Юрий Иванов - Рейс туда и обратно

• Название: Рейс туда и обратно
• Автор: Юрий Иванов
• Издательство: Ордена Трудового Красного Знамени издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия»
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1986

Иванов Ю. Н.

Рейс туда и обратно: Повесть. — М.: Мол. гвардия, 1986. — 285 с., ил. — (Стрела).

1 руб. 150000 экз.

Калининградский писатель-маринист, известный читателям по книгам «Атлантический рейс», «Сестра морского льва», «Дорогой ветров», в новом произведении обращается к своей излюбленной морской теме. Выполняя рейс, экипаж танкера «Пассат» попадает в сложные и опасные, но в общем тоже обычные для моряков ситуации, которые постоянно создает им океан. Это повесть о наших современниках, людях долга, по первому зову идущих на помощь тем, кто в открытых широтах посылает в эфир сигналы: «Всем, кто меня слышит!»

© Издательство «Молодая гвардия», 1986 г.

---

— Мя-аа! — страдальческим голосом отозвался кот.

В каюте Русов помог сеньору раздеться, и тот как глыба рухнул в койку. Русов накрыл его одеялом и пошел к двери, но сеньор Ортега вдруг позвал его и, потянувшись, схватил за руку. И сжал с такой силой, что Русов стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть.

— Спасибо за все, — сказал Ортега.

— Не надо лишних слов, — пробормотал Русов. — Спите, Фернандо.

Потушил свет, закрыл дверь. Черт знает что происходит: этот миллионер-ковбой все больше нравился ему. А как же классовая ненависть? Притупилась начисто? Ну, дела!..

Конечно же, Виктория таилась в штурманской. Вжалась в уголок дивана, тревожно поглядела на Русова. Сейчас она была другой, совсем не такой, как в ту странную, лунную ночь: ни дерзости, ни вызова в лице.

— На минутку заглянула, — растерянно оправдывался Жора. Потоптался, кашлянул. — Я даже не захожу сюда, Николай Владимирович, лишь заглядываю в штурманскую через дверь.

— Пускай сидит, она ведь не мешает тебе?

— Да что вы, конечно, нет! — Жора заулыбался, Русов глядел на него и тоже улыбался. И с чего он взял, что у Жорки несимпатичное, узкое лицо? Отнюдь. Экий красивый парень, весь светящийся радостью и любовью мальчишка.

— И все же, Куликов, это серьезное нарушение.

— Да сейчас конец вахты, — прошептал Жора. — И мы...

— Это серьезное нарушение, Куликов, — еще строже проговорил Русов, — но если войдет капитан и спросит, почему эта девушка здесь, скажешь, что я разрешил. Ну, до завтра.

Они постояли еще немного молча, обоим было очень хорошо, единственное, чего боялся Русов, так это того, лишь бы Жора не начал произносить каких-то ненужных, благодарственных слов.

— Чиф, как по-испански «я тебя люблю»? — нарушил молчание Жора.

— Но-но, штурман, русских девчонок для тебя мало? — усмехнулся Русов и, глядя в веселое, открытое лицо Куликова, пояснил: — Бразильцы говорят не по-испански, а по-португальски. Но отличие в языке небольшое, как между русским, к примеру, и украинским. Да и зачем тебе? Вы же разговариваете по-английски.

— Я весь внимание, старпом.

— «Ёо ту керо». Ты ей скажешь это слово, Жора, а она тебе знаешь что ответит? «Маньяна, чико». Что означает — «завтра, мальчик». А «завтра» у вас с сеньоритой Ортегой может и не быть: в обед мы уже придем на острова Зеленого Мыса.

— Какой-то писатель сказал, что порой один день вдохновения может стоить всей жизни, а у нас еще ночь и полдня, чиф, — беззаботно ответил Жора. — Да вот и Степан Федорович топает, конец вахте.

— Ах, Одиссей, — сказал Русов. — Ну ладно. Аста маньяна.

Тихой, звездной была эта ночь.

Русов ходил по каюте, стоял у иллюминатора, глядел в воду и прислушивался к крикам ночных морских птиц. Куда летят они? Что ищут в просторах океана? Какие они, эти грустноголосые ночные птицы океана?

Не зажигая света, он сел в кресло и подумал: как ему повезло, что стал он моряком, какое это великое счастье, покинув надолго-долго сушу, отправиться в удивительный, синий мир соленой океанской воды. Да, тут все сложно, тут опасно, но что стоит жизнь, если все в ней гладко, если время от времени не возникают в твоей жизни сложнейшие ситуации, от которых седеют виски? И пускай они седеют, черт с ними, пускай все будет так, как есть. Пройдут эти кратенькие минуты благодушия, океан или управление вновь заставят шевельнуться, вновь возникнет ситуация, от которой похолодеет сердце, и он, Русов, в который уже раз проклинает свою беспокойную, бродячую жизнь, а потом сложности и трудности отхлынут, как волна с пляжа, над синей водой взойдет яркое тропическое солнце или вот так, как сегодня, мириады звезд окружат танкер со всех сторон. Он будет вот так же сидеть в кресле и, прислушиваясь к крикам птиц, опять подумает о том, как прекрасна жизнь и какое счастье, что он моряк.

Глядя в ночной океан, он размышлял о всех тех странностях, которые происходили в этом рейсе, и с грустью думал о Юрике Роеве, который таился в прачечной. Вылечится ли бедняга, «пришелец» с созвездия Северная Корона? Вот что, надо дать радиограмму отцу Роева, чтобы тот приехал встречать сына. И о Тане Коньковой размышлял. Что у них с Юркой? Насколько все серьезно? Вздохнул. Закурил. Какие испытания ожидают отца Юры? Болезнь сына, женщина с ребенком. Как все чертовски сложно.

