Филипп Делелис - Последняя кантата

• Название: Последняя кантата
• Автор: Филипп Делелис
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Транзиткнига
• Жанр: Триллер
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-031327-6, 5-9713-0177-2, 5-9578-2287-6

В оригинальной партитуре «Музыкального приношения», созданного Бахом по заказу Фридриха Великого, содержится ошибка. Это — общепризнанный факт.

Но известно, что Бах скрупулезно правил свои партитуры…

Известно и то, что загадочная смерть постигла великих композиторов, занимавшихся исследованием этого произведения, — Моцарта и Веберна…

Студентка Парижской консерватории Летисия Форцца уверена — речь идет не об ошибке, но о тайне, зашифрованной в нотах и несущей смерть любому, кто попытается ее раскрыть.

И стоило Летисии заняться изучением загадочной партитуры, как близкие ей люди начали гибнуть один за другим…

---

Эти два года учения в Люнебурге были трудными. Он чувствовал себя одиноким на этой огромной северной равнине, в этом городе с домами из красного кирпича. Он жил с тоской о зеленых долинах и лесах родной Тюрингии. В «Меттен-хоре», лучшем хоре города, он освоил очень трудный репертуар, а именно, эту проклятую полифонию. В «Рыцарской академии», школе для богатых, куда были приняты хористы, он смог изучать литературу, теологию, латинский и греческий языки, риторику и логику и, главное, французский язык. Французским занимался охотно, он позволил ему завязать переписку с Купереном.[100] Он с восторгом открыл для себя две его мессы для органа, а также пьесы для клавесина и сонаты для трио, которые открыли ему новые горизонты в музыке.

В этот день в огромном читальном зале библиотеки, где было довольно многолюдно, он изучал Stabat Mater[101] Орландо Лассо. Он старательно переписывал с нотных линеек завитки нот, которые создавали удивительную сбалансированность полифонической фактуры. Он торопился поскорее завершить эту работу, потому что, как и каждый раз, когда он бывал в библиотеке, хотел перед уходом прочесть немного из «Синтагмы музыки» Михаэля Преториуса.[102] Никогда ничего он не читал с таким интересом и такой страстью, как эти три тома, они посвятили его во множество музыкальных тайн.

Закончив переписывать, Иоганн Себастьян встал и пошел положить рукопись в картонную папку, отведенную для композитора. Потом направился к полкам с печатными книгами и взял второй том «Синтагмы».

Он открыл книгу на том месте, где остановился на прошлой неделе. Применение символики в музыке завораживало его так же, как и ее связь с числами.

Он обнаружил, что и его собственное имя заключает в себе необыкновенное свойство чисел. Если присвоить каждой букве ее номер в алфавите,[103] то BACH. — получается: 2.1.3.8., что в сумме будет 14. С инициалами J.S. BACH выходит 41, и, наконец, полное имя Johann Sebastian Bach образует число 158, и если сложить эти три цифры, то получается то же число: 14… Четырнадцать частей тела Осириса[104] — символ смерти и возрождения.

Все проявлялось так ясно, что он не мог счесть это простым совпадением, он продолжил свои тайные занятия в нумерологии, главное, в гематрии — науке о числах, истоки которой в каббале.[105] Преториус раскрыл перед ним тайные отношения, которые управляют «музыкой сфер», пропорциями мира, всеми неизменными числами, которые есть в музыке.

Как и буквам, можно было присваивать цифры нотам, начиная с ля = 1,[106] и читать таким образом настоящие цифровые партитуры. Некоторые имели особое символическое значение, данное еврейскими и христианскими преданиями: 3 для Троицы, 5 для пяти чувств Человека и еще для Христа с его пятью стигматами, 6 для шести дней Творения, 10 для Десяти заповедей, 11 для их нарушения, 12 для апостолов, 13 для предательства…

И 14 для БАХА.

Если не считать его достаточно академических упражнений, Иоганн Себастьян еще ничего не написал, но он говорил себе, что музыка, которая есть не что иное, как иная арифметика мира, должна выражать его фундаментальное равновесие, согласованность с микрокосмосом и макрокосмосом, созданными Богом.

Он стал мечтать о музыке, которая была бы предназначена в равной степени и душе, и разуму. С системой символов это возможно. Он хотел создать музыку, которая могла бы говорить.

29. ЗАГАДКИ

Все загадочные каноны были разгаданы… но можно все-таки спросить себя, не осталось ли что-нибудь неразгаданным!

Дуглас Хофштадтер. Гёдель, Эсхер, Бах

Париж, наши дни

Морис Перрен считал, что совещание затянулось. Он уже не слушал, что говорили по поводу программы «Франс-мюзик» на будущий месяц. Речь шла о реорганизации сетки вещания и о конкуренции со стороны «Радио-классик», но он сохранил свою передачу о современной музыке, и для него это было главное.

