Алексей Епихин - ВЧК-ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921-1928 гг.)

• Название: ВЧК-ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921-1928 гг.)
• Автор: Алексей Епихин
• Издательство: Кучково поле; Гиперборея
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-901679-44-9

Монография «ВЧК — ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921–1928)» является одной из первых крупных научных работ, в которой авторами проведен глубокий анализ апробированных мер борьбы с коррупционными проявлениями в период НЭП, рассмотрена организация деятельности органов, участвовавших в борьбе с коррупцией, определена их роль и значение в выработке антикоррупционных мер и их реализации на всех уровнях власти и управления, даны рекомендации по использованию этого опыта на современном этапе.

В книге опубликованы неизвестные ранее широкому кругу исследователей нормативно-правовые документы, регламентировавшие деятельность государственных и партийных структур по борьбе со взяточничеством в исследуемый период.

Так как в книге очень много таблиц, дополнительно сделано PDF-приложение, которое находится  http://lib.rus.ec/b/208892  

---

Кроме того, существовала и еще и другая категория должностных лиц, которые назначались на должности независимо от их нравственного содержания, по так называемому «кумовству», «блату», «протекции» и т. п.

Протекционизм тем и опасен, что позволяет проникать в структуры власти и управления людям недостойным, некомпетентным, часто заведомо преследующим корыстные цели, стремясь занять ту или иную должность любым путем. Такие должностные лица опасны были еще и тем, что имели, как правило, постоянную поддержку вышестоящего звена власти, что позволяло им осуществлять преступную деятельность более смело и в большом масштабе. Имеются многочисленные примеры того, как нечестность или неподобающее поведение руководителей стали для подчиненных своего рода образцом для подражания. Неправильное поведение руководителей дает возможность подчиненным оправдать пренебрежение или игнорирование мер контроля.

Изучение художественной и публицистической литературы, мемуаров участников тех событий показывает, что в большинстве государственных структур имелось подавляющее число честных сотрудников и других лиц, которые о чем-то подозревали или что-то знали, но не сообщали об этом. Это объясняется рядом причин.

Во-первых, обычно никогда нельзя со стопроцентной уверенностью сказать, что имеет место какое-либо коррупционное преступление. Эти деяния не похожи на убийство, где наличие трупа бесспорно указывает на состав преступления. Все, что видят свидетели, — это только некоторые симптомы. Они могут обратить внимание на изменение чьего-либо образа жизни, странности в поведении, но поскольку они осознают, что наблюдают только симптомы, им не хочется понапрасну кого-нибудь обвинять. Даже с ростом своих подозрений они понимают, что всему может быть дано вполне законное объяснение.

Вторая причина заключается в том, что большинство свидетелей боялись потерять в результате своих действий работу или подвергнуться иным преследованиям, так как зачастую они находились в определенной зависимости от этих правонарушителей, особенно, если подчинялись им по службе.

В-третьих, большинство из людей считают, что нехорошо доносить на других, даже когда они нарушают закон.

Четвертой причиной, по которой сотрудники и другие граждане не спешили рассказывать о своих подозрениях, являлось то, что сама обстановка в учреждении или на предприятии не способствовала этому. Эти сотрудники, в особенности до начала кампании по борьбе со взяточничеством 1922–1923 гг., просто не знали, к кому им обратиться при определенных подозрениях, каким образом это можно сделать и какие будут последствия от этих действий. Кроме того, они не были уверены будет ли сохранена их анонимность, или то, что они «доносчики», сразу же станет известно.

Анализ специальной литературы, архивных материалов и пр. показывает, что накопление материальных ценностей дельцами от экономики и расхитителями государственной собственности не могло оставаться незамеченным для представителей традиционной общеуголовной профессиональной преступности. Уголовные элементы стали обворовывать и грабить тех, кто обогащается. Таким образом, началось вторичное перераспределение преступно нажитых средств. Резко возросли различные виды игорного мошенничества,[189] похищения людей, появился рэкет. Характерным является пример о преступной деятельности первого советского рэкетира М. Культяпного, который «экспроприировал» капитал артельщиков и кооператоров «гаданием на ромашке»: раскладывал заложников кругом и рубил головы до тех пор, пока они не выкладывали требуемую сумму добровольно. Можно привести ряд примеров о банде Леньки Пантелеева и многих других.[190]

Победа РСФСР в Гражданской войне кардинально изменила политическую и социально-экономическую структуру общества и соотношение классовых сил в стране. Важнейшее значение имел тот факт, что основные так называемые эксплуататорские классы — помещики и капиталисты — были ликвидированы. Значительная часть бывших помещиков и капиталистов погибла в сражениях Гражданской войны или эмигрировала за границу. Хотя до революции их численность составляла 3,6 % населения страны, они, в силу накопленных ими богатств, образования, навыков управления, связи с международным капиталом, пользовались весьма значительным влиянием и составляли наиболее активную и организованную часть, противостоящую новой власти.

