Иван Гребенюк - На далеких рубежах

• Название: На далеких рубежах
• Автор: Иван Гребенюк
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

-- Вольно, вольно, -- равнодушно махнул рукой Гришин, назвав себя по фамилии.

-- Слыхали -- командиром к нам? -- сказал техник. -- Прошу в казарму.

-- А где ж она? -- не понял майор.

-- Вон там, -- техник махнул рукой на баржу, покачивающуюся под обрывистым высоким берегом.

-- Как, на барже?

-- Ага. Там. Пока, товарищ майор, комфорта, конечно, маловато, прямо сказать, никакого. С непривычки, пожалуй, и не заснешь. Качает, будто в люльке. Волна бьет о борт, баржа хлюпает, скрипит. Но это на первых порах. А дальше -- приобвыкните. А лето настанет -- выроем землянку. Тогда нас отсюда и атомной бомбой не выкуришь.

-- Вы, однако, весельчак, техник.

Левада сконфузился.

Солдаты молча поглядывали на майора. Их, вероятно, немало удивляло то, что он был в летном -- в унтах и шлемофоне.

-- Ну что ж, ведите меня в вашу казарму, -- распорядился Гришин, обращаясь к технику и беря в руки свои вещи.

Баржа -- неуклюжее старое корыто, обитое железом и со всех сторон покрытое ледяной коркой, -- стояло, наглухо пришвартованная стальными тросами к скалистому берегу.

На палубу вел деревянный трап с поручнями. Пробегая по нему, солдаты спускались крутыми ступеньками в люк, словно ныряя в прорубь.

Спустился в люк Гришин. Узкий темный коридорчик вывел его в помещение, освещенное двумя маленькими лампочками, питающимися от аккумуляторов. Посредине стоял длинный стол с разбросанными на нем костяшками домино и газетами. В железной печурке догорал уголь. Пахло дымом, водорослями и еще чем-то весьма неприятным. Вместо кроватей -- деревянные нары, покрытые тощими матрацами.

-- Это и есть казарма, -- сказал техник. -- В кормовой части баржи -за перегородкой -- склад топлива и продуктов. Комфорта, конечно, маловато, -- повторил он, -- но жить можно.

-- Гм... -- невыразительно гмыкнул Гришин, недобрым словом помянувши Поддубного. -- А у вас семья есть?

-- Как вам сказать, товарищ майор, -- замялся техник. -- Я почитай, что соломенный вдовец: несознательная попалась жена. Не пожелала кочевать со мной, уехала к родителям. Может, она и права, не знаю... Поскольку я локаторщик, так и кочую по безлюдным местам. До сих пор служил в так называемом заоблачном гарнизоне -- в горах стояла наша радиотехническая рота. Глухо, дико, вот она, жена-то, и взбунтовалась. К цивилизации, так сказать, потянуло. Да я, собственно говоря, и не сожалею. Туда ей дорога, коль уж такая несознательная она. Хоть бы развод скорее получить...

-- Дети есть?

-- В том-то и штука, что нет. Будь у нас дети -- сидела бы как миленькая, не рыпалась. Боюсь, чтобы не нагуляла дома да не записала на меня...

-- Так, так, -- невесело усмехнулся Гришин. -- Такое бывает, молодой человек, да вы не вешайте нос!

-- А чего б я его вешал? -- приосанился техник. -- Найду себе и такую, что сюда приедет. Мне уже пишет одна из родных мест... Давнишняя знакомая... Да я решил так: пока не закончится эта проклятая "холодная война", пока мы не завоюем мира, ну ее к лешему, всякую женитьбу!

-- Что ж, по-вашему, выходит и ЗАГСы следует закрыть?

-- По мне -- хоть и так, -- ответил техник.

-- Ну нет, ошибаетесь, молодой человек! Жизнь, она идет своим чередом. Вот мы строим и защищаем коммунизм. Делаем это не только для себя, а и для будущих поколений.

-- Все это я понимаю, товарищ майор, но достаточно того, что я уже однажды обжегся. Повременить не грех. Не качаться же мне с семьей в той старой галоше? А качаться нужно. И вероятно, чья-то смекалистая голова угнала нас на этот остров -- вон куда достигает наш локатор!

-- Да, голова смекалистая! -- задумчиво согласился Гришин, снова вспомнив Поддубного.

Два солдата выволокли из чулана мешок и принялись чистить картофель, а третий принес кастрюлю со снегом и поставил на горячую плиту. Приближалось время ужина.

Офицеры поднялись на палубу, сошли по трапу на берег и остановились над каменным обрывом. Серое, неприветливое небо хлестало в лицо колючей крупой. Ветры гнали к острову каскады тяжелых волн, и при каждом ударе волны о берег содрогалась земля.

-- Ночью здесь и ходить опасно, -- заметил Гришин. -- Поскользнешься, и поминай как звали! Так что здесь надо быть осторожным.

-- Правильно, -- подтвердил техник. -- Но я строго предупредил солдат.

-- Этого мало. Нужно от баржи ко всем объектам натянуть веревки. Видали, как это делают на севере, где гуляют снежные бураны?

-- Видал. В кино.

-- Ну, вот. Объявят тревогу -- хватайся рукой за веревку и беги.

