Джеймс Бейкер - Инжектором втиснутые сны

• Название: Инжектором втиснутые сны
• Автор: Джеймс Бейкер
• Издательство: АСТ, Адаптек
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-040219-8, 5-93827-080-4

«ИНЖЕКТОРОМ ВТИСНУТЫЕ СНЫ» — культовая классика, основанная на истории легендарного продюсера Фила Спектора.

Популярный ди-джей Скотт Кокрейн влюбляется, как мальчишка, в женщину, внешне необычайно похожую на его первую девушку, пропавшую без вести двадцать лет назад.

Бывшая звезда женской рок-группы Stingrays, а ныне жена культового рок-композитора 60-х Денниса Контрелла, прозванного Вагнером поп-музыки, последние двадцать лет живет в особняке со своим мужем в Лос-Анджелесе, отгородившись от всего мира. Их связывают сложные напряженные отношения, в которые оказывается втянут Скотт. Перед ним постепенно раскрываются зловещие тайны чужой семьи, причудливо переплетенные с его собственной судьбой — вплоть до окрашенной трагизмом развязки.

---

Так-так. Я осмотрел кассету. В машине я не позаботился перемотать ее на начало. Теперь поставил на перемотку. Конечно, он был чокнутый. Нельзя определить, сколько раз слушали запись. Или можно? Я вытащил перемотанную кассету и еще раз осмотрел. На том месте, где я остановил пленку в машине, край ленты торчал чуть выше. Я покрутил катушки, надеясь, что пленка в кассете ляжет ровно. Не вышло. Решил развинтить корпус и перемотать ленту вручную, укладывая ее ровно. И тут подумал — да что за херня?! Я теперь что, должен разнюниться до соплей от страха перед невнятными угрозами какого-то конченого дегенерата, больного на голову? Господи, вот еще! Бог ты мой, да не может он всерьез нацелиться убить меня только за то, что я тридцать секунд слушал, как он валяет свою жену. Валяет, надо же, наше словечко из шестидесятых! Кстати, вот он вполне может до сих пор так говорить. Ну же, детка, давай поваляемся. Включи-ка «лавовую лампу».[166]

Шарашимся — до потери мозгов.

Я поставил «В-52»,[167] вышел и положил кассету на стол в холле. Так что если Большой Уилли приедет за ней, я смогу уболтать его перейти из моего верного святилища — стеклянного купола — туда. Просто на всякий случай — вдруг ему захочется потренироваться вязать узлы.

Часы шли, но никто так и не явился. Я подсознательно ожидал еще одного звонка, но по телефону были обычные дела: вечные романтические посвящения; фанат, жаждавший послушать что-нибудь из группы под названием «Fuck» — либо это была шутка, либо какая-то местная панк-группа, о которой я ничего пока не слышал; красочная увертюра одинокого санитара; скабрезная заявка на «Misty» («Ни за что, детка, ползи назад в свою клетку»); и юная латиноамериканка, которая только что разругалась со своим парнем и проглотила штук тридцать колес. Я выспросил у нее адрес и передал его парамедикам в Пико-Ривера. Вот и доброе дело этой ночью сделал.

Было уже почти шесть, а за кассетой так и не пришли. Утренний ди-джей Эдди, ухмыляясь во весь рот, влетел в студию, напомнив мне, почему я предпочитаю ночные смены:

— Эй, смотри, что я нашел в холле! — он держал кассету.

Я забрал ее.

— Ага, это моя, — опускаться до объяснений я не стал.

— Доброе утро, Лос-Анджелес! — заверещал он в микрофон, пока я выбирался за дверь. — Вперед и вверх, ребята! Начнем-ка сегодня утро с «J. Geils Band»![168]

Я рванул к лифту, с его успокаивающей «Like а Hurricane»[169] Нейла Янга[170] в «мьюзаковской»[171] версии. В машине я решил, что пора с этим кончать. Я уже двое суток толком не спал, еще не хватало, чтобы Большой Уилли опять приперся к полудню долбить в мою дверь. Я свернул с Сансет на автостраду Тихоокеанского побережья и погнал против общего направления в этот час пик: крыша опущена, из радио летел дребезжащий голос Рэнди Ньюмена,[172] воздух уже раскалился, как в топке. До дома Контрелла я добрался в начале восьмого.

Учитывая время, я рассудил, что они или еще спят, или еще не ложились. Не желая беспокоить их ни в том, ни в другом случае, или рисковать еще одной встречей с их любимцами, я остановился у почтового ящика на воротах и приоткрыл его крышку. Я собирался бросить внутрь кассету, но тут из интеркома сквозь помехи раздался женский голос:

— Да, что вы хотите?

Это была миссис Контрелл. Я поглядел на дом и различил ее силуэт в забранном решеткой окне на верхнем этаже.

— Доставка, мэм. У меня тут коробочка «Коппертон»[173] для Гиджет.[174]

— Вы ошиблись адресом, — у нее оказался стервозный голос байкерской «мамочки». Я представил себе ее телеса и вздохнул.

— Шутка, миссис Контрелл. Это Скотт Кокрэн. Я привез вашему мужу пленку. Он собирался прислать кого-нибудь за ней, но…

— Пленку? Какую еще пленку? — в голосе зазвучали параноидные нотки. Может, она от прелюдина[175] стала вопящим призраком, сиреной, с мозгами, мертвыми, как обломок коралла?

— Кассету. Ваш муж дал мне ее по ошибке.

— Ну… да… но его сейчас нет.

