьяна Толстая
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1964

«Драматически складывалось детство великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. Его отец — обаятельный, но эгоистичный, легкомысленный человек. Глубоко поэтичен образ его юной, рано умершей матери. После трагической ее смерти властная и суровая бабушка Арсеньева оставила у себя ребенка, несмотря на протест отца…»

«…Повесть дает представление о суровой эпохе крепостничества, свидетелем которого был Лермонтов…»

Из аннотации от издательства.

---

После того как мальчик стал бывать на воздухе, он окреп, хотя ходить все еще не мог, и Арсеньева брала его кататься в экипаже. Как-то они выехали в поле проверить всходы. Навстречу им шел пожилой крестьянин. Увидев Арсеньеву, он быстро сдернул шапку и поклонился ей в пояс.

— Ты чей? — спросила Арсеньева, кивая ему.

— К вашей милости, сударыня! — сказал крестьянин, продолжая кланяться. — Сысоевы мы, помещицы Савеловой.

— Что надо?

— Записочку вашей милости приказали отдать.

Арсеньева велела Никанору остановиться и быстро прочла записку.

— Ежели она доктора просит, что ж тебя пешком посылает?

— Перво-наперво недалеко тут, барыня-милостивица, а второе: ежели согласие будет, так она и лошадку пришлет.

— Ладно, ступай! Запрягай лошадку и скажи, что я позволила.

— Покорнейше благодарим, ваша милость!.. Дозвольте спросить: не к нам ли едете?

— Нет, всходы смотрю.

— Всходы хороши. Ох, хороши твои всходы! Часты да ровненьки, так и щетинятся, так и зеленеют…

— А я смотрю, не очень ровны. Кустятся они после дождей.

— И, барыня, не греши! Как пошли дожди, так и зазеленели поля. Теперь благодать: в рост пошли всходы, в рост. Вот, кабы бог своей милостью не оставил, урожай-то и собирать! Только бы вовремя убрать в нынешний год, то и горевать не станем!

Урожая ожидали хорошего, хлеб всем вышел: и колосом, и наливом, и соломой, но летом дожди не шли, молочко поприсохло у озимых, — и вдруг град побил зерно!

Крестьяне в селе печально вздыхали, считая: ежели в урожайные годы помещица по два пуда зерна в год на человека дает, то сколько же даст этой осенью? Теперь вся надежда осталась на яровые да на просо — выносливо оно в засуху…

…Уже довольно давно случилась беда у Лукерьи Шубениной: умерла свекровь, и семье стало худо без хозяйки. С той поры Лукерья стала лукавить: когда Мишеньку вывозили на прогулку, она просила дядьку Андрея везти мальчика в деревню, желая поглядеть на своих. Уж как ни робка была Лукерьюшка, а тут пошла напролом. Хозяйничала теперь старшая дочка Параскева, но она была еще подростком и не справлялась. Миша любил поездки в деревню: там он встречался с ребятами, разговаривал с крестьянами.

Христина Осиповна занемогла и лежала, и они только втроем — Миша, Андрей Соколов и Лукерья — добрались до избы Шубениных. Андрей вкатил сидейку на пригорок возле пруда. В коровнике лежал муж Лукерьи, Иван Васильевич, вдрызг пьяный, а старик отец пинал его в спину ногой, обутой в лапоть, и уговаривал сына:

— Валяется человек весь в навозе! Нашел место, где лежать! Срам! Детей бы постыдился и меня, старика!

Лукерья побледнела и побежала в сарай, а оттуда вышел дед Шубенин и с поклонами обратился к гостю:

— Прощенья просим, Михаил Юрьевич! Запил мужик, едва его из кабака привели.

— А где Степа и Вася? — спросил Миша.

— Ребята на пруд пошли купаться.

— Ну, я с тобой посижу, дед. Ты мне про Пугачева опять расскажи.

Андрей вкатил сидейку на низкие ступеньки крылечка, и лицо деда стало сосредоточенным и суровым. Он помолчал, вспоминая, и стал рассказывать:

— В нашей губернии, откуда я куплен, побывал Пугач и с помещиками обращался круто: кого повесит, которого забором придавит — приподымет забор, голову помещичью сунет под него, да и опустит колья на шею. Была помещица Петрова, до крестьян добрая, весь доход с имения с ними делила, — так когда Пугач появился, крестьяне пожалели ее, одели барыню в крестьянское платье и таскали с собой на работы, чтобы загорела и узнать ее нельзя было. А то бы ей казни не миновать от Пугача…

Очень интересовался Миша: каков же был собою Пугачев?

Рассказывал старик, что слышал от людей, которые его видели: борода у него богатая, кафтан парчовый, сапожки серебряные…

Миша терпеливо сидел с дедом, но ему захотелось пить, и он попросил воды.

— Кваску лучше, кваску! Сейчас, голубчик мой, с погреба принесу… Пойдем, Андрей, помоги!

Дед ушел вместе с Андреем Соколовым, а Миша в тишине деревенского зноя услыхал разговор, который его взволновал.

Надрывно и жалобно звучал со двора пьяный голос мужа Лукерьи, Ивана Васильевича, старавшегося почетче выговаривать слова:

— И где ж ты его оставила?

