Анастасия Вихарева - Повернуть судьбу вспять

• Название: Повернуть судьбу вспять
• Автор: Анастасия Вихарева
• Жанр: Фэнтези

Если ты родился отмеченный Богами, это не значит, что путь твой усыплют розами. Как раз наоборот — объявят вне закона, вырвут сердце, закроют тварью из Бездны и выставят вон из мира…

Так и случилось. Но если ты отмечен Богами, вряд ли Боги забудут о тебе.

Маленькая девочка, лишенная памяти и способностей мага волею судьбы попадает в наш мир, в котором обретает семью, друзей, любовь. И однажды узнает, что это не ее мир, и где-то там осталась частица ее самой…

---

— Все может быть. Она у тебя не дура, у нее что-то с нервной системой.

— Нас и били, и работать заставляли, и мешки таскали… Я в ее годы уже нянькой в людях жила. Все бы были калеками! Люди умеют воспитывать, а я не умею, — мать тяжело вздохнула, бросила в сердцах, оправдываясь. — Надо было придушить, когда родилась. Сразу же было понятно, что ума нет… говорить начала после четырех лет. Изверга еще не было, что уж на него-то валить. Я привыкла, а людям неприятно на нее смотреть, — заступилась она за отчима.

— А ходить? — поинтересовалась соседка.

— Пожалуй, тогда же, — ненадолго задумалась мать. — Она и видеть-то не видела… Глаза у нее были ровно как неживые…

— Это, Тина, церебральный паралич. Она себя не контролирует. Скажи спасибо, что поднялась и в школу ходит! Обычно с таким диагнозом сразу бросают, они олигофренами становятся. Учится-то она у тебя как?

Мать пожала плечами, наморщив лоб.

— Читает много. Пока по голове не треснешь, не услышит. Порой ору под ухом, а ее как будто нет. А про школу даже не интересовалась… Не знаю, надо спросить…

— Не умно ты, Тина, ее воспитываешь, надо побольше внимания уделять. Может, прошла бы болезнь-то, — укорила соседка.

Любка заинтересованно прислушалась, навострив уши, незаметно отвернулась, пощупав нос.

И вправду, маленький, сильно курносый, с горбинкой в одном боку, постоянно чем-то забит. Дышать она им не умела, а если и дышала, то тяжело. Пыхтела и сразу начинало невыносимо свербеть, так что не было сил терпеть, и не хватало воздуха. Дышать через рот она привыкла, ей это казалось так же естественно, как моргать или глотать.

Соседка работала медсестрой в больнице, ей можно верить. Ничего подобного о своей болезни Любка раньше никогда не слышала. Но вряд ли паралич — парализованная бабушка сначала ходила с табуреткой, а потом лежала неподвижно. Врач тыкал бабушку иголкой, а она ничего не чувствовала. А ее лишь иногда переставали слушаться и, или висели как плети, ослабнув совсем, так что она не могла поднять их, или тряслись с такой силой, что могла ударить себя — и гнулись с огромной силой, когда хотела пошевелить пальцами. Но она их все равно чувствовала, даже легкое касание. И ноги — бегала она быстро, они отказывали потом, когда понимала, что не догонят, или, например, когда думала, что снова или побоится вдарить Инге, или ослабеет и не хватит сил поднять портфель в нужный момент… Если был паралич, он не мог прийти и уйти по желанию. Болезнь была, но другая.

Любка пересела на табуретку, поближе к кухне, но соседка и мать перевели тему.

Любка расстроилась, неплохо бы, если бы мать знала, что с нею происходит. Мать в болезнь не верила, считая Любку ненормальной, дурой, плохо воспитанной. Как все. Никто и не задумывался, как страшно, когда не понимают, что ты и тело не одно и то же.

На работу Любка шла в глубокой задумчивости. Неужели была такая болезнь, когда ничего не болит, а все равно человек болен?

Про отчима думать не хотелось. Он как будто специально выживал их из дома, внезапно раздражаясь и набрасываясь теперь даже трезвый. Понятно, что он выгонял их, чтобы угодить Нинкиной матери…

В школу Любка шла со страхом, с холодом в низу живота. И так понятно, что ее будут бить. Перед дверью она остановилась. Звонка еще не было, но в коридоре было пусто. Она открыла дверь и ни на кого не глядя прошла за парту, поставила портфель. Приход ее не остался незамеченным. Лишь Инга старалась не смотреть, уставившись в учебник.

Портфель выдернули, он пошел по рядам. Для Любки это было не в новинку. Она каждый раз собирала свои вещи по классу, после того, как приходил учитель. Доставлять классу удовольствие смотреть, как она кидается на всех и пытается отобрать что-то, она не собиралась. Но без портфеля было некомфортно, сразу стало нечем заняться.

Ее обступили. Сколько было позади, она не знала, но чувствовала кожей, что пространство стало плотным. И трое спереди. Любка не смотрела на всех. Этой минуты она ждала и готовилась. Теперь для нее существовал только вожак. Удар сзади на мгновение отключил ее, но она тут же вскочила, наступая на Ваську, который был выше ее на целую голову.

