Александр Поповский - Пути, которые мы избираем

• Название: Пути, которые мы избираем
• Автор: Александр Поповский
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

Александр Поповский известен читателю как автор научно-художественных произведений, посвященных советским ученым. В книге «Пути, которые мы избираем» писатель знакомит читателя с образами и творчеством плеяды замечательных ученых-физиологов, биологов, хирургов и паразитологов. Перед читателем проходит история рождения и развития научных идей великого Павлова, его ближайшего помощника К. Быкова и других ученых.

---

— Надо вам знать, Александр Алексеевич, — продолжал Быков, — что у нормальных людей давление крови устойчиво и держится на сравнительно постоянной высоте. Только душевные волнения и напряжения мышц нарушают это постоянство. С исчезновением причин, поколебавших душевное равновесие, кровообращение выравнивается. Обо всем этом я не раз уже вам говорил.

— Я хорошо это помню, — попытался вставить слово студент.

Но профессор не стал его слушать.

— Говорил я вам также, — не меняя тона, продолжал ученый, — что наши сосуды необыкновенно подвижны. Что бы ни коснулось наших органов чувств — холод ли, жар, неожиданный шум, смена освещения, чувство радости или страха, даже легкое прикосновение к кожным покровам, — ничто не остается без ответа сосудов. Ответ их колеблется от едва уловимого сужения или расширения просветов до предельно острого невроза. Во всех случаях жизни первый отклик организма на раздражение, — сужение сосудов.

Профессор замолчал и с досадой взглянул на студента.

«Ничего вы не усвоили! — мысленно добавил он. — Упрямец вы и тугодум».

— Я старался все усвоить, — спокойно произнес Рогов, — но не всему в литературе поверил. Мне казалось невероятным, чтобы вдыхание аромата духов или решение арифметических задач уменьшало объем предплечья, а какое-нибудь другое удовольствие или неудовольствие увеличивало его. Сомневаюсь также, чтобы вены и артерии при первой же вспышке электрического света сужали свои просветы.

Ученый мог убедиться, что Рогов над многим подумал, проявил осторожность, хотя самое существенное и упустил.

— Нельзя проявить какое-либо чувство без того, чтобы не вызвать раздражения нервной системы, ускорения пульса, дыхания и сужения кровеносных сосудов, — сказал ученый. — Страх, например, сильнейшим образом сокращает просветы сосудов и может даже привести к остановке кровообращения. Был такой случай. Знаменитый хирург, опасаясь, что обескровленный больной не вынесет операции, крикнул ему в критический момент: «Возьмите себя в руки или вы умрете!» Страх смерти привел в действие все ресурсы организма, и оперируемый был спасен. Каждому психическому состоянию, надо вам знать, соответствует определенное изменение в кровообращении и дыхании. Советую вам этого не забывать.

Рогов обязательно это запомнит. Теперь, когда выяснилось, что всякий внешний раздражитель — будь то дребезжание звонка, стук метронома или вспышка света — способен с первого же раза оказывать влияние на сосуды, он знает, как поступить. Прежде чем вырабатывать временную связь, следует испытать сосуды исследуемого — испытать стуком метронома, звучанием колокольчика, вспышкой электрического света, ничем эти сигналы не связывая. Кровеносная сеть как бы «свыкнется» с ними и не будет на них откликаться.

Школьный учитель

Снова встретились ученый и его помощник. Их беседа затянулась надолго, но ко временным связям кровеносной системы разговор не имел отношения. Профессор счел своим долгом отметить трудолюбие и старания Рогова, поздравил его с успехом и заодно — с окончанием педагогического института. Похвально, что он выбрал темой для дипломной работы опыты, проведенные в физиологической лаборатории. Превосходное начало для будущего физиолога. Не всякий мог бы похвалиться такой удачей на школьной скамье.

— Я надеюсь, Константин Михайлович, — после некоторой паузы сказал бывший студент, — что вы позволите мне продолжать наши исследования.

На эту скромную просьбу Быков поспешил ответить согласием. Конечно, позволит, какой странный вопрос! Им предстоит еще серьезно потрудиться, работы хватит на целую жизнь.

— У меня не будет возможности уделять много времени физиологии, — смущенно заметил помощник: — я стал педагогом и на днях приступаю к занятиям.

Какое странное решение! Он будет школьным учителем, а как же с физиологией, с опытами на кровеносной системе?