-- Веревки у нас нет, а кабель имеется. Завтра протянем.

-- Обязательно. А сейчас запускай двигатель. Я испытаю локатор, ознакомлюсь с "местниками" и проверю связь по радио.

-- Есть, запустить двигатель! -- козырнул техник и побежал выполнять приказание.

А Гришин все стоял и стоял, хмуро глядя в мутную морскую даль. Словно в ссылке, чувствовал он себя. "И все же, -- думал он, -- лучше с земли созерцать это море, чем с воздуха..."

Из гнетущего оцепенения его вывел характерный шум антенны радиолокатора, стоявшей на бугорке неподалеку от берега.

Антенна крутилась, оглядывая простор, и сразу у Гришина стало как-то легче и спокойнее на душе. И не таким уже забытым людьми и богом показался ему этот крошечный островок.

Прежде чем сесть к экрану, Гришин вошел в будку радиостанции. Радисты проверяли связь.

-- "Водолаз", я "Робинзон", как слышите меня? Прием.

И чуть повременив:

-- "Краб", я "Робинзон", как слышите меня?

Наконец радист связался с "Тайфуном". Гришин потянулся было к микрофону. Ведь "Тайфун" -- это аэродром Холодный Перевал. Но передумал. Его остановила неожиданно уколовшая неприязнь к Поддубному. Ведь это из-за него очутился Гришин на этом жалком островке.

И не Поддубному, а комдиву доложил Гришин о своем прибытии на точку "Робинзон".

Даже в эфире не пожелал он встретиться с Поддубным. Но встреча все равно не состоялась бы. В это самое время подполковник Поддубный сидел за рулем "Победы" -- отвозил Лилю на станцию. Машина то ныряла с разгону в глубокие долины, то, будто на крыльях, взлетала на крутые перевалы. От быстрой езды и резких поворотов у Лили слегка кружилась голова. Молодую женщину тошнило, и она знала, что это значит. Когда ей становилось невмоготу, она доставала из банки соленые огурцы...

Вскоре ей стало совсем плохо, машину пришлось остановить.

-- Боже, чего только не натерпится мать! Начинаются мои муки.

Она стояла бледная и расстроенная. Поддубный платком вытер ей рот, поцеловал в холодные губы.

-- Ну, давай вернемся.

-- А институт?

-- Потом закончишь.

-- О нет, дорогой. Как-нибудь я уже дотяну. Осталось немного. А вернусь -- буду преподавать офицерам английский язык и заодно писать. И полку польза, и хлеб свой...

-- Дался тебе этот хлеб!..

-- А как же? Разве это специальность -- быть женой офицера? -- слабо улыбнулась Лиля. -- Ты вот мечтаешь о должности командира дивизии. Ведь правда? А с какой стати я должна останавливаться? Недаром говорят, что мужья эгоисты. Ты тоже эгоист.

-- Но я еще мечтаю о сыне, Лиля.

-- А о дочери?

-- Ну, и о дочери. А командиром дивизии мне стать просто необходимо. Покомандую некоторое время, а там снова в академию -- Генерального штаба. Ох, как хочется учиться!

-- А мне -- нет. Надоело уже. Ты смеешься, а я тебе заявляю серьезно: буду писательницей. Или в крайнем случае -- журналисткой. Пойду в газету или журнал. Хоть переводчицей, а пойду. Конечно, мечты осуществляются не сразу. Может быть, не один год придется поработать. Что, не нравятся тебе мои планы? -- спросила Лиля, уловив в глазах мужа тень недовольства.

-- Мне хочется сына, Лиля, -- повторил Поддубный. -- Без детей скучно. Пора уже иметь в семье босячка!

-- Будет у нас сын, теперь уже никуда не денешься, -- сказала Лиля и ласково улыбнулась мужу. Посмотрев на часы, сказала озабоченно: -- Поедем скорее, а то опоздаем!

-- Тебе лучше?

-- Мне совсем хорошо, милый!

Они приехали на станцию за полчаса до прихода поезда. Купив билет, Поддубный повел жену в буфет выпить стакан чаю. Вдруг Лиля остановилась, слегка тронув мужа за рукав куртки.

-- Боже, он здесь! -- шепнула она.

-- Кто?

-- Телюков.

Летчик разрезал на тарелке жареную курицу и, поглощенный своим занятием, не замечал вошедших. А заметив, сразу же вскочил с места.

-- Здравия желаю, товарищ подполковник. Мое почтение, Лиля Семеновна! -- Он слегка наклонил голову и заметно покраснел.

-- Здравствуйте, -- подошел к нему Поддубный. -- Возвращаетесь? А Нина? Все, надеюсь, благополучно с ней?

В глазах Телюкова заиграли искорки душевной радости.

-- Поправляется, выздоравливает. Спасибо вам, товарищ подполковник, за вертолет. Сколько жить буду... Да вы присаживайтесь к моему столу. И вы, Лиля Семеновна. Что вам принести из буфета?

Поддубный не успел ответить, как Телюков уже был у стойки, взял бутылку портвейна.

-- Не нужно, Филипп Кондратьевич, -- сказал Поддубный. -- Нам только два стакана чаю.