Билл Нэйпир - Икона и крест

• Название: Икона и крест
• Автор: Билл Нэйпир
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Триллер
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-16464-2

К антиквару Гарри Блейку обращаются с просьбой перевести старинный дневник, написанный тайнописью. Едва приступив к работе, он получает от некой Кассандры предложение продать ей рукопись, но отказывается. После того как на Блейка совершают нападение, он решает вернуть рукопись владельцу, но узнает, что тот убит. Почему старинная рукопись вызывает такие страсти?

Пытаясь разгадать эту тайну, Блейк погружается в мир смертельных тайн, церковных и политических интриг. Он узнает о существовании христианской святыни, за которой охотятся террористы, чтобы использовать ее для развязывания новой священной войны. Сведения о местонахождении святыни зашифрованы в дневнике. Сумеет ли Блейк разгадать эту головоломку и предотвратить катастрофу?

---

Тут я почувствовал, что собственная заносчивость заставила меня покраснеть, однако мистер Боулер лишь рассмеялся и хлопнул меня по спине.

Теперь к большой птице прибавилось еще несколько, а в волнах мы заметили полузатонувший древесный ствол. Корабль преобразился: живее управлялись с парусами, тщательней мыли палубу, веселей стали разговоры на камбузе… Казалось, даже мистер Солтер мог, чего доброго, улыбнуться.

На следующий день сэр Ричард направил корабль на северо-запад. Бирюзовая вода, грохот прибоя, белая пена, буйная растительность и длинная полоска песка… Мы бросили якорь. От предвкушения у меня мурашки по коже бежали, но, к моему разочарованию, мистер Солтер приказал мне остаться на борту. Пока отпущенные на берег матросы радовались твердой земле под ногами, я производил опись имевшегося на корабле продовольствия. Весь день я, потея, рылся в темном трюме, а вокруг с писком сновали крысы. Вонь стояла невыносимая. Сыр давным-давно протух, галеты покрылись толстым слоем меха. В бочках с водой плавали маленькие белые червяки, и — клянусь! — червяков там было больше, чем воды. Крысы прогрызли в мешках дырки, обжирались семенами и плодились с неимоверной скоростью. Я пересчитывал бочки и мешки и боролся со рвотой. Той ночью я спал на палубе. До меня доносились запах дыма от праздничных костров и игра музыкантов.

На следующий день мы подплыли к бухте, в которой, по расчетам сэра Ричарда, должны были встать на якорь остальные корабли. Но там никого не оказалось. Мы вновь бросили якорь. Следующую неделю Ральф Лейн возводил крепость — на случай появления испанцев. За это время я ни разу не покинул корабль: мне находилось то одно, то другое дело. Я не сомневался, что мистер Солтер имел на меня зуб. Но ведь та история с морской болезнью случилась так давно…

Неужели мистер Боулер оказался прав? Неужели этому человеку не давали покоя мои скромные познания — умение читать и писать?

Вскоре после постройки крепости впередсмотрящие заметили на горизонте мачту. Солдаты поспешно вернулись на корабль, мы подняли якорь и бросились в погоню. То оказалась „Элизабет“. В честь такого праздника мы выстрелили из пушки и разрядили наши мушкеты.

Чуть позже мы повстречали-таки испанский корабль, чей капитан при виде нас пришел в такой ужас, что его команда немедленно села в шлюпки и покинула судно. На корабле не оказалось ни продовольствия, ни воды — лишь всякие ткани. Наше положение становилось все более отчаянным. Без свежих фруктов и домашней скотины мы вряд ли смогли бы довести свое дело до конца.

Первого июня мы подошли к острову, известному морякам как Испаньола. Мне сказали, что остров охраняется многочисленным гарнизоном испанских солдат и что только крайняя нужда заставила сэра Ричарда приблизиться к этому месту.

Мы бросили один из двух якорей в полумиле от берега. Всех охватило нетерпение. Мы чуяли сушу. Моряки постарше бормотали о какой-то лихорадке, приносимой ветром, а мистер Боулер пугал меня рассказами о нарывах, желтухе и смертельной заразе, летящей к нам с берега, но я был слишком возбужден, чтобы прислушаться. Мое обоняние терзало густое зловоние тропиков. Вдоль берега выстроились толпы людей. Некоторые нам махали. Наш вид не мог не напугать испанцев: десять пушек, переливающиеся на солнце доспехи солдат…

Через некоторое время появилась лодка с десятью гребцами. Когда она приблизилась, я разглядел стоящего на корме человека: у него была темная дубленая кожа (повлияли одновременно природная смуглость и жаркое солнце) и черная, начинающая седеть борода.

Как бы ни раскачивало лодку, мужчина держался совершенно прямо. Его гордость и высокомерие указывали на правдивость моряков, рассказывавших мне об испанцах.

К борту корабля вышли Фернандес и Гренвилл. Последовали громкие переговоры по-испански. С борта „Тигра“ с большим трудом спустили собственную лодку. В нее село несколько офицеров, и тут, к моему удивлению, Гренвилл щелчком пальцев приказал мне отправляться вместе с ними. Я спустился по веревочной лестнице в раскачивающуюся на волнах скорлупку. Наверное, им понадобилось мое умение обращаться с домашней скотиной.