Еще один удар… ждать было нельзя, врагов слишком много. Слепая ярость притупила чувство боли.

Любка резко взмахнула рукой и ударила.

Удара Васька не ожидал. На мгновение он опешил и нагнулся, схватившись за лицо. Любка согнула ногу и выпрямила, ощутив, как помощь пришла в виде силы, которая внезапно стала союзником. Васька отлетел к стене, отброшенный ударом ноги.

Те, кто нападал сзади, похоже, тоже растерялись, отступив…

Заметив, что Васька пошевелился, Любка с криком набросилась на него, толкнув и подмяв под себя.

Наверное, класс находился в ступоре. Звонок прозвенел, но его не слышали. Васька пришел в себя и теперь бил Любку, не останавливаясь, а она не обращала внимания на удары, рвала его лицо. Ударить, как в первый раз, уже не получалось. Не было уверенности. Сила, которую она почувствовала, не давала силы ее рукам и удары получались мягче, чем планировала — начиная от шеи через позвоночник в тело потекла слабость. Снова начинался приступ, и Любка не могла его остановить.

И все же, она не попятилась и не спасовала, не давая Ваське подняться, как когда нападала на отчима…

— Что здесь происходит?! — крик пронесся по классу. — Немедленно прекратить!

Голос классной вывел всех из ступора. Она схватила Любку сзади, оттаскивая от Васьки, помогла ему подняться. Из разорванной щеки хлестала кровь, рубашка порвана, выдранные волосы на пиджаке висели клочьями. Любка выглядела не лучше, у нее был разбит нос и губа, сильно болела щека, глаз почти не видел.

Учительница оттолкнула Любку, проверяя Васькину рану.

— Заняться больше нечем?! — голос у Геотрины Елизаровны охрип и истерично визжал. Ее трясло, — Вас обоих исключат из школы… Подними портфель, все время валяется…

— Я сама его бросаю?! — огрызнулась Любка, собирая разбросанные книги и тетради.

— Это просто невозможно слушать! У меня никогда не было такого ученика… Нет ни одной оперативки, где бы речь не завели о тебе! — повысила голос классная. — В прошлый раз — драка, вчера — драка, сегодня — драка, ты всегда с кем-то конфликтуешь! Уроки не делаешь, на физкультуру не ходишь, в пионеры тебя не приняли, никакой общественной работой не занимаешься, одеваешься… Неужели нельзя погладить платье?! На тебя все учителя жалуются!

Любка промолчала. Драки не она начинает. С пионерами классная сама же решила повременить, а потом Любка поняла, что не пионерский галстук красит человека. Таскали, конечно, в учительскую много раз. Проводили беседы. В четвертом не приняли, а в пятом сама не захотела. Зато на уроках отвечает, а другие молчат. И чем она погладит платье, если дома нет утюга?! Перегорел, а в магазин их уже сто лет не продавали. Привезут — погладит!

— Это она, она на него набросилась! — пропищал тоненький голосок.

— Сегодня после урока будет собрание. Придет директор и завуч. Явка твоей матери обязательна. Пусть отправляет тебя в спецшколу!

Красная, как рак, Геотрина Елизаровна подошла к столу, в нервном возбуждении перекладывая стопку тетрадей.

— Раздайте! — бросила она.

Любка села за парту, чувствуя, еще немного, и она заревет. Теперь-то ее точно отправят в детдом. Если мать захочет от нее избавиться, как от Лешика, она уже ничего не сможет сделать. Любка уже года два не рассказывала ей, что происходит в школе, сама мать никогда не интересовалась, не того было. Кроме того, она всегда вставала на сторону учителей и тех, кто жаловался на Любку, после выговаривая ей, когда уже никто не помнил, вбивая вину, как гвозди в крышку гроба.

Судьба как будто специально пыталась выбить почву из-под ног, разрушив ее планы, пугая то спецшколой, то тюрьмой, то забирая людей, с которыми хоть как-то получалось дружить. А то вот собак… Любка вспомнила Шарика, которого летом живого прицепили стальным проводом к грузовику и протащили по селу. Она так и не узнала, кто это сделал, и долго бежала за машиной, пока не потеряла ее из виду. Наверное, на кого-то набросился. С тех пор, как сосед перестал его кормить и отвязал, он сразу же пристал к Любке, признавая только ее. Даже однажды вцепился в руку матери, когда она схватила полено и кинулась на нее.

Наверное, именно в тот день она узнала, как жжет грудь ненависть, которая толкает людей убивать. Не только тех, которые пришли в жизнь, но и тех, которые больно задели, замучив досмерти беззащитное существо. Теперь она, пожалуй, боялась не людей, а свою злобу, которая однажды могла выйти наружу и закрыть дорогу, по которой она могла уйти от них. Она ненавидела людей так же сильно, как они ее — всех людей, желая им сдохнуть мучительной смертью. И терпела, чтобы однажды забыть о них навсегда.