Фердинанд Врангель - Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю

• Название: Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю
• Автор: Фердинанд Врангель
• Издательство: Издательство Главсевморпути
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1948

Путешествие Ф. П. Врангеля и Ф. Ф. Матюшкина к северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, которому посвящена эта книга, совершено в 1820–1824 гг., когда русская наука и русская география переживали один из интереснейших периодов своего развития.

---

На следующий день, 9 марта, камакай посетил нас со своими женами, детьми и с одним молодым чукчей, которого представил нам как своего племянника. Мы предложили гостям чаю, но они только отведали его и с видимым отвращением вылили остальное, а потом каждый вырезал себе по большому куску свежего, твердого снега и принялся жевать его,[195] чтобы истребить чайный вкус и прохладиться. Сахар им весьма понравился. Замечательно, что, несмотря на чрезмерное употребление табаку, который чукчи беспрестанно курят, нюхают и жуют, они не совершенно притупили свой вкус. Племянник камакая рассказал нам, что он ел много сахару на ярмарке в Островном, когда его там крестили. Мы сделали ему несколько вопросов об его крещении; но, кроме некоторых обрядов, он ничего не помнил и даже забыл данное ему имя. Жена его, также крещеная, хотя знала, что мужа называют Николаем, а ее Агафьей, и показывала нам данные им кресты, но тем ограничивались все ее воспоминания. Проводники наши поспешили показать ей, как должно креститься и кланяться в землю, что она, к радости гордого своего мужа, очень скоро переняла. Маленький сын ее, мальчик лет десяти, воспользовался тем, что всеобщее внимание было обращено на такую сцену и спрятал очень искусно в свою широкую кухлянку пару ножей, несколько бисеру и других мелочей. Не желая нарушать доброго между нами согласия, я притворился, будто бы не замечаю воровства.

Камакай был в своем роде довольно образованный человек. Узнавши цель нашей поездки и уверившись, повидлмому, что мы не имеем намерений, опасных свободе народа его, а, напротив, желаем только точнее узнать положение и свойства берегов, чтобы открыть, каким путем могут русские доставлять чукчам табак и другие товары, он описал нам подробно не только границы земли своей от Большой Баранихи до Северного мыса, но даже нарисовал углем на доске положение Шелагского мыса, называя его Ерри. В Чаунском заливе назначил он остров Араутан совершенно правильно по форме и положению, а к востоку от мыса Шелагского другой маленький остров, который впоследствии и нашли мы; он утверждал уверительно, что, кроме сих двух, на всем протяжении нет никаких более островов. На вопрос наш, не существует ли какая-нибудь земля на море к северу от Чукотских берегов? подумав несколько, рассказал он следующее: «Между мысом Ерри (Шелагским) и Ир-Кайпио (Северным),[196] близ устья одной реки, с невысоких прибрежных скал в ясные летние дни бывают видны на севере, за морем, высокие снегом покрытые горы, но зимой, однакож, их не видно. В прежние годы приходили с моря, вероятно, оттуда, большие стада оленей, но, преследуемые и истребляемые чукчами и волками, теперь они не показываются. Сам он однажды преследовал в апреле месяце цепый день стадо оленей на своих санях, запряженных двумя оленями, но в некотором отдалении от берега морской лед сделался столь неровен, что он принужден был возвратиться». По мнению камакая, виденные с берегов горы находились не на острове, а на такой же пространной земле, как его родина. От отца своего слышал он, что в давние времена один чукотский старшина со своими домочадцами поехал туда на большой кожаной байдарке, но что там нашел он и вообще возвратился ли он оттуда, — неизвестно. Он полагал, что отдаленная северная страна заселена, и доказывал мнение свое тем, что за несколько лет на берега острова Араутана, в Чаунском заливе, выбросило мертвого кита, раненого дротиками с острием из шифера, а как чукчи не имеют таких оружий, то должно предполагать, что такие дротики употребляются жителями неизвестной страны.[197] Основываясь на том, что с высоты даже Шелагских гор не видно на севере никакой земли, камакай полагал, что она против того места, где видны высокие, снегом покрытые горы, образуют мыс, далеко выдающийся в море.

Я сделал старику несколько подарков за готовность его, с которой отвечал он на наши вопросы, уверяя, что если такие рассказы окажутся истинными, то само правительство не преминет доставить ему приличное награждение. Он был за все очень благодарен и просил меня походатайствовать, чтобы белый царь прислал ему железный котел и мешок табаку, которых ему недостает для совершенного счастья. Я должен был обещать, что употреблю с моей стороны все усилия, и помогу ему достигнуть цели его желания. Тогда камакай и его спутники простились с нами, весьма довольные знакомством и приемом.

