Гордон Хафтон - Подручный смерти

• Название: Подручный смерти
• Автор: Гордон Хафтон
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2003

Можно не быть мертвым, чтобы здесь работать, но опыт смерти приветствуется. Соотношение историй, написанных живыми, и тех. что вышли из-под пера не-мертвых, составляет примерно 10 000 000:1. Однако у этой повести есть неоспоримое преимущество перед соперницами. Она правдива. Зомби впервые рассказывают всю правду о жизни после жизни и о работе в Агентстве Смерти.

Комический роман современного английского писателя Гордона Хафтона «Подручный смерти» – впервые на русском языке.

---

Мне отчаянно хотелось что-нибудь сказать Люси, хоть несколько слов. «Все не так плохо». Или подбодрить ее: «Не бойся. Когда умрешь, полегчает». Просто поговорить. Но я не хотел, чтобы она умирала вот так. Я склонился над могилой. Скелеты посмотрели на меня и вернулись к своей работе – большой скелет наблюдал, маленький скелет дышал.

– Я могу что-то сделать?

– Можешь смотреть, – ответил большой скелет. Он протянул к моему плечу двухкостную руку, но я в страхе отшатнулся. Я никак не мог привыкнуть к реальности, которую видел сквозь очки.

Я посмотрел вниз, сквозь кости на своих ступнях, сквозь почву. Между бледной белизной черепа и тенью гроба на сером лице Люси застыла гримаса. Ее руки и ноги подрагивали. Белки глаз стали огромными. Я почувствовал что-то неладное, и маленький скелет подтвердил это, прекратив свое невыносимое пение.

– Знаешь, бывают дни, когда все идет как по маслу? Когда гордишься тем, что получилось? Когда знаешь, что работа сделана хорошо?

Большой в ответ вздохнул:

– Ну да.

– Нынче не тот день.

– В чем проблема?

– Вот в этом. – Маленький скелет показал на темно-серый предмет, перекрывший трубку чуть ниже середины.

– Что это?

– Затор.

– Это я вижу. Но из-за чего?

– Возможно, лист. Трудно сказать.

Большой скелет постучал костяшками по своему черепу. Он казался подавленным, как любой лик смерти. Затем взглянул на могилу, на нас обоих и изрек свой приговор:

– Здесь мы бессильны.

Я снял очки и спрятал в карман. В мир вернулись краски и три измерения. Скелеты обрели плоть и стали Смертью и Гладом. Они стояли у холмика, из которого, будто перископ, торчала желтая пластиковая трубка. Я больше не мог смотреть, как умирает моя подруга. Я не мог видеть ужас, застывший на ее бледном лице, судороги рук и ног.

– Она задыхается, – прокомментировал Глад, уставившись на холмик.

– Но еще дышит, – сказал Смерть. – Мне кажется, будет гуманней, если мы вообще перекроем доступ кислорода. Но тогда все случится на два часа раньше. Я не знаю, какие могут быть при этом последствия. Шеф ничего не говорил.

К горлу подступила тошнота. Я вспомнил тепло ее тела. Я мог бы воссоздать каждый квадратный дюйм ее кожи по памяти, хранящейся в моих ладонях. Мне вспомнился сладкий вкус ее рта, острые уголки неровных зубов, искры, сверкающие в глубине синих глаз. Я все еще слышал ее смех – когда она смеялась, рот раскрывался цветком, обнажая ее целиком, приглашая в себя. Ее, правда, не интересовало то, что у тебя внутри, но это не важно.

«Придурок чокнутый».

Я смотрел на холмик и представлял, как она лежит там, под землей. Посиневшее лицо вытянулось, широко раскрытый рот отчаянно хватает воздух, пальцы сжаты в кулаки, ногти впиваются в ладони, тело вздрагивает в конвульсиях. Мне не нужно было представлять все остальное – Смерть с Гладом подробно комментировали происходящее.

– Уже задыхается, – произнес Глад невозмутимо. – Грудная клетка сжалась.

– Хорошо.

– На шее вздулись вены. Стала корчиться. Должно ускорить процесс.

Я не мог двинуться с места. Лишь переводил взгляд с одного на другого. Я должен был что-то сделать. Сделать хоть что-то, немедленно. Хотя бы просто шевельнуться. Дернуть рукой, кистью, хоть пальцем. Доказать, что я живу, дышу, двигаюсь. Взгляд мой застыл, остановившись на Смерти. Я не мог пошевелиться. Не мог придумать, что сделать. Смерть угрюмо смотрел, Глад бесстрастно ждал. Она переживала медленную смерть от удушья. А я не мог пошевелиться. Она не заслужила такого конца. У нее даже врагов не было, она ничего дурного в своей жизни не сделала. Двигайся же. Она чувствует, что с ней происходит? Или все чувства поглотила эта ужасная, удушливая, изнуряющая агония? Я чувствовал ее агонию кончиками пальцев. Она вдыхала и выдыхала один и тот же воздух. Вдыхала прошлое, выдыхала будущее. И чем больше ей хотелось дышать, тем меньше воздуха оставалось. А я не мог пошевелиться. Чем больше она хотела, тем меньше оставалось – я не мог. Чем больше, тем меньше. Я хотел пошевелиться, закричать, заорать, выругаться, двинуться с места, двинуться…

«Нет от тебя толку, – сказала однажды Эми. – У тебя все не как у людей».

