Гала Рихтер - Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

• Название: Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера
• Автор: Гала Рихтер
• Жанр: Фэнтези

Он не нужен родителям. От него отказалось общество. В его глазах всегда таится ожидание подвоха… но под броней ежиных игл бьется сердце обычного мальчишки, который желает лишь одного — чтобы его любили. Впрочем, сам он в этом не признается никогда. Скорее уж плюнет вам на ботинок или просто облегчит ваш карман на несколько долларов. А вы и не заметите. Он — Чарли Рихтер.

---

За последние две недели все было слишком, неправдоподобно хорошо, и интуиция мне нашептывала, что так не бывает. Не бывает, и всё тут. Когда все идет хорошо, обязательно появляется какая-нибудь заноза, которая все портит.

И, как правило, заноза эта впивается в самое больное место.

* * *

— Итак, кто из вас скажет, что именно хотел сказать Сэлинджер в романе "Над пропастью во ржи"?

Класс загудел. То ли им это было на самом деле интересно, то ли, наоборот, не поймешь. Проучившись три месяца с юными гениями, которые с легкостью оперировали понятиями формальной логики, читали в оригинале Шиллера и возводили в уме число "пи" в энную степень, я немного отвык от обычных пятнадцатилетних лоботрясов, думающих только о гонках на орбите, эстрадных звездах и половом созревании. Чикагская школа, в которую меня определили Мелани и Лоуренс, была типичной для большого города, с этими курсами эстетики, изобразительного искусства и физкультуры. Меня "не катило", но деваться было некуда, по крайней мере, пока. Отправиться в "Новый дом" не давали спецслужбы, мотивируя это тем, что однажды нас оттуда уже похитили, и второй раз рисковать не очень хочется. Пит и Джой на этот счет могли не волноваться — оба курс средней общеобразовательной школы уже окончили, и теперь могли выбирать любой факультет любого университета страны — если бы захотели. Но Питер все время торчал в отцовском кабинете, помогая отцу с какими-то сверхсекретными разработками, а Джой попросту бездельничала, отмазываясь тем, что у нее внеплановые каникулы и куча дел, связанных с личной жизнью. Словосочетание "Джой Чейс и личная жизнь" доводило меня до зубовного скрежета, но, по крайней мере, Питер перестал смотреть на меня зверем и припоминать тот злосчастный поцелуй.

— Рихтер! — меня толкнул локтем сосед по парте, — Тебя спрашивают!

Я поднял голову и столкнулся взглядом с глазами преподавательницы. Сэлинджера я не читал, и отвечать мне, если честно, не хотелось:

— Прошу прощения, мэм, может быть, спросите у кого-нибудь другого…

По классу поползли ухмылки. Репутацию главного анфан террибля старшеклассников я заполучил в течение всего нескольких дней, проведенных в новой школе. Уроки меня не слишком-то интересовали, паре спортивного вида придурков (как позже выяснилось — звездам местной бейсбольной команды), пытавшимся язвить на мой счет, накостылял без особых угрызений совести, и на сентенции учителей мне было откровенно чхать. Что я и демонстрировал. Директор пытался надавить на Чейсов, на что получил вполне адекватный ответ от Лоуренса: тот пришел, полистал школьную программу, по уровню сложности мало чем отличающуюся от жевательной резинки, и сказал мне дома "делай-ка, сынок, что хочешь". Так что, мое нахождение в классах обуславливалось лишь тем, что мне надо было хоть как-то себя занять, плюс тем, что Риди больше не мог меня покрывать — мое "дело" было передано какому-то козлу из вечных бюрократов, и при непосещении школы меня могли "щелкнуть" из Отдела по делам несовершеннолетних.

— Знаете, Рихтер, — сказала мне мисс Гудвин после звонка, — Моя бы воля, я бы вас даже на порог своего класса бы не пустила.

Я отправил ей самую очаровательную из своих улыбок:

— Мэм, вы не поверите, но будь на то моя воля, я даже мимо вашего класса бы проходить не стал.

Ну да, я хам. Но меня действительно раздражают люди, навязывающие свое мнение всем и каждому. Еще больше раздражает, что как раз такие чаще всего идут в учителя.

Мне выставили очередную "D" за урок, и я с чувством выполненного долга побрел к раздевалке. Впереди толкались школьники, которым надо было успеть на автобус, и я, встав чуть поодаль, наблюдал за тем, как они забирают куртки из гардероба, с шумом и визгом. Кто-то упал, кто-то уронил сумку, и ее затоптали. Вот бред. И этот бред происходит каждый день.

Идиоты. Ненавижу толпу. И когда орут, терпеть не могу.

— Рихтер, ты пешком?

— Да. А что?

— Пойдем вместе?

Предложение прозвучало от Неда Дэйвиса, местной "белой вороны" до моего появления. Дэйвис был то ли метис, то ли на четверть индеец, с такими же, как у меня, черными волосами. Черты лица у него были вполне европейские, но резкость скул явно унаследовалась от исторических предков. Я лично слыхал, что девчонки перешептывались насчет того, что Дэйвис хоть и придурок, но симпатичный. Придурком он не был: мне кажется, Нед просто жил в каком-то придуманном собой мире, в фантазиях, куда мало кого допускал. Его травили те же футбольно-бейсбольные звезды, что пытались задевать меня, и уже это заставило меня ответить:

— Пошли.