Марта 9-го числа, воспользовавшись ясной погодой, взял я полуденную высоту и 22 лунными расстояниями определил положение перешейка под 70°2 59» широты и 171°3 15» восточной долготы от Гринвича. Склонение стрелки в ручном пель-компасе по азимутам, при соответствующих высотах солнца, найдено 18°3 восточное.

На следующий день продолжали мы путь через перешеек, направляясь к восточной стороне Шелагского мыса. К морозу в 26° присоединился столь сильный ветер от NWtN, что многие нарты были им опрокинуты и повреждены, а другие отстали и потеряли из вида передовые сани; к тому поднялась густая метель, совершенно препятствовавшая отличать покрытый снегом берег от морской поверхности, так что, вероятно, многие из наших спутников заблудились бы во льдах, если бы увеличивающиеся торосы не показывали им отдаления земли.

Берег на протяжении 18 верст составлен крутыми скалами, мало-помалу понижающимися до устья ручейка. Здесь мы остановились исправить поврежденные нарты и привести все в порядок. 11-го числа ветер затих и сделался переменчивым; термометр показывал поутру 19°, а вечером 25э мороза. В полдень достигли мы скалы Козьмина и определили ее положение в 70°00 55» широты по полуденной высоте солнца и в 171°55 счислимой долготы, восточной от Гринвича. Магнитная стрелка склонялась на 18° к востоку.

От сей скалы берег покрыт холмами, между которыми лежали большие кучи китовых ребер, но очень мало было наносного леса. Переехав через устье еще одного ручья, мы расположились на ночлег в 24 верстах при устье значительной реки, протекающей среди гор и называемой чукчами Веркон. Река сия при впадении в море 1 1/2 итальянские мили шириной. Левый берег ее низмен и покрыт крупным песком, а правый, напротив, скалист и образует крутой мыс, обрывисто выдающийся в море и возвышающийся до 280 футов отвесно. Я назвал его мысом Кибера. На скале находится конусовидная гора, называемая чукчами Ечонин.

Версты три с половиной севернее мыса Кибера скалистый остров, обставленный огромными торосами, и 2 1/2 версты в окружности. Не зная, что чукчи называют его Амгаотон, я именовал его Шалауровым, в память путешественника, своей предприимчивостью, терпением и смертью в сих краях вполне заслуживающего, чтобы имя его хоть таким образом было сохранено для потомства. На севере и западе Шалаурова острова скалы поднимаются на 15 сажен высоты; западная строна их склоняется отлого к морю и покрыта вся китовыми ребрами, лежащими здесь в небольших отдельных кучках. Они составляют следы хижин народа, некогда здесь обитавшего и питавшегося рыбой и морскими млекопитающими, преимущественно китами, употребляя их огромные ребра вместо бревен и шестов при сооружении хижин. Говорят, что язык сего народа был непонятен кочующим оленным чукчам и много сходствовал с наречием оседлых чукчей на берегах Берингова пролива, доселе живущих в землянках, устроенных на китовых ребрах, с одним только входом сверху. Впрочем, достаточно доказано, что оседлые чукчи составляют с алеутами и гренландцами одно поколение, распространенное таким образом по берегам Ледовитого моря, от восточных краев Америки до Шелагского мыса.

Марта 13-го дул слабый западный ветер, и хотя покрыл весь небосклон туманом, но не произвел никакого влияния на температуру. Термометр показывал поутру 19°, а вечером 25° мороза.

Нагрузившись сколько можно более наносным лесом, здесь нами найденным, оставили мы берег и направили наш путь по льду прямо на север. В 4 верстах от берега зарыли мы с известными предосторожностями часть наших запасов в лед, который был здесь не толще 1 1/2 аршина. Глубина моря была 5 сажен; грунт жидкий зеленый ил. Разгруженные нарты отослали мы отсюда в Колымск.

Марта 14-го, проехав 17 верст NNO (при 25 и 28 мороза), по довольно гладкому льду, были мы остановлены огромными торосами, через которые надлежало пешнями прорубать дорогу. До позднего вечера работали мы с величайшими усилиями и, подвинувшись версты на три вперед, принуждены были остановиться на ночлег от усталости и для исправления поврежденных нарт.

На следующий день при 20 холода и пасмурной погоде езда была еще затруднительнее вчерашней. Мы работали пешнями целый день в бесконечных торосах и подвинулись только на 5 верст. Нарты наши, устроенные совсем не для такого пути, пришли в самое жалкое положение, и мы принуждены были остановиться и хоть несколько привести их в порядок. Сегодня на середине дороги нашел я глубину моря в 19 сажен; грунт состоял из песка, смешанного с глиной.