Владимир Околотин - Вольта

• Название: Вольта
• Автор: Владимир Околотин
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Книга представляет собой научно-художественную биографию выдающегося итальянского ученого Алессандро Вольты (1745–1827) — физика и физиолога. А. Вольта создал первый в мире источник постоянного тока, Вольтов столб, — прообраз нынешних электрохимических элементов. Он занимался электростатикой и другими направлениями науки об электричестве. Увлекательна сама история жизни А. Вольты — выходца из бедной семьи, ставшего сенатором и графом империи Наполеона.

---

Странное недоразумение! Никто не хотел Вольте зла, французских министров и итальянских политических марионеток вполне устраивал Вольта именно таким, каким он был: ученым, профессором, членом многих академий. Власти не собирались и не хотели ничего менять, ибо сам Бонапарт как бы зафиксировал Вольтов статус-кво. Вольту тоже можно понять: со всех сторон его заверяли, что он гений, реальным подтверждением служил столб, его можно потрогать, нет числа желающим поиграть с диковинкой. Изобретатель хотел внедрения, а у французов полно своих забот, павийскому болоту лишь бы сплетничать, в пику победителю Гальвани болонцы умыли руки. Лишь далекие от здешних: страстей ученые из Киля, Веймара, Геттингена и других дальних мест занимались наукой, но не они делали погоду. У великих великие заботы, малые их не трогают, кто ж поможет Вольте? Некому, и он обиделся, надулся, начал ворчать, вставать в позу по любому поводу и без повода. Перед кем? Неважно, на этот раз перед французами.

Ревизор.

Когда могучий человек простаивает, заботливая власть обязана загрузить его общественно полезным делом. 15 апреля 1803 года миланский префект Казатти сообщил, что Вольта назначен ревизором печати, цензором. Хлынул поток служебных бумаг. «Необходим максимальный надзор за печатью, чтоб исключить появление в Комо публикаций с выражением мнений, противоречащих существующей системе», — предписывали Вольте имеющие власть.

И других дел хватало. Секретарь Гарнье сообщал из Женевы о внезапной смерти милого префекта Д'Эймара, его хорошенькая женушка тут же укатила в Париж. Впрочем, продолжал секретарь, тут вышла книга Дюпуа про савоярку из Фэрне, любовницу Вольтера, ее можно выгодно продать во Франции, советую, вы католик, хорошая репутация, ваше имя придало бы делу необходимое «экзальте».

Но не до того. Вместе с женой и братом пришлось срочно пересматривать соглашение с Боттой (братом той несчастной!) о сдаче в аренду земли под виноградник. Брат Джованни уже взял аванса 300 лир, но передоговорились с Мугаской, полюбовно и наверняка, тот дал аванса 450. И вновь (15 мая) заявление к Висмаре, заместителю министра: «Уже прошел назначенный год, я не могу служить, прошу дать отставку. Со времени поездки в Лион я болен, медики прописали соблюдать диету, но этому препятствуют лекции, опыты, публичные демонстрации. Для езды в Болонью приходится отвлекаться ради заседаний Института, а уже набрались нужные 30 лет».

В мае магистрат ревизий буквально взорвался на мине двухтомника Мариезини, 1796 года издания, «Любовные диалоги академика», книга, мол, полна недопустимых инсинуаций насчет военной службы. Цензору Вольте надлежит принять любые меры для недопущения появления и конфискации крамольного издания! Понятное дело, чиновники развлекались, доводя до абсурда указания свыше: про любовные диалоги академика кому ж читать, как не греховоднику академику Вольте!

А магистрат ревизий все слал инструкции, нормативы, циркуляры и кодексы запрещенных книг. Французы только создавали аппарат охраны государства, цензуре надо было выпалывать идейные сорняки. Приходилось облагать пошлиной и проверять ввозимую литературу, перлюстрировать официальную почту. С июля на территории Итальянской республики вводилась в действие «Проверка мотивов противодействия епископальной деятельности в публикациях веры». Эта инструкция (Болонья, 1800) предписывала без лишних церемоний предавать огню книги, если они того заслуживали.

В сентябре Вольта как президент совета департамента информировал членов городской комиссии Комо по прессе и трибуналу о процессе по делу анонимного автора «Бунта на сковородке», потом пришло сообщение о запрете книги Харни «Фанатизм революционного языка», о сомнительности сочинения Буччи про собственность. Со стороны ревизорская служба казалась пустяковой, но на деле приходилось работать до изнурения. Сказывались не только внутренние брожения, но еще подавление Швейцарии, конкордат. Во Франции и вассальных странах уцелела лишь одна из каждых десяти газет, расплодились осведомители, вдруг выявились многие заговоры. Ищеек награждали, хотя прямо сказать — до австрийского сыска им было далеко,

Активный мир.