После того как его допросил комиссар Беранже, ему не удавалось посвятить своей профессиональной работе больше получаса. Содержание сообщения, которое Пьер Фаран оставил на автоответчике Летисии, его очень заинтересовало. Он не решился сказать комиссару, что Фаран звонил ему тоже, но он отказался взять трубку.

Его секретарша, восхитительная Зоэ, не сумела толком донести до него смысл того, что сказал Фаран. Морис выбрал ее лишь по внешним данным, и это ставило перед ним некоторые проблемы в его повседневной работе. Иногда ему казалось, что они вполне компенсируются другими качествами молодой женщины, прежде всего ее яркой внешностью — она напоминала цветок юкки.[107]

Сообщение на автоответчике Летисии, однако, не оставляло никаких сомнений. Пьер Фаран нашел что-то важное, и он, Морис Перрен, сам поставил себя в положение вне игры.

В вестибюле консерватории Жиль Беранже поджидал Летисию. Она, еще занятая мыслями разговором с Дюпарком, увидев его, удивилась и в то же время обрадовалась возможности поделиться своей радостью — получением первой премии.

— Это замечательно, мадемуазель Форцца, но я этого и ожидал.

— Называйте меня Летисией. Так почему же вы ожидали этого, а я — нет?

— Трудно сказать, Летисия, но, видите ли, как только я вас встретил, я был уверен, что вы выиграете.

— В полиции есть ясновидящие? Если бы сказали об этом заранее, я не жила бы последние дни в таком напряжении!

— Я пришел поговорить с вами об этой злосчастной королевской фуге.

— Еще? — спросила обеспокоенная Летисия.

— Да, еще. Теперь я убежден, что ключ к загадке — в ней. К тому же если у меня и были какие-то сомнения, то беседы с Морисом Перреном и с вашим отцом их окончательно сняли.

Уединившись в своем кабинете в Доме радио, он отпустил восвояси Зоэ, и она, немного удивленная, таким томным голосом произнесла: «До свидания, мсье Перрен», что на мгновение он заколебался, не вернуть ли ее. Откинувшись на спинку кресла и положив ноги на стол, он размышлял о фуге. И вдруг вскочил с резвостью, какой трудно было ожидать в его возрасте, и направился к книжному шкафу. Как и вся остальная мебель в его кабинете, он был дурного вкуса шестидесятых годов и к тому же весьма паршивого качества.

Порывшись в книгах, он схватил «Музыкальный Ларусс». Быстро прочитав там что-то, он достал один том энциклопедии Фаскеля шестьдесят первого года выпуска и последнее издание английского музыкального словаря Groove Dictionary of music. Затем просмотрел монографии о Бахе и наиболее значительные труды по истории музыки, и на ковре быстро выросла груда книг.

Нет, право, не так-то просто найти то, что обнаружил Пьер Фаран. Сомнений нет, этому молодому зазнайке выпала удача. И на губах Мориса Перрена едва заметно проскользнула скептическая улыбка.

Жиль и Летисия сели за столик в кафе «Бержерак» на авеню Жан-Жорес, неподалеку от консерватории, и официант был удивлен заказом комиссара: хорошо охлажденная бутылка шампанского. По просьбе комиссара Летисия рассказала об истории возникновения «Музыкального приношения», о том, как Фридрих II пригласил Иоганна Себастьяна в 1747 году в Потсдам и дал ему разработать тему для фуги.

— А партитура «Приношения»? Как она была написана?

— Вот тут-то и начинается тайна, — сказала Летисия. — Ваши первые вопросы о фуге сразу же после смерти Пьера меня заинтриговали. Я кое-что поискала и обнаружила удивительные вещи. Эта история никогда раньше не интересовала меня, но после убийства Пьера она проявилась для меня в новом свете.

— Например?

— Например, торопливость, с какой Бах бросился сочинять и отдал гравировать партитуру, едва вернувшись в Лейпциг. Одна небольшая историйка гласит, что молодой человек, привлеченный Бахом в качестве гравера, его ученик Шюблер, был измотан тем ритмом, который ему навязал Бах. В том же темпе, как Бах сочинял, Шюблер должен был гравировать партитуру. Седьмого июля, всего лишь через два месяца после возвращения, Бах послал королю первые части произведения. Это было состязание со временем, словно он боялся исчезнуть прежде, чем закончит эту работу.

— Он умер только через три года.

— Но он не мог этого знать… Есть еще другое: если «Приношение» было просто заказом для удовольствия двора короля Пруссии, Бах его оркестровал бы. Итак, главное — это чисто клавирное произведение, без указаний по инструментовке в десяти частях из тринадцати, из которых оно состоит. Иоганну Себастьяну было совершенно безразлично, на каких инструментах, тех или иных, будут его играть.

— Да, — согласился Жиль, — мне кажется, я припоминаю, что в этом тоже выражалась эстетическая позиция Баха в споре с молодыми хулителями, которые отвергали его слишком сложную музыку. Эта полемика подчеркнула его естественную тенденцию к теоретическому построению и привела к старым формам контрапунктов в их предельной сложности. Он хотел достичь совершенства, свободного от проблем интерпретации.