Ощущения от твердой почвы под ногами были самые странные. А лица встречавших нас людей — и того страннее. Попадалось много черных. А некоторые, как мне показалось, принадлежали китайцам.

— О чем задумался, парень? — спросил меня, широко улыбаясь, Мармадьюк, пока мы шли вдоль берега бухты.

— Я думаю, сэр, о земле под ногами, о кочанной и цветной капусте, о дынях и апельсинах, о чистой свежей воде, в которой нет червей… Еще я думаю о милосердии этих людей, потому что об испанцах мне рассказывали, что они…

— Мы подняли флаг перемирия, паренек, — перебил меня мистер Уайт.

— Так точно, — отозвался сэр Ричард. — А в качестве подкрепления у меня есть несколько пушек.

Если испанцы вздумают сжечь парочку еретиков, пушки нас не спасут — в этом я не сомневался ни секунды. Но счел разумным промолчать.

Нас сопровождал конвой — по-другому и не скажешь — из доброй дюжины вооруженных до зубов испанских солдат. Прямо по запруженным народом улицам бегали козы. Какой-то священник осенил нас крестным знамением. Уютней мне от этого не стало. Многие зеваки были одеты самым удивительным образом: яркие красно-желтые куртки, красочные платки, у одних повязанные вокруг шеи, у других — вокруг головы.

Мы пришли к церкви. Над ступенями был сделан навес. Там нас ждал дородный властный испанец. Вокруг него толпились военные и чиновники. Обмен любезностями перешел в долгий разговор на испанском, в ходе которого Фернандес переводил для сэра Ричарда. Меня в тень навеса не пригласили, так что я мучался от жажды и обливался потом в стороне. В дополнение к жарящему солнцу, меня донимали две молодые девушки: они улыбались, хихикали, а мои штаны и куртка привели их, насколько я мог судить, в полный восторг.

Наконец мистер Уайт знаком велел мне подойти.

— Иди за этим мальчиком, — сказал он. — Отбери двух быков, десять самых лучших коров и пригони их на пристань.

Маленький мальчик вел меня по пыльным улицам мимо выкрашенных яркой краской деревянных домов. Среди них попадались поистине величественные строения. На балконах стояли мужчины и женщины и что-то кричали. Я не понимал ни слова, однако не сомневался, что в их криках не было ничего для меня лестного.

На окраине города был устроен загон для сотни голов скота. С такой породой я до сих пор не сталкивался. Если честно, я не мог сказать, какие из них лучше, а какие хуже, и выбрал самых крупных (из тех соображений, что в них больше мяса). Мой спутник и я, орудуя палками и увертываясь от острых рогов, пробивали себе путь сквозь стадо. Потом я выбрал еще с десяток коров, и мы погнали их вдоль улиц обратно к пристани. Задача была не из простых, потому что здешние коровы не менее тупы, чем их сородичи на моей родине, но куда более воинственны. Испанское судно уже ждало у берега, и мы по широким сходням загнали животных на палубу. Потом мы отправились в другой загон, за быками, с которыми я натерпелся еще больше, чем с коровами.

День выдался долгий, тяжелый, но к его концу у меня был повод почувствовать удовлетворение. На борт „Тигра“ было погружено десять коров, два быка, двенадцать свиней, столько же овец, около сотни кур, а также корм для них всех, которого должно было хватить на месяц. Ночь напролет, при свете фонарей, я возился с хомутами и устраивал скотину, а с берега тем временем доносились смех и музыка. На берегу установили столы, и джентльменам был оказан радушный прием. Остальные моряки таскали на корабль свежую воду, пиво, чудесные зеленые овощи и прекрасные свежие фрукты. Всем грозило наказание за самовольные пробы. Я сам не удержался от греха, принявшего форму дыни — столь прекрасной, что она казалась даром Всевышнего. К рассвету я справился со своим заданием и поспешил к гамаку. Я был совершенно обессилен, но доволен.

Мы провели на Испаньоле три дня. Страшные рассказы моряков об аутодафе никак не вязались с гостеприимностью, ждавшей меня при сходах на берег. Двух девушек, смеявшихся тогда над моей одеждой, звали Изабелла и Регина де Ангуло. Они были дочерьми местного военачальника. По-английски ни одна из них не говорила, тем не менее, когда я приходил в великолепный дом их отца, полный изящной мебели и картин столь прекрасных, что описать их я не в силах, они научили меня играть в раскрашенные куски плотной бумаги, а еще — в странную игру, в которой мяч отбивался чем-то вроде лопатки и перекидывался через натянутую сетку. Жара стояла изнуряющая, но я был счастлив. Признаюсь, я покидал Испаньолу с сожалением. А еще я подумал, что всю жизнь приглядывать за овцами в Туидсмьюре было бы… пресновато как-то.

Седьмого июня „Тигр“ и „Элизабет“ вышли в море. Через две недели мы со всей осторожностью приблизились к огромному континенту и стали продвигаться к северу. Амадас и Барлоу оказались здесь не впервые, так что береговая линия была нам знакома. Здешние воды таили в себе неисчислимые опасности: вдоль берега баррикадами выстроились песчаные отмели. А еще эта часть Атлантики славилась неожиданными бурями. Теперь обязанности штурмана принял на себя капитан Фернандес. Он должен был провести корабль между отмелями, в воды, ими же и защищенные.