— Ничего страшного. Я опущу ее в почтовый ящик.

— Нет, этого делать не надо, — ворота начали открываться. — Он считает, что из нашего почтового ящика воруют. Лучше занесите ее в дом.

Я затушил окурок и подъехал к дому, где одна из луксорских дверей была открыта.

— Заходите, — позвала она тем же мерзким тоном.

Я быстренько перескочил из машины в дом (собак по-прежнему не было видно). В конце пустого холла я увидел идущий из кухни свет и учуял запах кофе.

— Я положу кассету здесь, на стол, — крикнул я, и тут она вышла из двери позади меня.

— Я заберу ее.

Я обернулся к ней, и мозги вырубило напрочь. Я расплылся в такой улыбке, что зубы засверкали как хромированные, глаза превратились в фары дальнего света, которые тут же взорвались. Моя голова пролетела сквозь ветровое стекло, колесо сокрушило ребра. Какое-то время, показавшееся мне несколькими минутами, я был абсолютно уверен, что вижу перед собой привидение.

Мое впечатление о ней, основанное на ее голосе, когда она пела, было безумным — но оказалось верным: она почти не изменилась. Деннис мумифицировался, да, а Шарлен осталась свежей, будто в шестьдесят седьмом ее заморозили и лишь сегодня утром вернули к жизни. Она словно шагнула с обложки первого альбома «Stingrays»: волосы торчали вульгарными каштановыми патлами, вишнево-красные губы, бледная кожа, такая же, как у Черил, светящаяся юным румянцем даже в жестком утреннем свете. Ее глаза — я никогда этого не замечал, ни одна фотография не передавала этого — были совершенно того же оттенка, что у Черил — такое же бледно-голубое сияние.

Она разбила мне сердце; ее нежные губы изогнулись в легкой саркастической усмешке, так похожей на улыбку Черил. Просвечивающее красно-синее шелковое японское кимоно едва прикрывало бедра, из него выпирали роскошные буфера «кадиллака» пятьдесят восьмого года; торчали упругие соски, показывая готовность к любым коллизиям — и из-за них мне захотелось запрыгнуть за ее руль, подобно Хаду, и гонять, гонять по всему побережью под запах паленой резины, пока у меня не пропадет стояк, и я не выведу из строя ее мотор.

— Так ты, значит, ди-джей, — ангельски произнесла она все тем же стервозным голосом, да еще будто у нее был полный рот жвачки.

— Так ты, значит, греза моей юности, — слышу я собственный голос, хриплый и напористый, как у Бельмондо, подсевшего на дексатрим.[176]

— Сомневаюсь, — ее глаза шарили по моему телу. — У нас неплохо шло с латиносами и дешевыми пижонами. А ты, по-моему, все же из тех, кто заслушивался «Beach Boys».

— Все верно, и такое было. Но время от времени я ездил в скверные кварталы, затоваривался травкой и слушал «Stingrays» на «вибра-сонике» до полного окоченения.

Ну, слава Богу, она рассмеялась:

— Как-то одиноко выходит…

— Да нет, обычно мы ездили компанией.

— Ага, ага, знаю. Несколько прыщавых парней с кроличьими зубами.

— Больше было похоже на «Возвращающуюся королеву», — от ее улыбки я почувствовал себя отважным и невозмутимым. — Или на девушку из рекламы «Брек» со шпанской мушкой.

— Да неужели? Могу спорить, домой ты приезжал со следами губной помады на «бермудах».

— Так и было. А изо рта пахло анчоусами.

Она поморщилась:

— Пассажи вроде этого придержи лучше для своего эфира.

— Мы заезжали за пиццей, — объяснил я.

— Это то, что ты говорил Оззи и Хариет?

— Уорду и Джун.[177]

— А помаду на штанах как объяснял?

— Платка носового не было. Ей пришлось вытирать губы о мою промежность.

— И что, тебе верили?

— Говорили, чтоб прекратил молоть чушь для озабоченных и шел к себе в комнату подрочить.

— Хороший совет, — она протянула руку за кассетой. — Только не говори, что с тех пор ты оттуда не выходил.

— Ну не совсем так, — я вложил кассету ей в ладонь. На ее пальце сверкнуло бриллиантом здоровенное обручальное кольцо, как зуб ухмыляющегося зулуса.

— Я обязательно ему передам, — сказала она, улыбаясь широко и непринужденно.

Кассета скользнула в карман ее кимоно, и она прошла вплотную ко мне, направляясь на лестницу. Я уловил сладкий запах дешевых духов с запахом тропических фруктов — такими же «Juicy Fruit» душилась Черил; как, наверняка, и многие другие девчонки. В магазине «Трифти» они стоили два бакса за унцию, вульгарные и возбуждающие, как хорошее траханье.

Она начала подниматься по лестнице, в солнечном луче блеснул серебряный браслетик на лодыжке.

— Я вообще-то ждал, что он пришлет за ней кого-нибудь, — я отлично понимал, что всего лишь пытаюсь тянуть время.

— А, ну да… — она остановилась и обернулась, и я заметил у нее на шее красную отметину. Это мог быть засос — а мог быть и кровоподтек, — …он сейчас в студии. Должно быть, у него из мозгов вылетело, — и она бесцеремонно двинулась дальше, вверх. — Из того, что от них осталось.

Я все стоял и смотрел на нее снизу вверх. Кимоно было коротким. Трусиков на ней не было. На верхней площадке она резко обернулась и посмотрела вниз.