Альберт Цессарский - Чекист

• Название: Чекист
• Автор: Альберт Цессарский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1960

Цессарский Альберт Вениаминович родился в 1920 году в Одессе. По профессии врач.

В годы Великой Отечественной войны находился в десантном партизанском отряде полковника Д. Н. Медведева в глубоком тылу врага. Член КПСС с 1943 года.

После войны работает врачом в системе Московского здравоохранения.

Печататься начал с 1952 года в периодических изданиях. В 1954 году была опубликована и поставлена пьеса А. Цессарского «Воспитание чувств» («Иван Груздев»), в 1956 году в издательстве «Советский писатель» вышла повесть «Записки партизанского врача».

Главы из повести «Чекист» печатались в журнале «Молодая гвардия».

---

В общем, эмиссар заграничного центра был перепуган насмерть, жалко дергал щеками, и прозрачные глаза его то и дело наливались слезами.

Когда он стал повторяться, его увели.

— Положение действительно серьезное, — задумчиво проговорил Латышев. — Нужно узнать, что успели тут сорганизовать, нужно взять всю организацию целиком. Наверняка твои футболисты — только маленькая веточка. И, может быть, ты прав: убийство на заводе тоже дело их рук... Будем действовать немедленно, но осторожно. Вот что, иди отсыпаться. Пошлем туда... Что ты на меня так смотришь?

— Удивительная у меня судьба! — с горечью воскликнул Медведев. — Стоит мне что-то начать, как меня куда-нибудь переводят или посылают отсыпаться. Неужели мне никогда ничего не удастся завершить?

Латышев улыбнулся, промолчал.

— Ну вот, конечно, я же вижу, Михаил Иванович, что ты собираешься делать!

Латышев насупился, принялся теребить свою бороду. Проговорил угрюмо:

— Тебя могли приметить. Этот футболист Володя Родневич, да и другие... Не могу рисковать тобой.

— Значит, вместо меня пошлешь другого? Разве для него опасность будет меньше? Больше! Он не знает их так, как я. А если я сделал что-нибудь не так, если был недостаточно осторожен... Я не хочу, чтобы другой поплатился за меня! — В последних словах Медведева было такое волнение, что Латышев оставил в покое бороду, пристально посмотрел на него.

А в памяти Медведева возникла кирпичная заводская стена и мертвый Миша с выколотыми глазами. Он схватил руку Латышева, сжал ее с силой.

— Михаил Иванович, к Родневичу пойду я! Только я! И не волнуйся, все будет в порядке. Володя меня не видел. С этим офицериком он тоже не встречался. На явке в Овидиополе ему только сообщили, что эмиссар прибыл, чтоб в городе его ожидали. Володя вернулся и до утра из дому не выходил. А в Жоре я уверен, как в самом себе. Я пойду, Михаил Иванович! — Он умоляюще смотрел на Латышева. — В конце концов, я буду лучшим эмиссаром, чем этот слюнявый офицерик, честное слово. Идет?

Латышев, пряча глаза, отрицательно качал головой. Но Медведев уже горячо пожимал ему руки.

— Спасибо тебе! Я иду к ним!

* * *

После условного стука прошла минута шорохов и шепота за дверью. Затем высокая дубовая дверь мягко отворилась, и Медведев вошел в квартиру Родневичей.

В просторной полутемной прихожей тускло, как в церкви, горела под высоким потолком люстра, затянутая белой кисеей. Зеркала и канделябры холодно отсвечивали инеем. Белокурый юноша четко наклонил и вскинул голову, щелкнул каблуками, восторженно впился в него глазами. Судорожно дышала портьера, закрывавшая вход в комнаты.

Медведев важно и почтительно обратился к портьере:

— Судьба России в ваших руках!

На этот пароль оттуда стремительно вышла маленькая полная женщина. Царственным жестом протянула руку. Конечно, он должен был по старой офицерской привычке щелкнуть каблуками и поднести руку к губам. Но он замешкался, не сразу сообразив, что нужно делать. Наконец энергично, с силой тряхнул эту холеную, пухленькую ручку. Елена Андреевна удивилась, но тотчас объяснила его вольность возвышенными побуждениями.

— O, destin![3] Теперь мы все солдаты! — с ослепительной простотой сказала она. (Пусть в Европе знают, что мы здесь еще не совсем одичали!) Проплыла в гостиную.

И здесь все было в снежных, будто обледенелых чехлах.

Церемонно, точно замороженный, встал отец и тут же вновь сложился в прямой угол. Все уселись и торжественно застыли.

Сначала Елена Андреевна молча читала привезенные Медведевым письма и, не показывая ни отцу, ни младшему брату, прятала в карман листок за листком. Верхняя губка, покрытая черными усиками, беззвучно шевелилась.

Невыносимо гулко щелкали огромные часы между зашторенными окнами.

Наконец Елена Андреевна дочитала.

— Итак, — спросила она тоном опытного конспиратора, — как я должна вас называть? Так же, как муж называет вас в письме?

— Нет, здесь я прошу именовать меня Дмитрием Николаевичем, — внушительно произнес Медведев. — Это будет надежнее.