– Барабанит по крышке гроба, – продолжал равнодушно комментировать Глад. – Кулаками. Классические симптомы.

Я слушал. Только и мог, что слушать. Я не мог даже смотреть. Сквозь трубку долетал еле уловимый звук ударов, поначалу частых, потом все глуше и реже. Ее кожа под моими пальцами. Я раскрыл рот. Она могла рассмешить единственным словом. Мой язык прилип к небу. Ее глаза. Мое горло сжалось.

– Вы можете… – выдохнул я.

Смерть удивленно повернулся ко мне.

– Можете ей помочь?

Он снял очки и накрыл трубку ладонью.

Мне хотелось оградить ее от кошмара умирания. Я ее знал. И все еще чувствовал ее присутствие. Наверное, какие-то остаточные воспоминания в нервных окончаниях. Смутные отголоски исхоженного импульсного пути. Мне хотелось расцарапать землю голыми руками, раскидать ее в стороны, вытащить Люси. «От тебя толку мало». Но только глаза мои отвечали. «Придурок чокнутый».

– Пошла кровь, – объявил Глад безучастно. – Только на кончиках пальцев, но это уже начало. Скребет дерево. Стучит по крышке. Мотает головой.

Я не мог слушать и не мог действовать. Мне хотелось разодрать эту насыпь. Пронестись над ней страшным ураганом. Врыться в теплую почву. Принести в дар воздух. Но я – зомби, я оставался верен трупу в себе. У трупа нет желаний, он бездействует. И во мне царила мертвая пустота. «Толку мало».

– Прекратила стучать, – комментировал Глад. – Стала разрывать свое тело. Типичные рефлексы. Раздирает лицо… Руки… Живот. Бьет себя в грудь.

Он приостановился.

– Начала кусать себя. Вцепилась зубами в руку.

Я непроизвольно покачал головой. Я могу качать головой, могу отрицать. Я способен лишь отрицать. Ничего созидательного. Но я должен двигаться, иначе меня разорвет на части.

– Стала терзать себя. – Темп речи Глада ускорился. – Воздуха мало.

Я покачал головой. Я представил, как она задыхается словно рыба, выброшенная на берег.

– На лице кровоподтеки. Шея и руки изранены.

Я качал головой.

– Дыхание останавливается.

Качал головой…

– Все. Без сознания.

Смерть опустился на колени у холмика и с силой вытянул трубку. Она походила на косу без лезвия. Бросил ее в реку, проследил, как ее понесло течением, затем повернулся ко мне.

– Через семьдесят лет река полностью размоет этот клочок берега. И все, что останется от ее гроба и тела, окажется на поверхности. Никто не узнает ни того, что похоронил ее человек, которого мы видели в четверг, ни того, зачем он это сделал. Его не накажут за это преступление, как, впрочем, и за все другие. Но судить – не наша задача.

Он повернулся к Гладу.

– Сердце еще бьется?

– Пока да. – Глад посмотрел на меня. – Ее страдания кончены.

– Сколько ей еще? – прошептал я.

– По ситуации. В любой момент.

Он посмотрел на могильный холмик.

– Сердце… замедляется. Останавливается.

Он помолчал с раскрытым ртом.

– Замирает.

На деревьях щебетали птицы, волны мягко плескались о берег.

– Остановилось.

– Точно? – спросил Смерть, глядя на часы.

Глад кивнул.

Я не мог пошевелиться. Глаза горели, в горле пересохло. Что-то раздражало кожу у крыльев носа. Двигайся. Я поднял руку, чтобы почесать, и тут же ее отдернул от удивления. Кончики пальцев были мокрыми.

Я плакал.

А напоследок я увидел

Лежа на краю крыши, я открыл глаза и снова зажмурился из-за дождя. Я поборол соблазн повернуть голову и посмотреть вниз и попытался до мелочей представить все, что меня окружает. Я лежал в нескольких ярдах от потолочного люка, возле бортика круглой башни. Позади меня мокрая черная черепица делала поворот, сливаясь с крышей основного здания – отвесной черепичной кровлей, на которой расположен аварийный выход.

Я вытянул правую руку подальше от туловища, чтобы лучше держать равновесие, и с помощью ног передвинулся на пару дюймов к главному зданию, относительно более безопасному. Левую руку сводило, но я сумел управлять ею, чтобы передвигать локоть по водосточному желобу – скользить обнаженной кожей по грязной канавке, затем вжимать ее вниз и закрепляться. Я выгнул спину и всем телом отполз назад. Потом еще раз, держа равновесие правой рукой, толкаясь ногами, скользя локтем по желобу, выгибая спину и передвигая тело. И так дюйм за дюймом, один страшнее другого, я постепенно втиснулся в маленькую впадину между основанием центральной крыши и куполом круглой башни.

– Ай да молодец, ублюдок.

Я повернул голову вправо и на фоне светлого люка увидел силуэт. Я не мог разглядеть лица этого человека, но именно его фотография лежала в моем кармане – та, которую мне семь недель назад дала Эми.