Борис Тихомолов - Романтика неба

• Название: Романтика неба
• Автор: Борис Тихомолов
• Издательство: Издательство литературы и искусства
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

В повестях, объединенных общим названием «Романтика неба» и во многом автобиографичных, летчик Герой Советского Союза Борис Ермилович Тихомолов рассказывает о том, как он шел от детской мечты к покорению неба. Написанная пером опытного и непосредственного участника событий, трилогия впервые в нашей литературе освещает боевой путь прославленной авиации дальнего действия.

Книга с сайта «Военная литература», также известного как Милитера.

---

— Запускать мото-оры!

Инструктор, в кожаном реглане, в застегнутом шлеме, статный, красивый, ловко забирается в переднюю кабину, а мы занимаем свои места: кто становится у стабилизатора, кто у крыла, кто помогает технику провернуть винт.

И по всей линейке — команды:

— Выключено?

— Выключено!

Клац, клац, клац, клац! — техники проворачивают винты.

— Внимание!

— Есть внимание!

Техник дергает за винт.

— Конта-акт!

— От винта-а-а!

И — вжи-вжи-вжи-вжи! — летчик крутит ручку пускового магнето.

Хлоп! Трах! Тр-тр-тр-тр! — стрельнув синим дымком, тут и там запустились, заработали, заурчали моторы.

Ох, сердце прыгает, прыгает! Здорово! Красиво-то как!

Мотор опробован, инструктор дает команду:

— Убрать колодки!

Убираем. Техник залезает в кабину: первый полет — инструкторский. Чуть отрулив, взлетают с предварительного старта. А мы строем идем к центру аэродрома, где уже торчат флажки, лежит посадочное «Т» и хозяйствует стартовая команда.

Наш первый учебно-летный день начался.

Старый лад

Мы идем, натыкаясь друг на друга, потому что смотрим вверх. Интересно! Самолеты, взлетев, собираются над аэродромом в строй. По звеньям. Первое — наше. Впереди — Рыбалко. Справа… Кто же это справа? Летит, словно привязанный, впритык. Наш, наверное, Ермолаев?

А левый! Левый! О-хо-хо! Вот умора! То обгонит, то отстанет. Чей это? Кто это?

Отряд пролетел над нами, так и оставив всех гадать, кто идет слева от Рыбалко. На старте поднялся спор. Каждый с пеной у рта отстаивал честь своего инструктора. Саша Чуднов тоже орал, а я молчал, потому что знал — справа от Рыбалко идет Людвичек, а слева, стало быть, Ермолаев. И сердце заныло. Ничего хорошего я не ждал от этого полета. Ведь должен же он понимать свой позор. Вот отсюда-то и «старый лад»! Будет он на нас вымещать свое неумение летать…

Отряд, развернувшись, шел к аэродрому. Хорошо шел, в общем-то слаженно, только один, портя строй, болтался где-то в стороне, и это была наша тройка!

Каждый хвастался своим инструктором:

— Вот наш идет! Вот наш идет!

А мы кусали губы. Хоть бы скорее садились, что ли! Разошлись, сели, зарулили.

— Кто полетит первый? Ты? Давай. Возьми ухо!

Петр Фролов воткнул в отверстие шлема трубку резинового уха, приладил, застегнул шлем. В кабине он присоединит трубку к резиновому шлангу, через который инструктор в специальный раструб будет давать в полете команды.

— Ну, ни пуха!

— К черту!

Побежал, забрался на крыло, козырнул, доложившись. Инструктор кивнул головой: «Садись!»

Сел, пристегнулся, поднял правую руку: «Готов!» Инструктор порулил к старту, попросил взлет. Курсант-стартер, осмотревшись, как учили — не рулит ли кто по взлетной, не идет ли на посадку — опустил к ноге красный флажок, поднял белый и картинно выставил его вперед: взлет разрешен! Самолет, мотая рулем поворота, как курица хвостом, побежал на взлет.

Первый полет — ознакомительный. Его делает инструктор. Он строит маршрут — «коробочку», проходит над аэродромом и садится.

Второй полет: ученик кладет ноги на педали, левую руку на сектор управления мотором, правую — на ручку управления рулями глубины и элеронами, но не управляет, а только прислушивается, как это делает инструктор.

В третьем полете уже пытается, под контролем инструктора, все это проделать сам. А дальнейшее будет зависеть от самого курсанта: освоит — значит, через определенное количество провозных выпустят в самостоятельный полет, а если нет, то выпустят на… «ундервуде». «Ундервуд» — это пишущая машинка, на которой будет напечатан приказ об отчислении из школы. Наш самолет шел на посадку.

— Второй! Кто полетит второй? Саша, ты?

Чуднов перевалился с ноги на ногу и улыбнулся, забавно сложив губы трубочкой. В такие моменты он походил на медвежонка, выпрашивающего конфетку, и в этой конфетке ему никогда не отказывали.

— Ну давай я, что ли…

Я подал ему ухо.

— А ты чего тянешь? — спросил он у меня.

— Боюсь что-то. Пусть остынет немного, а то как начнет на «старый лад».

Саша застегнул шлем.

— А-а-а. Ну и пусть! Не обращай внимания, — и побежал к самолету.