Родневич понимающе опустила глаза: приказ есть приказ.

— Мне поручено выяснить положение дел на месте, — сухо начал Медведев. — Сейчас мы должны учесть каждую боевую единицу, выяснить все наши возможности. Прошу доложить. — Он с официальным видом откинулся к спинке кресла. (Проклятый крахмальный воротничок с непривычки мучительно пилил шею).

— Можно ли понять ваши слова как сообщение о подготовке к решительным действиям? — осторожно осведомился Родневич-отец.

Медведев предусмотрительно промолчал. Старик истолковал его молчание по-своему.

— Я говорил! Я говорил! — вскричал он.

— Что вы говорили? — уничтожающе глядя на него, процедила дочь.

— Ну как же, Элен, на Генуэзской конференции большевикам было ясно заявлено...

— А я не верю ни в каких варягов! Не верю, не верю! Только мы сами, своими руками спасем Россию! — быстро и энергично заговорила Елена Андреевна, в волнении прижимая руки к своему пышному бюсту. — Я надеюсь, высокое командование рассчитывает на наши национальные силы. На истинных русских. Не так ли?

Медведев, лавируя между отцом и дочерью, ответил укоризненно:

— Я не уполномочен обсуждать действия командования.

— Простите. Вы правы, — вспыхнула Елена Андреевна, взглядом обещая отцу изрядную головомойку за то, что он толкнул ее на бестактность. — Итак, Дмитрий Николаевич, мы делаем все, что можем. И кое-чего мы уже достигли.

Она подробно рассказала о явке, устроенной в немецкой колонии под Овидиополем, о группе из нескольких педагогов и старших школьников, организованной отцом.

— Есть у нас две группы, объединяющие деловых людей в городе. Есть группа заводской интеллигенции. Сейчас мы заняты организацией боевой группы среди студентов. У нас есть для этого блестящая возможность! И наконец... наконец, под нашим влиянием некоторые спортивные организации...

Она мельком поглядела на Володю, тот покраснел от радости.

— У вас успехи! — позволил себе слегка похвалить Медведев.

Она только того и ждала. Имена, адреса, подробности так и посыпались. Заметив, что гость оживился, Елена Андреевна вошла в совершенный раж. Она уже придвинулась к нему и напористо говорила, говорила, толкая его коленками.

— О, у нас намечено в нужный день взорвать важнейшие здания, фабрики, мастерские. Мы взорвем весь порт! Захватим власть! Нас поддержат все порядочные люди в городе. А остальные — мужичье, которое называет себя народом, — они даже и не поймут. Им все равно!

— Достаточно ли вы обеспечены оружием? — озабоченно спросил Медведев.

— То, что нам прислали с Костей, мы пока держим в запасе.

— Надежно спрятано?

— О!.. — с улыбкой произнесла Елена Андреевна, бросив короткий взгляд в сторону прихожей.

Медведев удовлетворенно кивнул.

Он знал уже почти все, но оставалось сомнение: не хвастает ли она, действительно ли существует заговор и есть люди? Может быть, кроме Володиных футболистов, все остальное только еще в мечтах тщеславной истерической дамочки?

— Подумать, ведь вы ежеминутно рискуете жизнью! — с состраданием сказал Медведев.

Она вскочила и произнесла давно взлелеянную фразу:

— La vie n’est rien, c’est I’idée qui est tout![4]

Математика, видимо, коробило от экзальтации дочери. Но Володя смотрел на сестру с восхищением.

Медведев решил, что лучше высказать почтительное удивление и поскорее отвести разговор на спокойные темы, где мадам не будет пугать французскими скороговорками, в которых он понимал одни междометия.

— Да, да, — сказал он, разводя руками и отчаянно про себя чертыхаясь. — Да, да, конечно... это очень, очень... Но, видите ли, о вас будет доложено в весьма, так сказать, высоких кругах, возможно даже...

— В высочайших? — замирая от волнения, перебила она.

— Возможно.

Голова ее горделиво откинулась назад. Слабая улыбка заиграла на лице. Она, провинциальная дворяночка, станет первой дамой России... Внезапно она побледнела.

— Дмитрий Николаевич, умоляю, скажите правду, не изменил ли Костя нашему идеалу?

— Ну что вы! — не понял Медведев.

— Ах, до меня дошли ужасные слухи. Будто многие из наших там, в Европе, отрекаются от единственного достойного и законного наследника и отдают себя человеку, который... О, конечно, он и по рождению, и по заслугам тоже, конечно, но ведь совсем же не то, ну просто вовсе не то... И это ужасно! Вы понимаете меня, Дмитрий Николаевич?

— Понимаю, — сказал Дмитрий Николаевич, который совсем уже ничего не понимал.

— Скажите прямо. О, не бойтесь за меня, я приму любой удар. Хотя это будет ужасно для меня, для России, это гибель, это... это главный вопрос, который стоит сегодня перед всем миром: кто из двух! За кого сейчас Костя, за великого князя Николая Николаевича или за Кирилла?