Василий Ледков - Метели ложаться у ног

• Название: Метели ложаться у ног
• Автор: Василий Ледков
• Издательство: Северо-Западное книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1983

В новый сборник прозы «Метели ложатся у ног» известного ненецкого писателя Василия Ледкова вошли как ранее издававшиеся повести «Метели ложатся у ног», «Свадьба», «Синева в аркане», так и новые: «Розовое утро» и «Белый Ястреб».

В своих произведениях автор рассказывает о жизни ненецкого народа в прошлом и настоящем, о тех прогрессивных преобразованиях, которые происходили и происходят сегодня на ненецкой земле.

---

— А ты, друг, колхозник?

Геолог расхохотался.

— Нет, друг, — сказал, насмеявшись.

Микул мог бы обидеться на то, что русский беспричинно смеялся, но почувствовал в нём такого же, как и он, не колхозника, поделился, поворотясь к нему оживленно:

— Я тоже нет.

— Почему?

— А зачем Микул Паханзеда в колхоз должен вступать? Я вольная птица — как хочу, так и живу. Хочу — рыбу ловлю, хочу — иду на песца. Зачем мне власть надо мной? Над головой у меня небо, под ногами земля, и олени бегают быстрей ветра. Зачем?.. А ты почему не колхозник?

Геолог схватился за живот, смеялся до тех пор, пока Микул не обиделся — крикнул:

— Я единоличник! Ты единоличник! Зачем смеешься?!

Геолог унялся; подумал о чем-то и объяснил, тыкая в грудь длинными рыжими пальцами:

— Я служащий, понимаешь? Инженер.

Микул не ответил; не слышал он таких слов, не знал, как на них отвечать.

— Мику-у-л?! — положил ему на плечо тяжелую руку геолог.

— Ну и пусть! — буркнул Микул и убрал плечо из-под рыжей руки.

Резво бежали олени.

— Киш! Киш! Ки-и-иш-ш-ш!.. — покрикивал то и дело на оленей Микул, и олени переходили на рысь.

Он не задавал больше вопросов. Молчал и русский.

— Киш! Киш! Ки-и-иш-ш-ш!

Олени бежали.

В тундре стояла пора цветения ив. Легкий ветерок дул со стороны далеких на юге гор и лесов… и пустыни, о которой геолог рассказывал только что; слетавшие с ивовых веток пушинки снегом ложились на летник.

«Какие дела делал он на том юге? — думал Микул. — Геолог?» И не выдержал:

— Слушай, друг? А я могу быть слузасый?

Смирнов улыбнулся, но тут же спрятал улыбку, ответил:

— Конечно.

— А геологом?

— Тоже. Только, надо много учиться.

И тут-то сам напросился вопрос, который мучил Микула:

— Хэй-хэй-хэй!.. Я учился только два года… А скажи, друг, какие дела у геологов?

— Геологи золото ищут, железо, каменный уголь…

— А-а!.. — перебил Смирнова Микул. — В Воркуте, говорят, есть такой уголь. Значит, ты в Воркуту?..

Смирнов согласно кивнул.

— Однако, — не унимался теперь уже Микул, — скажи-ка, геолог, а стоит мне в колхоз поступать?

Смирнов призадумался.

— Пошто молчишь-то?

— Не знаю, друг, как тебе посоветовать, — признался он. — Советчик я в этом никудышный. Такие дела, брат, надо решать самому. Как лучше тебе, так и делай. Это твоё личное дело.

— А Советская власть не заставит?

— Советская власть никого не насилует.

Теперь Микул призадумался.

— А одному с семьей кочевать в тундре не трудно? — спросил уж Смирнов.

— Пошто не трудно? Но я один в тундре хозяин себе. В Советскую власть-то я записался… А в колхоз не хочу.

Микул пристально посмотрел на геолога, гикнул на оленей и серьезно спросил:

— А может, надо, а?

Смирнов усмехнулся.

— Желательно. Но всё самому нужно решать.

— Да-а… — вздохнул Микул тяжело. — Всё надо решать теперь самому. Советская власть теперь. Можно решать и самому. Надо решать. А как решить, если такого отец не решал? И дед не решал…

Смирнов не задавал почему-то вопросов. И не говорил теперь ничего. Не хотел мешать чужим думам, что ли?..

Летник нырял по увалам… Смирнов лишь курил папиросы, молчал. А потом стал рассказывать. И о чем бы он ни рассказывал, Микулу было всё интересно, всё было ново. А путь уж кончался. Микул дернул вожжи — олени свернули на бездорожье. Им стало труднее. Но показались три чума.

Стойбище встретило заливистым лаем собак. К гостям подошел хозяин стойбища коми Илья Вась с почти европейским лицом. Микул познакомил его со Смирновым и объяснил: русский геолог шибко умный человек, нужный людям, и ему срочно надо попасть в Воркуту, куда его посылает работать сама Советская власть.