В лаборатории и на лекциях, дома и в университете Вольта исступленно работал, боясь досуга, чтобы не думать о постороннем. Стоило дать волю мыслям, как начинало колотиться сердце, не хватало воздуха, он готов был зарыдать от счастья. Какой восторг, какие пики идей он покорил, куда там Альпам!

Действительно, испокон веков материю считали мертвой, ею двигали духи, ангелы, бог. Великий Ньютон думал так же, лишь специальным словом «сила» обозначив то же самое божественно устроенное влияние. Вольта имел смелость доказать: эти силы разлиты везде, ими заряжена каждая капелька тленного мертвого праха. Впрочем, еще Галилей говорил о присущей каждому телу инерции, присущей, а не навязанной со стороны сверхвнимательными надмировыми контролерами.

Те, кто первым заметил электризацию трением, невзначай приоткрыли люк в бездны материи. Но лишь он, Вольта, понял, сколь много живой воды в этом: бездонном колодце. Именно он, кого надменно кличут низменным экспериментатором, недостойным войти в храм мыслителей, понял одухотворенность всей якобы мертвой материи, что и дало ему мужество построить электрофор, а теперь еще столб.

Как же не понимают все они, что мир деятелен сам по себе. Вот и Гальвани с разумом, плененным древними догмами, считал, что якобы мертвое тело заряжено жизненной силой, а физики лишь научились возмущать божественные заряды. Но нет, тело не манекен, оно до краев полно «энтелехии», как говорил Аристотель.

Неужто бог не снаружи, а внутри, расчлененный на множество долек, спрятанных в прахе? Если атеисты признают Природу, то они верят в бога, распределенного везде, в отличие от них католики верят в бога наружного. Велика ль разница? А он, Вольта, приучен к образу бога внешнего, но своими открытиями пришел еще как бы к богу внутреннему, и его одолевали тревожные сомнения: неужели он дважды верующий?

Что, если бог внутри, а зовут его электричеством? Электрофор давал лишь вспышки света, но столб настежь распахнул окно. Впору хоть основать новую религию, но нет ни сил, ни желания, очень уж много видал он пройдох-чудотворцев, да и устал, взятый темп был великоват.

Афера в Санкт-Петербурге.

На рубеже XVIII-ХIХ веков в России, как обычно, было неспокойно. В 1796 году умерла Екатерина II, ее преемник Павел I, потрясенный убийством своего отца Петра III с ведома матери, боялся заговоров смертельно. Царь то посылал войска для обуздания французов, то надумал закрыть наглухо границы для въезда людей и ввоза идей и вещей, а заодно порвать с англичанами. Их месть не замедлила настигнуть монарха. Он был убит заговорщиками, за спиной которых стоял английский посол лорд Уитворт. На престол взошел Александр I. Сложная жизнь заставляла начинать круто: в России сразу легализован орден иезуитов, чтоб заткнуть католической пробкой масонский поток. Черные сутаны в Комо ликовали, и не зря: через три года орден возродился на юге Италии, а в 1814 году вернулся в Рим.

В напряженной обстановке россиянам было не до науки, она шла вторым планом. Санкт-Петербургская императорская Академия наук была старше Вольты всего на 21 год, и она привыкла влачиться за Европой, ибо с первых дней там царили, соперничая между собой, немецкая и швейцарская партии. Блеск поистине великих одиночек академии заслоняли бездарности, склонные к интригам, наподобие пресловутых противников Ломоносова — Шумахера и Тауборта. В начале XIX века застой в делах научных явственно ощущался в академических стенах. И тем не менее именно здесь, в Петербурге, в исследовании «текучего» электричества был сделан важный шаг. О вольтове столбе здесь узнали в 1800 году. О новинке сообщил тогдашнему президенту академии барону Николаи из Брауншвейга проведший почти весь свой век на чужбине ученый-дилетант князь Д.М. Голицын. Он писал: «Гальванисты открыли чрезвычайно любопытное электрическое явление. Цинковые пластины, расположенные попеременно с серебряными и разделенные влажной фланелью, вызывают удар и даже электрическую искру. Впрочем, по-моему, все это не является новостью, в третьем письме Вольты Грену сказано, что, применяя одну оловянную и одну серебряную пластины, можно в одно мгновение на первом из этих металлов получить положительное электричество, на втором — отрицательное».

Ровно через год граф А.А. Мусин-Пушкин показал петербургским академикам опыты со своим столбом из полутораста пар серебро — цинк с рубль размером, столб давал потрясения или свет даже в закрытом глазу. Тогда же, вдохновленный увиденным, начал строить большую батарею Василий Владимирович Петров — пока еще не академик, а профессор Медико-хирургической академии.