Елена Грушко - Созвездие Видений

• Название: Созвездие Видений
• Автор: Елена Грушко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991
• ISBN: 5—235—01937—7

Сборник фантастики, составленный и изданный Всесоюзным творческим объединением молодых писателей-фантастов при ИПО ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» по материалам семинара, состоявшегося в Ялте в январе-феврале 1991 года.

---

Презрительно усмехнулась пани, вспомнив о холопских бреднях, и, повернувшись на красных каблучках, ушла в свою полонину дома. Там, бегло поправив волосы перед венецианским зеркалом, села она за стол и принялась ожидать. Обеденное время касалось и пани Зофьи, потому парою горничных были внесены закуски, сахарная сдоба и графин с клюквенной наливкой. Когда девушка поставила рюмку, панн подняла белый палец: — Еще одну!

Пробили часы в гостиной, и вошел, опираясь на трость, старый горожанин в сером камзоле, коротких штанах, белых чулках и туфлях с пряжками. Не вдруг можно было признать в нем Учителя. В руке гость держал шляпу с высокой тульей, обвязанною лентою. Из кармана торчал сверток бумаг.

Небрежно поклонившись, Учитель сел в кресло, спросил разрешения закурить. Окутавшись дымом из странной резной трубки; чубук коей представлял оскаленный череп, налил он Зофье и себе; учтиво салютовав рюмкою, отпил.

— Сказывай новости, ваша милость! — вымолвила пани, давно уже нетерпеливо постукивавшая ножкою.

Собеседник смакуя допил наливку, отломил кусочек сыра… Зофья ждала, норовисто раздувая ноздри.

— Новости плохие, — сказал Учитель. — К нему не подступишься. Четвертый день пытаемся раскорчевать эту пущу, да без толку — все спутано, точно колтун, а намокшее дерево и топор не берет. Сунуться ближе того опасней, сплошная трясина…

— Но что же делать? — Румяна резче обозначились на побледневших щеках Зофьи. — Может быть, все-таки…

— Нет, — мягко, но властно прервал старик… — На это мы не получим благословения. Я говорил тебе о будущем, оно подобно сокрушительной буре. Потому — надо труд наш довести до конца… — Он похлопал по свертку бумаг в кармане. — Здесь мои замыслы, которым ты поможешь воплотиться!

Со двора донесся почти человеческий вопль зарезаемого барана — видно, пану не хватило готовых блюд. Подметив досадливую гримаску Зофьи, гость сказал с мрачным лукавством:

— У пана Казимежа опять веселая компания…

— Змей великий! — так и вскинулась пани, с ужасом глядя на Учителя. — Откуда ваша милость?..

— Ай, ай, ай! — шутливо нахмурился тот. — С каких это пор ты отказываешь своему старому наставнику в умении видеть?

Зофья опустила ресницы.

Старик неторопливо «налил себе еще рюмку, выложил бумаги на стол.

— К делу, красавица моя… — Он развернул план, изяществом подобный черной паутине. — Поскольку нельзя добраться до него посуху, изберем другой путь! — Холеный ноготь прочертил бумагу. — Выроем канал, начав от реки. Он постепенно вберет в себя и топи, и заросли… и само озеро! Проклятая вода растворится в днепровской… — Учитель залпом выпил наливку. — Но мало того: я продолжу канал еще на милю, и с Днепра к самому твоему дому смогут подходить корабли, как у больших европейских вельмож!..

— Но что скажет на это пан мой, даст ли Людей для столь обширных работ?

— Да неужто ослабели твои чары? — развел руками старик. — Вот уж не верится…

— Ты все такой же, ваша милость, как и двадцать лет назад. — Пани покачала головою, не то восхищенно, не то укоризненно. — Ничуть не стареешь… Помнишь, как увидел меня впервые в монастыре под Сандомиром? Да нет, куда там — у тебя, небось, воспитанниц таких по белу свету хоть косой коси… Настоятельница мать Стефания, подруга нашего семейства, вызвала меня к себе в келью: а там уже и ваша милость сидел, тихий да благостный, будто святой отшельник. Матушка сказала, что ты хоть и не духовное лицо, но вельми мудр и знающ в богоугодных науках — и хотел бы просветить и наставить одну из монастырских пансионерок. Она же для сей цели выбрала меня, как наиболее прилежную и добронравную… Это меня-то! — Зофья насмешливо фыркнула. — По-моему, ты сразу понял, с каким бесенком имеешь дело. Но ведь тебе такая и нужна была… вспоминаешь? Мы с тобою каждый день гуляли — по саду или в лугах за оградою. Искуситель — ты рассказывал мне то о муках первых христиан, то о сладострастных мистериях Изиды и Кибелы,[5] то о мире тайных сил, недоступном для профанов… А потом, однажды, начал задавать вопросы.