Революция лишила эти классы собственности (земли, поместий, фабрик и заводов),[191] разбила и рассеяла их по стране. Вследствие этого в роли корруптёров выступали представители трех групп предпринимателей, которые с помощью взяток, шантажа, обещаний льготного трудоустройства по возвращению прежних хозяев и т. д. стремились к возврату утраченной собственности или первоначальному накоплению капитала. Представители первой группы были вынуждены эмигрировать за границу и оттуда вести наблюдение за своими предприятиями в России, чтобы овладеть ими, как только в результате интервенции или внутренних восстаний будет свергнута диктатура пролетариата. Другая группа по тем или другим причинам осталась на территории РСФСР и также ждала удобного момента, чтобы вернуть утраченную собственность. С введением в стране НЭПа к ним добавилась еще и третья группа корруптёров из числа российских предпринимателей, именуемых в это время «новой буржуазией» или «НЭПманами», которые, используя перераспределение собственности, хотели нажить собственные капиталы.

Среди бежавших за границу выделялось объединение бывших собственников, которым удалось, даже в условиях эмиграции, сохранить свой высокий имущественный и социальный статус. В материалах Информационного отдела ЭКУ ГПУ за 1923 г. к докладу Ф. Э. Дзержинского «Цензовая эмиграция и народное хозяйство советской России» они получили название «цензовики» или «цензовая эмиграция»[192] и делились на три составные части:

1) бывшая российская «финансовая олигархия», имевшая тесные деловые контакты с правительственными и финансовыми кругами иностранных государств. Ярким представителем их являлся, например, В. Н. Коковцов,[193] организовавший в эмиграции «Союз деятелей бывших финансовых ведомств России», деятельность которого сводилась к подготовке и передаче вышеуказанным иностранным кругам аналитических документов о состоянии денежно-финансовой системы и советского государственного хозяйства в целом. В результате изучения этой деятельности в 1923 г. ГПУ был сделан вывод, что «открыто существующая и свободно… работающая за границей старая финансовая бюрократия может и должна оказывать влияние через высших советских специалистов на обволакивание сверху советского аппарата, а подчас и на его политику».[194]

2) бывшие собственники, акционеры и пайщики национализированных предприятий тяжелой металлургической промышленности, ряда частных железных дорог и банков, акционерных кампаний России со значительным участием в них иностранного капитала (предприятия Уркарта,[195] Нобель и К0 и т. п.). Представители этой категории объединились за границей в так называемый «Союз Российских торгово-промышленных и финансовых деятелей» (далее — РТПФ). В период национализации крупной промышленности их деятельность сводилась к вывозу за границу своих акций, деловых книг и договоров. Это делалось для того, чтобы, когда Совет cкая власть станет выступать в качестве собственника этих предприятий, объявить о своих имущественных правах и помешать сдаче предприятий в концессию другим иностранным фирмам.

3) бывшие собственники национализированных торгово-промышленных предприятий (текстильщики, сахарозаводчики, лесопромышленники, мукомолы и т. д.) без участия в них иностранного капитала. Они задолго до начала национализации в России стали распродавать за золото или иностранную валюту оборудование своих предприятий и промышленное сырье. По оценке ГПУ, «эта часть цензовой эмиграции имеет «денежки в кармане» и оказывается способной не к высокой политике, как финансовая олигархия, а к обычным финансовым операциям».[196] После введения НЭПа «цензовики» поставили перед своими клевретами в советской России задачу — содействовать им в получении утраченных предприятий в порядке денационализации или концессии. Изучение большого количества фактического материала позволяет сделать вывод, что коррупционной деятельности «цензовиков» были присущи некоторые особенности, которые носили для них обязательный характер.

Первой особенностью являлось то, что они стремились к долгосрочному сотрудничеству и взятки выплачивались ими на регулярной основе в виде гонорара за преданную службу прежнему хозяину.

Другой особенностью являлось то, что коррумпирование они осуществляли, в основном, через корруптёров, в роли которых, как правило, выступали бывшие их служащие, именуемые новой властью «спецами»,[197] которые не эмигрировали и продолжали работать на интересующем «цензовиков» предприятии. Реже в этой роли использовались лица из числа юристов, лично известных «цензовикам» по своей профессиональной дореволюционной деятельности в России.