Владимир Бабенко - Записки орангутолога

• Название: Записки орангутолога
• Автор: Владимир Бабенко
• Издательство: ООО «Эклибрис»
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-9900699-1-х

Владимир Григорьевич Бабенко, доктор биологических наук, профессор кафедры зоологии и экологии Московского педагогического государственного университета, член союза писателей России, автор более 500 научных, научно-популярных, учебных и художественных публикаций (в том числе свыше 60 книг).

«Записки орангутолога» (2006) продолжает серию книг В. Г. Бабенко «Люди, звери и зоологи» (1991), и «Лягушка на стене» (1998). В предлагаемой книге также рассказывается о людях, посвятивших себя профессии зоолога и о невероятных приключениях которые случаются почему-то именно с ними.

О научной работе зоологов сами за себя говорят монографии, книги, статьи, тезисы и отчеты. А вот как этот материал добывается и что остается «за кадром» и вообще откуда вырастают, как воспитываются, где учатся люди этой редкой и замечательной профессии, известно немногим.

Все истории, написанные в этой книге — подлинные, все они случились с автором, его друзьями, приятелями или знакомыми. Автору оставалось только «сшить» разрозненные эпизоды в единое повествование.

---

Так что аксолотль был, пожалуй, самым мирным из всех животных моего зоопарка. Он был явно лучше и безобидней летучей мыши и клопа, поэтому я легко получил разрешение на содержание амфибии.

Так как мой аквариум был уже занят рыбками, то аксолотль стал жить в большой пятилитровой кастрюле. Нрав у него со временем не изменился. Все время амфибия лежала на дне своего водоема, раз в пять минут всплывая и чавкающим звуком заглатывая воздух (особенно это было хорошо слышно ночью). Ел он все: крупного мотыля, дождевых червей, кусочки мяса и колбасы. Судя по всему, он добычу не видел, а просто шарил мордой по дну кастрюли и, обнаружив кусок, жадно хватал его.

Я хотел, чтобы такое редкое и смышленое животное, как аксолотль жило у меня как можно дольше и поэтому решил посоветоваться с профессионалами — моими друзьями, с которыми я встречался каждое воскресенье в биологическом кружке.

* * *

Детские биологические (с акцентом не на физиологию, анатомию или ботанику, а только на зоологию) кружки, которые несмотря ни на что существуют даже в современной России — совершенно необъяснимое явление.

Есть свои детские братства, ордена и тайные общества среди географов, археологов, палеонтологов и даже среди филологов — то есть именно среди тех, кого объединяет не только интерес к науке, но в основном то, что они вместе и целенаправленно выезжают за город. И не ради туристического уик-энда. А в настоящие экспедиции, пусть даже и однодневные.

Но биологическое, а еще точнее — зоологическое братство — самое сплоченное и самое интересное.

Вероятно, зоологические кружки существовали и существуют и в других городах, но процветали они только в Москве. Начался этот феномен, вероятно, сразу же после революции, и этот дух настоящей, а не формальной коммуны сохранился вплоть до махрово расцветающего капитализма современности.

Вне зависимости от того, где этот кружок располагался, в его организации всегда было несколько составляющих.

Во-первых — это руководитель кружка — беззаветный энтузиаст, этакий Макаренко, бескорыстно занимающийся с малолетней шпаной каждую неделю, втолковывая разновозрастным и в основном трудным подросткам, с ярко выраженной индивидуальностью, основы ботаники и зоологии. В общем, по всем канонам, руководитель — это редкой породы человек.

Во-вторых — это помещение, в котором обязательно, в зависимости от богатства опекающего кружок учреждения, имеются коллекции тушек птиц, коробки с наколотыми на энтомологические булавки насекомыми, папки с засушенными растениями, а так же аквариумы, клетки с птицами и зверями, и террариумы с разными гадами. Причем число емкостей и их объем могут быть самыми разными. В школах — это один аквариум с меченосцами, один террариум со степной черепахой и одна клетка с морской свинкой. В городе Калинине, где я начинал свою зоологическую карьеру в кружке юных натуралистов (который мы называли «юннаткой»), кроме золотых рыбок и вьюнов, обитавших в мутных аквариумах, в вольерах жили медведь, орел, волк, лисенок (он меня однажды укусил, и мне вкололи в целях профилактики 11 уколов в живот против бешенства) и роскошный огромный ворон, который бродил по двору, хорошо говорил и этим выпрашивал подачки, пряча куски булки и колбасы под куски фанеры.

Я ходил и туда, и в зоологический кружок при Центральном доме пионеров этого приволжского города, и во Дворец пионеров на Ленинских горах в Москве — после того, как наша семья переехала в столицу.

Во Дворце пионеров кружковцы собирались каждую субботу под присмотром любимого Андрея Петровича (как раз того самого «Макаренко») — коренастого аспиранта зоологической кафедры педвуза.

Кроме того еще один обязательный компонент кружка — это совместные выезды в природу, во время которых юннаты видят в натуре те объекты, которые до этого они видели только на картинках.