Рогов, кажется, проявлял к ним большой интерес, радовался и был счастлив малейшей удачей. Кто мог подумать, что его увлечение так скоро пройдет! Принял решение и даже не предупредил! Хорош помощник, нечего сказать! Тратишь время, трудишься, терпишь упрямство человека, а он, оказывается, Преследует какие-то непонятные цели…

Верный своей манере держаться тем деликатнее, чем сильнее обида, нанесенная ему, ученый сказал:

— Жаль, что вы покидаете нас. Мы не смеем вас, конечно, удерживать. Всякий знает, что нелюбимая специальность делает человека несчастным. И все-таки очень и очень жаль.

Рогова это растрогало. Ученый коснулся чувствительнейшей стороны его души, разгадал сокровенные думы. Подобная чуткость одинаково заслуживает признательности и доверия.

— Я никогда и не помышлял вас покидать, — сказал он. — Ваши занятия меня очень увлекли. Я полюбил физиологию и с болью в душе вынужден стать педагогом… На это есть свои причины.

Простодушное признание помощника не оставило профессора в долгу. Он кивком головы подтвердил свое согласие с его убеждениями. Склонный сейчас больше слушать, чем говорить, ученый меланхолично заметил:

— Профессия учителя — почетное занятие, я отлично вас понимаю.

— Меня вывел в люди мой школьный учитель, — продолжал растроганный молодой человек. — Звали его, помню, Василий Гаврилович… Когда я в 1916 году окончил сельскую школу, он, прощаясь, сказал мне: «Вам надо учиться. Отправляйтесь в Петроград и поступайте в Земскую учительскую школу. Вас обеспечат там всем, вплоть до книги и тетради. Через несколько лет вы выйдете оттуда учителем. Я в этой школе когда-то учился, хочу, чтобы и вы окончили ее».

Рогов умолк и задумался. В эту минуту он был мыслями далек от лаборатории: лицо его, вдохновленное воспоминаниями, показалось Быкову мужественным и непреклонным.

— Василий Гаврилович, — продолжал Рогов, — привил мне любовь к естественным наукам. Он взял с меня слово, что я буду учителем, и я искренне мечтал стать таким, как он…

— От вас теперь зависит осуществить свою мечту, — неопределенно заметил профессор.

— Не совсем, Константин Михайлович, не совсем… Я увлекся физиологией, горячо полюбил ее, и мне будет нелегко с ней расставаться. Поэтому я и просил разрешения некоторое время поработать у вас…

Искренность помощника не могла не тронуть ученого. Он сам был учителем и не мог не понять своего ученика. «Этот юноша, — подумал Быков, — хочет сочетать педагогику с физиологией. Что ж, дадим ему экспериментировать, посмотрим, какой из этого выйдет толк. Может, впрочем, получиться и недурной гибрид…»

Жизнь Рогова весьма усложнилась: он писал дипломное сочинение, преподавал естествознание в школе и продолжал свои опыты в институте. С некоторых пор сюда стали приходить его ученики — молодые друзья с алыми галстуками. Они приезжали на Мойку с Петроградской стороны, занимали свои места у змеевика и охотно выполняли требования исследователя. Это были добросовестные и верные помощники; не в пример взрослым, они никогда не опаздывали и подолгу сохраняли интерес к физиологии.

Рогов превращал свои опыты в школьные занятия; показывал своим пионерам аппаратуру, с увлечением рассказывал о Павлове, выговаривал непослушным, хвалил усердных и всех без разбора наделял мелочью на трамвай.

В ту пору, когда Рогов вел свои исследования на кровеносных сосудах, одна из студенток педагогического института, помощница Быкова, проделала следующий опыт. В течение некоторого времени собаке давали корм под стук метронома и отказывали ей в пище, когда звучал колокольчик. Первый сигнал вызывал у животного слюноотделение, а второй — торможение, подавление чувства голода.

Упрочив эти временные связи, студентка стала запрягать собаку в тележку и вынуждала ее возить двадцать шесть килограммов груза со скоростью пять километров в час. Уставшее животное заключали в станок и проверяли его состояние. Работа в упряжке резко сказывалась на прочности временных связей: звуки метронома, вызывавшие слюноотделение, утрачивали свое влияние на слюнную железу. Зато звон колокольчика, подавляющий чувство голода, еще более упрочивал свою власть. Собака спокойней относилась к лишениям, которые недавно переносила с трудом. Знакомая картина из повседневной жизни: усталый жаждет покоя, страсти теряют свою силу над ним. Ему легко отказаться от того, что недавно было желанно. Ограничения не печалят и принимаются без труда.

Быков решил этот опыт повторить на человеке, выяснить, в какой мере мышечное напряжение отражается на прочности временных связей, предварительно выработанных и закрепленных на кровеносных сосудах. Рогов внимательно выслушал профессора и попросил его вновь повторить. Ему все ясно до конца, ничего сложного в этих опытах нет, но он не уловил самого важного: что именно хотел бы Быков установить?