— А с дедом. Он ему про Пугачева сказывает. Ох, померла наша мамка не вовремя! Хозяйки-то дома нет, поди, уже восемь годов. — Дрожащий голос Лукерьи зазвучал заботливо и успокоительно. — Может, нанять кого?

Но муж заявил, что не желает чужой женщины в доме, раз есть своя жена.

— Ох, доколь же тебе цуцкать чужого, когда своих четверо?

Лукерья жалобно оправдывалась:

— Да я ж не своей волей ушла!.. А теперя он мне вроде своего стал. Очень ласковый, да вот беда — жидкий здоровьем, золотушный, горячки его одолели…

Подвыпивший Иван Васильевич разошелся:

— Ох, и тошно мне! Одно остается в жизни: нового Пугача ожидать, чтоб стать в ряды его войска!

Тем временем вернулся дед с кружкой кваса. Миша рассеянно выпил и велел позвать Андрея Соколова. Андрей тотчас же явился, а за ним и Лукерья с мужем, который с трудом стоял на ногах. Поглядев на мальчика, Иван Васильевич язвительно спросил:

— Здоров, Михаил Юрьич! По-прежнему с бабушкой воюешь?

— А ты, — хладнокровно сказал мальчик, — тоже воевать задумал? В ряды пугачевских войск стать желаешь? А почему не мечтаешь стать Пугачевым?

Хмель соскочил с могучего крестьянина, и он ответил быстро:

— Не всякому, ваша милость, положено быть Пугачевым. Талан определен от бога на то, ваша милость…

Разговаривая с мальчиком, муж Лукерьи спохватился, что отвечает ему не как мальчику, а как взрослому.

— А я бы мог стать Пугачевым, если бы захотел, — сурово обрезал его Миша и приказал: — Андрей, вези меня домой!

Повернувшись к Ивану, мальчик сказал четко и убедительно:

— Трех дней не пройдет, как Лукерьюшка вернется в твою избу и с семьей доживать свой век будет. Жаль мне ее тебе отдавать, но отдам, потому что дети твои растут как сироты. Прощай!

Андрей с помощью побледневшей Лукерьи осторожно скатил с крыльца сидейку, застегнул дорожный фартук от пыли. Лукерья засеменила рядом с катящимися колесами, а Иван, перебирая шапку в руках, долго смотрел им вслед и смущенно бормотал:

— Прощенья просим, ваша милость…

Когда Миша вернулся домой, бабушка забеспокоилась, почему он озабочен. Он ответил, что ему надоела женская прислуга, что он уже достаточно вырос и не хочет иметь нянь. Пусть останется по-прежнему Христина, а всех нянек — вон! Есть у него дядька Андрей — и хватит, а то четыре няни за ним одним ухаживают!

Арсеньева перекрестилась:

— Что ж, Мишенька, ты ополчился? Кто тебя прогневил? Лукерья?

— Нет.

— По-моему, тоже не она. Лукерья женщина хорошая. Если не хочешь ее в нянях оставить, я ее горничной определю или поварихой.

Но Миша сердился и волновался. Он не хочет больше видеть Лукерью, пусть ее отпустят домой! Няни его стесняют. Миша сдвинул брови и бросал грозные взгляды на бабушку; Арсеньева забеспокоилась: Мишенька разошелся и может опять заболеть!

В долгих спорах прошел вечер, а Лукерья, с трепетом слушавшая разговор бабушки с внуком, потихоньку молила бога, чтобы ей разрешили вернуться к семье.

Наутро Миша пришел к бабушке, приласкался и спросил, можно ли отпустить няню Лукерью домой. Арсеньева нахмурилась, и Миша почувствовал, что она откажет. Тогда он попросил бабушку выслать всех девушек из комнаты, потому что хочет ей открыть секрет. Арсеньева, испуганная настойчивостью мальчика, исполнила его желание, а он зашептал таинственно и горячо, что надо отправить Лукерью в деревню, а то будет плохо. Испуганным голосом, начиная верить в то, что говорит, мальчик рассказал, что вчера видел во сне старую и злую цыганку. Цыганка сказала, что если при Мише будет находиться Лукерья, то он будет болеть и скоро умрет, а как только она уйдет к мужу и начнет жить в своей избе, он поправится и останется жив.

Арсеньева побледнела, позвала Дарью и велела ей подать капли. Посмотрев на бабушку, Миша понял, что его дело выиграно. Перекрестившись, суеверная Арсеньева вызвала Лукерью. Та в смятении повалилась на колени, боясь взглянуть в лицо помещицы, от которой зависела ее судьба. Но Арсеньева сухо сказала, что благодарит Лукерьюшку за верную службу, отпускает домой, и сейчас же велела ей собирать свои вещи.

Послали за мужем Лукерьи, чтобы он помог жене снести узел на деревню. Миша просил разрешения у бабушки подарить Лукерье кое-что для детей. Арсеньева машинально согласилась и беспокойно поглядывала: не пришел ли Иван?

Наконец тот появился, совершенно растерянный, долго кланялся Арсеньевой и искоса поглядывал на Мишу, который вызывающе смотрел на него.

Иван взвалил себе на плечо большой узел Лукерьи с разными подарками и ее вещами, и они удалились, веселые и счастливые. Бабушка долго жалела, что лишилась такой хорошей няни, но Миша сказал, что ради спокойствия бабушки он готов теперь выносить всех остальных нянюшек, потому что цыганка про них ничего не говорила.