* * *

Итак, я посадил аксолотля в банку и понес его в кружок. Была середина сентября, стояло бабье лето. В дубовой рощице растущей прямо у главного входа, неугомонно орала не видимая в густой листве стая готовящихся к отлету скворцов. В стеклянных стенах Дворца пионеров отражалась и эта роща, и я с банкой.

Я миновал вестибюль, в котором чуть шевелил листьями бамбуковый лесок, отцветал огромный банан, а в декоративном бассейне, под широкими листьями кувшинок и над усеянном копейками мозаичном дном, плавали белые, желтые и оранжевые декоративные карпы, такие же ленивые, как и мой аксолотль.

Я начал спускаться в подвал и уже на лестнице почувствовал живой запах, отличавший наш отдел и от пахнущих свежей древесиной и нитролаком авиамоделистов, и от бензиново-масляного аромата автокружка, и от потного танцкласса, и от пропахшей влажной глиной изостудии. Наш отдел пах хорошо вычищенными клетками птиц и зверей, с чуть уловимым влажным привкусом открытых аквариумов.

В кабинете, где мы обычно занимались, на доске была очень хорошо нарисована мелом ворона с обозначением различных частей тела и участков оперения. Значит сегодня будем определять птичек. Наш Андрей Петрович куда-то вышел, но коробки с тушками и определители уже лежали на столах. В помещении пока было немного народу, но нужные для меня люди были — Миша и Витя. Оба они держали дома животных. Миша — птиц, Витя — гадов.

Герпетолог Витя взял книгу, тушку воробья и начал честно определять вид пернатого, внимательно читая сначала тезу, а потом — антитезу.

Миша, еще с раннего детства объявивший себя орнитологом, сказал, что он всех птичек в этой коробке знает. Потому что половину тушек сделал именно он сам. Скучая, Миша стал громко рассказывать о своих кавказских похождениях, во время которых он самолично стрелял альпийских галок.

Вообще-то кружок был для нас не только хорошей школой, где знаний мы получали гораздо больше, чем на обычных уроках, но еще и клубом, где мы с удовольствием общались друг с другом. Поэтому я, еле дождавшись перерыва, спросил у моего кумира Миши, что делать с аксолотлем.

Миша, который второй год учился в восьмом классе, для меня, тогдашнего пятиклассника, был абсолютным авторитетом.

Во-первых, у него была внешность классического ковбоя: блондин с короткой стрижкой, серыми глазами, прямым носом и широченным подбородком. Он пил портвейн, курил, имел охотничью собаку, у него было настоящее незарегистрированное ружье, он ловил птиц тайником, западней и лучками и держал их у себя в квартире. Миша однажды меня пригласил к себе — посмотреть птичек.

Его квартира потрясла меня. Одна стена Мишиного жилища от пола до высоченного потолка была затянута сеткой. А за сеткой был настоящий лес: у стены стояло несколько невысоких березок (правда уже без листьев, но это не имело значения), на стене масляной краской была грубо намалевана лесная чаща, а в углу вольеры виднелся огромный пень. И в этом лесном раю возились и пищали синицы, щеглы, чижи, чечетки, снегири, по пню сновали поползни.

На противоположной стене квартиры были полки с книгами по орнитологии, рядом на ковре висела икона, а под нею — ружье с отпиленным прикладом. На одной из книжных полок лежали человеческий череп, лосиный рог и поблескивала чашка Петри.

— Это с Кавказа, из города мертвых, — и Миша, как Гамлет, взял в руку череп. Лося я в Костромской области завалил, оттуда же икона — один поп подарил. Наверное, Андрей Рублев. В Третьяковской галерее такой точно нет. А это, — и Миша передал мне чашку Петри, — это зубы гадюки, которая хотела меня укусить.

Несомненно, Миша был примером для подражания.

* * *

Так вот, хозяин этого всего птичьего рая без энтузиазма посмотрел на моего аксолотля и сказал, чтобы я вылил его в унитаз.

Зато еще один мой старший товарищ Витя, по сравнению с Мишей — рафинированный интеллигент, отнесся к животному с большей симпатией. И это не удивительно. Витя носил очки, длинные волосы, много читал, был без ума от джаза и самоотверженно любил животных. Витя и птичек любил. Но еще больше он любил ящериц, змей, лягушек и саламандр. У него дома я тоже был. На дне рождения. Когда он попросил меня достать из холодильника яблоки и помыть их, я был крайне удивлен, обнаружив на нижней полке аккуратные ряды красных и желтых плодов, переложенных упитанными зелеными ящерицами. На мой естественный вопрос, что чем он маринует — яблоки ящерицами или ящериц яблоками — Витя мне ответил, что причина всему — недостаток жилплощади. У него было пять террариумов, все они были перегружены, и Витя периодически производил смену экспозиции. Юннат часть ящериц и змей сажал в холодок, а овощной отсек — отдохнуть от активной жизни, — а освободившуюся жилплощадь заселял животными, изъятыми из холодильника. И все были довольны. Замороженные гады смирно лежали в рефрижераторе, а отогретая смена ящериц шустро бегала по террариумам, совершенно не боялась людей, давалась в руки и с удовольствием пила из пипетки витаминизированную воду, которую для них специально готовил заботливый герпетолог.