— И одним из первых — живо подхватил Учитель — был вопрос, как понимаешь ты историю праведного Иова, искусно описанную в Библии. Не вмени слова мои в обиду но не понимала ты ровно ничего. Просто пересказала по-детски, как именующий себя Творцом Вселенной и Князь Тьмы побились об заклад, точно два борзятника о достоинствах кобеля: выдери-

жит ли праведник жестокие испытания — нищету, болезни, гибель своих детей; останется ли верен Отцу небесному?.. И, выслушав, шепнул я юной пансионерке: ежели сам Творец, Зосенька, усомнился в своем творении, не значит ли это, что силен Князь Тьмы куда более, чем учит церковь? Что не один, а два господина у Вселенной?..

— С того все и началось, — откликнулась пани Зофья. Глаза ее, с искоркой безумия, были словно устремлены внутрь, в сумрак воспоминаний. — Против речей твоих отравных и кто повзрослее не устоял бы. Должно быть, сама мать Стефания…

— Э-э, что ворошить старое!

Поднявшись, Учитель выбил догоревшую трубку в камин. Пружинисто обернулся к Зофье:

— Я начинаю дело. Пану Казимежу придется дать мне все рабочие руки, какие у него найдутся, ибо следует спешить… Ты же — будь осторожна. Я предвижу сильную волю, которая может встать на нашем пути. Паря в поднебесье, не забывай о коварстве червей земных!

Зофья надменно изогнула бархатную бровь.

— Не пренебрегай и малым, когда речь идет о судьбах народов! — Рукою в серой перчатке гость решительно нахлобучил шляпу. — Прощай!..

На следующий день после обеда пан Казимеж, как всегда — роскошный, в жупане, расшитом травами и лилиями, в жемчужно-сером с бобрами кунтуше, с бриллиантами на всех пальцах и золотым рынграфом[6] на груди, с лицом, пересеченным до уха бороздою от сабли поручика Куроня, — пан Казимеж во главе свиты лесною дорогою поскакал к Днепру.

Сдержали коней своих на краю песчаной ряби, наметенной ветром под корни сосен. За полосою ивняка, по колено в воде, толпа мужиков орудовала лопатами, врезаясь в кромку берега. Иные, столь же понурые и молчаливые, отвозили мокрый песок на тачках; в стороне начинала расти рыхлая гора. Русло будущего канала было уже проведено до села; около опушки прохаживался, держа в руках лист бумаги, седой начальник работ — не то немец, не то голландец, занятный старикан, услаждающий порою за ужином слух пана россказнями о пирамидах и могуществе магических знаков — пантаклей…

Что творилось в поместье — хозяин допытываться не спешил. Зоська знает, что делает. Хочет снести с лица земли это чертово болото, о котором болтают простолюдины? Желает подъезжать на лодке к самому крыльцу? На здоровье… Щенсиый, под властью твердой духом жены спокойно наслаждавшийся пирами и охотой, скользил бездумным взглядом и по смешной, вроде печной трубы, шляпе иностранца, и по хмурым землекопам, и по бело-зеленой конной охране, не жалевшей ударов нагайки для медлительных.

Надвинув поглубже меховую шапку с павлиньим пером, вельможный пан поворотил обратно к дому. Поиграв в кости с ксендзом-духовником, надлежало часика два соснуть, а там и садиться за ужин…

V

На исходе месяца июля, когда подползла прожорливая пасть канала к самым приозерным зарослям, учуяв тревожное, засуетились служебники, днем и ночью стали рыскать по селам панским — и по тем» что на левом берегу вблизи от дока Щенсных, и по тому селу немалому, что за рекою лежало на горах.

Кто сказал им, что в округе объявился бунтарь-запорожец? Даже я не знаю, пишущий, эти строки… Но вынюхали-таки панские ищейки след Еврася!

…Глухо поворчав, забил цепью пегий Бровко — и вдруг зашелся злобным лаем: Степан положил ложку, обтер усы. Встрепенулась Настя. Топот и ругань обрушились со двора, пес жалобно взвизгнул и умолк.

Легче вспуганной птицы взвился с лавы Еврась. Схватив пистоль да саблю, казак, еще сохранявший остатки невиданной своей ловкости, махнул через окно под плетень, а затем и на улицу…

Отворенная ударом ноги, стукнула о притолоку дверь хаты. Гневная и красивая, как никогда, вскочила из-за стола Настя. Ввалились бело-зеленые челядинцы; вел их мастер на асе руки, панский ловчий — широкоротый, словно жаба, горбун. Меткие глазенки его разом охватили и Настнну высокую грудь под вышитой сорочкой, и невозмутимо сидевшего Степана, и посуду на скатерти…

— Эге! — завопил горбун, уставленным пальцем обводя стол. — А миски-то три, холера ясна! Кто тут с вами был третьим, пшекленте быдло?!

Не говоря худого слова, ухватила Настя горшок с остатками горячего борща и метнула его в башку ловчего. Рука у девушки была нелегкая, осколки так и свистнули по комнате; горбун, облитый борщом и собственной кровью, кувыркнулся под печь.