А утром, сжимая на прощание руку Смирнова (Паханзеде очень не хотелось расставаться с ним), с ноткой сожаления в голосе сказал Микул:

— До свидания, друг. — И пообещал: — Я подумаю…

9

Шли дни раздумий. Прошли месяцы. Четыре года прошло с того дня, когда Микул распрощался с геологом. Опять цвели ивы, опять солнце горело и ночью. Микул пас оленей. А они разбрелись по отлогому берегу Пярцор реки, морской ветерок обдувал их прохладой — солоноватый на вкус ветерок заставил комара и овода сложить крылья, забиться в укрытие, — олени спокойно паслись, пастуху нечего было о них беспокоиться, пусть набираются сил перед завтрашним зноем — к утру ветер сникнет… Микул ходил возле нарт, думал.

Солнце проплыло над Баренцевым морем, покатилось по склону сопки Янея, поднимаясь всё выше и выше. Ветер с моря не утихал… Микул ходил, думал.

Охотники в колхозе всё больше и больше добывают пушнины, стада колхозных оленей меньше страдают от волков… Ненцы потянулись из тундры в колхоз. Записались в колхоз и братья Микула — Хасевко и Степан Паханзеды. Вступают, говорят, в колхоз и сыновья бывшего кулака Тайбарея. В колхозе не надо маяться с оленями дни и ночи, там, говорят, день дежурят, а два отдыхают, занимаются на стойбище своими делами или колхозными — не сидеть же человеку без дела.

«Как лучше тебе, так и делай. Это твое личное дело. Самому нужно решать», — говорил умный человек — русский геолог. Не зря так говорил… «Решай!»

Солнце поднялось высоко, жарко палило, но прохладный ветер с моря крепчал, не давал расправить крылья оводам и комарам. Утро установилось уже. А это значило по местным приметам, что морской ветер будет дуть целый день, и весь день овод и комар не покажутся из укрытий. Ни к чему тревожить и стадо оленей — перегонять на новое место.

Микул заехал на высокую сопку, осмотрел стадо и поехал в сторону одинокого чума. Подъезжая к стойбищу, заметил чужую оленью упряжку. Подъехал ближе — узнал Митьку, стоявшего у пустых нарт. Парень был взволнован чем-то. Его длинные руки, ноги двигались таким образом, словно бы он медленно, как во сне, танцевал. И смотрел он, встречая Микула, как-то смущенно, даже виновато, и весь был в таком напряжении, словно давно ждал, сразу же подошел, лишь Микул сошел с нарт.

— Здравствуй, друг! Я за тобой приехал, — выпалил он.

— Зачем? — спросил Микул, заподозрив что-то неладное.

Митька опустил смущенно глаза, темное лицо покраснело, на высоком лбу заструились морщинки.

Микул спросил Митьку:

— Что случилось?

— Видишь ли. Я приехал… Я решил… Вот ты не один. У тебя Нина есть и Иванко. — Митька покраснел больше прежнего и едва выдавил: — Я решил жениться. На Марине.

У Микула отлегло от сердца. И даже улыбка пришла, тронула губы. Он кашлянул в кулак. Не сразу ответил — похвалил на правах старшего:

— Хорошее дело, Митя. Житейское дело. Жизнь идет. Не век человеку одному маяться. Птицы летают парами. Песцы живут парами… Конечно, надо жениться. Да и невеста хорошая. Поздравляю.

Пожал парню руку.

— Так вот, — сказал, осмелев, Митька. — Я приехал… Послезавтра свадьба… Приедешь или нет?

— Как не приеду? Обязательно приеду!

Микул был доволен: впервые за столько лет появился в его стане колхозник — не в колхоз звал, а приглашал в гости… на свадьбу!.. и даже советовался, — подтянувшись на носках, похлопал Митьку по плечу, как младшего друга.

Зашли в чум. А в чуме натруженно пыхтел чайник. Скинули суконные совики, надетые вместо малиц, сели на оленьи шкуры возле столика. Микул весело посмотрел на Нину и весело рассмеялся:

— Человек решил распрощаться с одиноким санным следом.

Нина взглянула на Митьку и отчего-то смутилась. Долго смотрела.

— Да, я.

— Ну и хорошо, молодец, — решительно похвалила Нина и шагнула к нему.

На другой половине чума сердито закашлялась бабка Ирина. Нина как бы застыла на полушаге, потянувшаяся к Митьке рука повисла на мгновение в воздухе. А Микул не обратил внимания на всё это, был доволен гостем — вновь похлопал его по плечу:

— Спасибо, Митя, что приехал. Мы с Ниной обязательно будем на свадьбе. — Посмотрел на жену, улыбаясь, и потер энергично широкие тяжелые ладони. — А не осталось ли у нас в запасе русской еды?[76]

Нина кивнула согласно, вышла из чума.

А потом бабка Ирина подбрасывала хворост в огонь, ей помогал Иванко, посапывая; Микул, отважившись, сам заговорил о колхозе, спрашивал Митьку:

— Как живется в колхозе-то, Митя?

— Легче, чем одному торчать в тундре, — отвечал Митька охотно.

— А оленей не отбирают?

— Не-е-ет. Пока ещё нет.

— А как ты думаешь, Митя, вступать мне в колхоз?

Бабка Ирина швырнула поленом в костер — искры взметнулись.

Митька молчал, глядя в костер. Так молчал, так глядел, словно перебирал в памяти что-то, сравнивал; ответил убежденно:

— В колхозе, Микул, легче, чем одному. Как тебе с Ниной.

В костер полетело очередное полено — вместе с искрами поднялись дым и зола; Иванко отвернулся от костра, прикрывая руками глаза…