Петр Фролов, опустив голову, на ходу расстегивал шлем. Подошел, шумно вздохнул:

— Пфа-а! — тряхнул головой, обтер ладонями лицо. — Ну и ну-у.

— Что?

— Во бога, во христа…

— Да что ты?

— Честное слово! От взлета до посадки…

У меня в груди стало пусто. Сидеть и слушать, как он мешает тебя с грязью?

А сзади кто-то из курсантов, подражая голосу инструктора, выкрикивает разные обидные эпитеты и хохочет.

Я обернулся. А-а, Семушкин, из пятой группы. Худой, сутулый, с угловатым красным лицом, сам любитель подперченных слов.

— А чему ты радуешься? — обозлился я. — Что тебя смешали с грязью?

— Подумаешь! — равнодушно парировал он. — Деликатный какой. Сидел бы себе у маменьки под юбкой!

Я промолчал. Да, тут кто-то кого-то не понимает. А может, действительно я не прав? Отец, которого я уважал, всегда внушал мне, что достоинство человека — вовсе не пустой звук, а большое всеобъемлющее понятие, которое распространяется от своего маленького «я» до чувства любви к делу, которому служишь, к Родине, чей хлеб ты ешь…

С тяжелым чувством я готовился к полету. Вставил ухо, застегнул шлем, взобрался на крыло, козырнул:

— Товарищ инструктор, курсант такой-то к полету готов. Разрешите садиться?

Кивок головой:

— Садись, — И очень внимательный взгляд сквозь темные стекла очков.

Я сел, пристегнулся, присоединил шланг к уху. Инструктор, подняв правую руку в кожаной перчатке, принялся поправлять зеркало, прикрепленное к стойке центроплана. Через него он может, не оборачиваясь, видеть лицо курсанта. Мы встретились с ним взглядом. Он поднял трубку с резиновым раструбом:

— Готов?

Я кивнул:

— Готов!

Подрулили, попросили старт, взлетели.

Весь подобравшись, чтобы не коснуться рулей, я смотрел, как двигаются педали ножного управления, как ходит ручка, Ее замысловатые движения меня поразили. Очень сложные были движения! Ни секунды спокойствия: взад-вперед, влево-вправо и потом — кругами, кругами. И так весь полет. Я подумал, что летчик из меня не получится, потому что эти движения я никогда не запомню, не перейму…

Сделав круг, мы сели.

— Ну, понял? — спросил инструктор, глядя на меня через зеркало.

Я кивнул головой:

— Понял.

— Теперь клади левую руку на сектор газа. Только не сильно, не сильно! — вдруг закричал он, хотя я еще ни к чему не прикоснулся. — Ноги на педали! Положил? Чуть-чуть, смотри! Ручку бери! Взял? Порулили.

И он рывком сорвал машину с места. Подрулили к стартеру, остановились.

— Проси старт!

Я поднял правую руку. Стартер махнул белым флажком. Инструктор пошел на взлет.

Двинулся вперед сектор газа, ходуном заходили педали, замоталась от борта к борту ручка. Пробежали, стуча колесами по кочкам, оторвались. Я посмотрел за борт: земля все дальше, дальше. Стараюсь найти линию горизонта. Ага, вон она, ниже капота. Едва касаясь управления, я пытался понять смысл их движения, но мне это не удавалось — я не поспевал двигать рукой за мотающейся ручкой управления.

После первого разворота инструктор сказал:

— Бери управление!

Я кинулся на ручку, поймал ее и на долю секунды остановил ее движение. Ручка тотчас же бешено рванулась, больно ударив меня по коленкам.

— Что ты делаешь, так перетак! — заорал инструктор. — Брось управление! — и принялся осыпать меня бранными словами.

Я отдернул руку и взглянул в зеркало. Наши взгляды скрестились, и он осекся, будто кто ему рот заткнул.

Остальную часть полета мы продолжали молча. Я не прикасался к управлению, а он не подавал мне никаких команд.

Сели, подрулили.

— Вылезай!

Я отстегнул ремни. Вылез. Встал на крыло:

— Товарищ инструктор, разрешите получить…

Он прервал меня кивком головы:

— Следующий!

Готовлюсь вылететь на «ундервуде»

Ну вот, я с ходу завел себе врага, да кого — инструктора! А чем это кончится? «Ундервудом»!

А я, оказывается, был не один такой. Здоровый парень, Фирсов Игнат, из группы Джафарова, стоял в отдалении и держался ладонью за правое ухо. По щекам — следы слез.

— Игнат, ты что?

Посмотрел на меня, смутился, вытер ладонью щеки.

— Да вон Джафар принялся в полете лаять, я огрызнулся, а он, — Игнат всхлипнул и снова схватился за ухо, — взял да выставил трубку за борт.

— Так ты иди к врачу! — всполошился я.

— Тю-у! — сказал Игнат. — Сдурел? Чтоб на «ундервуде» спровадили? Я летчиком хочу быть. Потерплю.

Все слетали по два раза. Я тоже. Молча летали. Я сидел, подобрав руки и ноги, смотрел на горизонт, как он опрокидывается на развороте и где прочерчивает стойки самолета. Куда становится при горизонтальном полете и как взметывается вверх, когда самолет идет на посадку.