Прошелся по каюте, вернулся к иллюминатору, прислушался: смех чей-то послышался с пеленгаторного мостика. Да чей же, как не Грасинды-Розы-Марии-Виктории, юной сеньориты Ортеги? Ловят с Жоркой Куликовым коротенькие часы счастья, так странно добытые в океанских просторах.

Русов сел в кресло. Поспать бы перед вахтой, но чувствовал: ляжет и не заснет, будет крутиться с боку на бок. «Принцесса Атлантики»... Анечка с «Коряка». «Эльдорадо», уже, наверное, опустившийся на самое дно пятикилометровой впадины Агульяс, а может, повис танкер между дном и поверхностью океана? Слабое глубинное течение несет куда-то черный корпус судна, свисают из клюзов якоря, болтаются на тросах, сбитые волнами шлюпки, чья-то голова торчит из распахнутого иллюминатора... Кто? Рыжий страдалец? А может, бедняга Джим, чья жена в эти дни занимается оформлением страховых, в которые оценил сам себя Джимми Макклинз?.. И о Гемме он думал, о женщине-птице, о своем удивительном с ней полете над островом Кергелен.

Что же это было? Неужели всего лишь сон? А его удивительный бег с Геммой по берегу океана?.. Русов закрыл глаза и увидел высокий, обрывистый берег, ощутил скрипучую твердость укатанного волнами песка под ступнями ног. Волны кипели и с громом обрушивались на пляж, а потом с утробным урчанием и перестуком камней откатывались. А он бежит, стискивает сырую ладонь Геммы, балуясь, та тянет его к волнам, смеется, зовет, и они бегут следом за отхлынувшей волной и на какой-то черте замирают, видя, как серо-зеленой стеной становится дыбом очередная волна, а потом что было силы бегут прочь, бегут, ощущая спинами холодное дыхание несущейся вдогонку косматой воды... «Коля, еще! Гляди, какая волнища! Коленька, еще!» — зовет его Нинка, и они опять устремляются к воде... Как все здорово, хорошо. И этот пустынный пляж Куршской косы, волны, и нагая, вся в капельках воды, хохочущая Нинка... Стоп, стоп, но почему Нинка?

Русов открыл глаза, взглянул в иллюминатор — все так же раскачивалось там черное, усыпанное звездами небо. Все так же тяжко, маслянисто всколыхивалась вода и призывно кричали ночные птицы... Ну да, это они с Нинкой, а не женщиной из созвездия Северная Корона, носились как сумасшедшие по дикому, пустынному пляжу Куршской косы, а потом собирали янтарь и грелись у костра. Наступил вечер. И никуда не хотелось идти. Да и куда идти? Последний автобус, идущий из Клайпеды в Калининград, давно прошел, не пешком же топать сто километров? И ту ночь они провели в разбитой шлюпке. С недалекого луга он притащил охапку сена, они зарылись в него и воображали, будто находятся на необитаемом острове. Громыхали волны, и берег мягко вздрагивал от их ударов. Плыли над головой созвездия: ярко, сочно светила луна, и в ее плывущем свете пробежала по берегу лисица, оставив на сыром песке длинную ровную строчку следов...

Русов зевнул, потянулся, все ж спать пора, и вздрогнул, ощутив на своем лице легкое дуновение ветерка. Да нет же, не ветер это, а ночная птица влетела в иллюминатор. Вскрикнув, птица метнулась в одну сторону, в другую, ударилась о рундук и опустилась на письменный стол. Русов зажег свет и взял птицу в руки. Она походила и на стрижа, и на голубя. У ночной гостьи были узкие пепельно-серые крылья, маленькие, с перепонками лапки и голубиная головка с черными глазами. Русов поднес птицу ближе к лампе, и глаза ее загорелись глубоким изумрудным цветом.

— Так это ты опять прилетела? — пробормотал Русов. — Это ты?

В дверь стукнули, помедлив немного, Русов сказал: «Да». А птица испуганно трепыхнулась в его руках. Несмело, как-то бочком вошел кок и положил на стол исписанные листки. Увидев в руках Русова морскую птицу, кок вздрогнул и побледнел.

— Сама впорхнула? — зашептал он, испуганно глядя в раскрытый иллюминатор. — Плохой знак, Николай Владимирович, разве не знаете этого? Говорят, еще со времен парусного флота... Это ж твоя смерть прилетела, позвала. Слышишь, летають, крикають, а ведь это вовсе не птицы, все моряки погибшие, души ихние. — И еще тише зашептал: — Удавить надо, а то потонешь.

— А я останусь на суше, — криво улыбнулся Русов. — Вот и все.

— Океан позовет и не устоишь. Вернешься.

— Иди, кок. В семь утра встретимся.

Осторожно, на цыпочках Федор Петрович вышел, а Русов задумался, сжал пальцы и ощутил бурное биение маленького горячего сердца. Подошел к иллюминатору и выпустил птицу. Прислушался. Сверху, кажется от самых звезд, разносились призывные голоса.

— Итак, господа, начнем наши переговоры. — Русов поглядел на сеньора Ортегу. Тот кивнул. Перевел взгляд на кока и с трудом удержался от улыбки. Кок был в белой рубахе, пуговицы к которой отчего-то были пришиты синими нитками, в темных, солнцезащитных очках и белых нитяных, полученных, видно, у боцмана перчатках. И кок солидно кивнул, мол, все в порядке, чиф. Кашлянул в сухой кулак, разложил перед собой листки с рецептами и поправил очки. — Итак, рецепт номер один: щи. Записывайте, сеньор Ортега, я буду переводить.