Мы наконец добрались до курток, и, одевшись, вышли из школы. Начиналась легкая метель, и я поплотнее закутался в подаренный Мелани шарф.

— Ты живешь на Ривер-сайд? — то ли спросил, то ли констатировал он. Я кивнул. — А я на улицу выше. Я читал о тебе в газетах. Ты правда гений?

— Я? — и чего только эти клятые писаки не придумают! — А что, похож?

— Не знаю, раньше не встречал, — усмехнулся Дэйвис, — Но ощущение того, что тебе абсолютно на все плевать, складывается. Так, по-моему, могут только гении или…

— Или кто? — я язвительно хмыкнул. Дэйвис задумался на секунду, а потом все же выпалил решительно:

— Или чокнутые по жизни. Без обид.

— Интересная версия, — я чуть отстал, нагнулся, подхватил комок снега и слепил из него шарик. Тщательно прицелился и запустил в Неда. Глазомер меня не подводил никогда, и вся спина Дэйвиса была в снегу:

— Эй! — возмутился он. Я встряхнул снег с перчаток и довольно развел руками:

— Без обид. Я не совсем чокнутый, и уж точно не гений. Просто, так получается…

— Быть сильным? — спросил он заинтересованно.

А, вот в чем дело, понял я. Неду Дэйвису просто надоела роль местного козла отпущения, и он нашел себе гуру в лице меня. Зря. Мы остановились под фонарным столбом, и в его свете я увидел горящие каким-то жадным огнем черные глаза. Нет…нет, нет, нет! И еще раз нет!

— Слушай, Нед, не обижайся, но тут я тебе не помощник. Я не сильный, просто… я мыслю другими категориями, не как ты или все остальные в школе.

Как бы тебе сказать, чтобы не шокировать, что в то время, когда ты еще читал комиксы, я уже был под надзором доблестной полиции Соединенных Штатов? Вот ведь незадача…

— Какими?

А ты настырный…

— Слушай, Дэйвис, у тебя покурить не найдется?

— Держи, — он протянул пачку мерзкого легкого "Кэмэла", который и курить-то бесполезно. Ну, ладно, мне не для никотина, а для передышки.

— Спасибо.

Я увидел недалеко скамейку, подошел к ней и взгромоздился на спинку, игнорируя удивленные взгляды двух идущих за нами старух. Дэйвис сел рядом.

Внезапно я поймал себя на мысли, что мы, вообще-то, похожи. Не только внешне (я наконец сходил в парикмахерскую, где мои лохмы быстро превратились в аккуратную классическую стрижку, хотя концы все равно жутко завивались — у Дэйвиса была похожая прическа), но и чем-то еще.

— Мне надо знать, — сказал он упрямо, — Не хочу больше быть фриком. Правда, надоело. Все норовят достать, девчонкам нравятся идиоты из команды, даже драться бесполезно.

Я затянулся.

— Дэйвис, поверь мне на слово, лучше быть "белой вороной", чем шляться с малолетства по улицам, жрать то, что успел спереть с прилавка, и жить среди воров и бомжей. У тебя родители есть?

— Да ну их, — отмахнулся он. Значит, есть.

— Они тебя бьют? Или там пьянствуют беспробудно?

На лице у Неда возникло странное выражение.

— Нет, конечно! — сказал он шокированно. — Просто…им плевать на меня.

— Ага, — скептически сказал я, — Дэйвис, плевать — это когда девятилетнего мальчишку мать вышвыривает из своей жизни и сдает в детдом. Плевать — это когда ты знаешь про своего отца только то, что он гипотетически существует, и всё: не имени, ни фото, ни даже трогательной истории о том, что он был астронавт-испытатель и погиб на Плутоне во время экспедиции. Вот это — плевать! А все остальное делаем мы сами. Хотим — отличаемся от всех, хотим — бываем похожими. И ни хрена никто не поможет, пока ты сам, своим умом, до этого не дойдешь.

Я закончил, поражаясь тому, как легко меня оказывается "раскрутить" на эмоции, и, затянувшись едва ли не до фильтра, выкинул окурок в ближайшую урну. Нед смотрел на меня широко раскрытыми глазами:

— Что? — огрызнулся я в ответ на его невысказанный вопрос, — Трагедию в греческом стиле придумывать себе не надо, романтического флера во всем этом ни на цент. Это больно, холодно и обидно, уж поверь на слово.

— Да… проверять не хочется, — поежился он. — В газетах об этом почему-то не писали.

— И не напишут, — пессимистично подвел разговору итог я. Чертовы журналюги… — Пошли-ка домой, сегодня прохладно.

— Пойдем.

На перекрестке мы расстались, кивнув друг другу на прощание, и я, поглубже зарывшись носом в шарф, зашагал к дому.