Ника Ракитина - Крипт

• Название: Крипт
• Автор: Ника Ракитина
• Жанр: Фэнтези

О том, как два дона, пробуя поделить одну девушку, делали революцию.

---

— А дон Ивар где?

— Так он же умер.

Девчонка поглядела на дона с нескрываемой жалостью.

— Кто умер?

— Дон Ивар.

Рыжая подумала, что разговор начинает заходить в тупик. А бедный граф залпом выпил вино, предназначенное для поддержания ее, Майкиных, сил. И свалился в соседнее кресло. Девчонка вдруг подумала, что графу, наверное, лучше знать, может, дон Ивар уже и впрямь умер. Раны и все такое…

— А от чего он умер? — Майка едва не заплакала снова.

— А кто ты, собственно, такая, чтобы меня допрашивать?!

— Майка.

— А… дальше?

— А вам это зачем? — поинтересовалась Майка подозрительно.

Граф растерялся.

— Ну, чтобы знать… Папа у тебя кто?

— Папы нету.

— А мама?

Очередной приступ рыданий сотряс Майкины плечи.

— Да что случилось-то?! — воззвал граф, понимая, что нового потока слез он не вынесет. Девчонка вытерла рукавом рубашки глаза и сказала очень спокойно, понимая, что граф — не Господь Бог, а чужой дядя, и помощи от него ждать не приходится:

— Боларда арестовали.

Глава 12.

1492 год, 22 мая. Настанг

Болард привалился спиной к жесткой стенке арестантской кареты и закрыл глаза, еще раз заставляя себя вспомнить все. Все слова, все события сегодняшней ночи, и, чтобы разом отвязаться от самого неприятного, стал думать о Гретхен. Почему сестра предала его? Ведь это она написала донос. Кому бы еще была известна в столь волнующих подробностях вся история спасения Ивара. Не Майка же, в самом деле… Боларду опять вспомнилось выражение брезгливой усталости на лице сестры. Скорей бы, мол, все это закончилось… Да, Гретхен, больше некому. Хотя, самое вероятное, она и не утруждала себя возней с чернилами и бумагой. Просто позволила в беседе с Ингевором некоторую откровенность. Ходят ведь сплетни, что его сестра состоит с претором в отношениях куда более тесных, нежели вассальные, и Гретхен этих сплетен не отрицает. Наоборот, гордится. Только непонятно, что же он, Болард, ей такого сделал, чтобы она без угрызений совести отдала его на смерть. Конечно, ущемление свободы благородной дамы и постоянные напоминания ей же о необходимости хотя бы внешне блюсти приличия и вести себя добродетельно, как и подобает молодой баронессе… тьфу… словом, все эти душещипательные беседы — штука неприятная, но не настолько же. Нет, Болард сестры не понимал. Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения. Что сделано, то сделано. И воздастся каждому по делам его. Болард усмехнулся, удивляясь, как кстати всплыла в памяти эта цитата из Книги. Каждому, значит, по делам его. Вот и тебе воздалось, дурак несчастный. За Ивара, хотя в этом он виноват меньше всего, да и жив князь в конце концов оказался. А вот за Майку поделом. Тут, пожалуй, распятия Боларду будет маловато. Он опять вспомнил девчонку — какая она стояла там, на лестнице, и лицо ее с огромными несчастными глазами. "Ты не понял…" — кричала она ему. Болард выпрямился, поднес к лицу руки и поморщился, таким неожиданным показался ему вдруг лязг кандалов. Что он должен был понять? Скорее всего, этого он уже не узнает. Ну и ладно. Так ему будет спокойней, хотя по отношению к Майке это и свинство. Но умирать нужно с легким сердцем. Болард снова смежил веки.

Запахло травой и мокрым речным песком. Болард сунулся к окошку — его закрывала железная заслонка, щели в ней, правда, были широкие, и из них, сквозь цоканье подков и колесный скрип, барон расслышал — а верней, угадал — плесканье воды. Потом карета медленно, натужно взобралась на горбатый коротенький мостик. Стало быть, до Твержи уже близко, понял Болард. Вот и мост через Настасью… Он любил бывать здесь, просто посидеть на траве под крепостной стеной, поглядеть, как носятся над водой и исчезают в камышовых зарослях синие стрекозы. Окна верхних ярусов тверженских казематов выходят как раз сюда, на реку, но эти камеры — для особ привилегированных, к коим он себя никак не причисляет. Болард хмыкнул. Любопытно, какое официальное обвинение ему предъявят? В том, что дон Ивар оказался жив, Синедрион милостиво решил крамолы не усматривать. Что правда, его благоволение наверняка не распространяется на тех, кто лично помог князю Кястутису восстать из могилы. Но это — негласно, тем более что тело якобы нашли и похоронили, правда, уже без княжеских почестей. Так что он, Болард — герой и умница. В чем же они могут его обвинить? Он был совершенно уверен, что обыск в доме ничего не даст, не такой барон Смарда дурак, чтобы хранить на своей половине орденские бумаги, медальон комтура и прочее революционное барахло. Он умно предпочел их спрятать под носом у Гретхен. То есть не под носом, а под матьрасом — как говаривала домоправительница — кровати — вместительной, типа "Принципал с нами", — и немало веселился, воображая, как выплясывает сестрица со своими любовниками над орденскими регалиями. Консате все едино, а ему, Боларду, польза: Гретхен скорей удавится, чем пустит кого попало рыться в своем белье.

Значит, в связях с Орденом его не заподозрят. Тогда что?

Разумеется, вздернуть на дыбу с вытекающими последствиями в наше смутное время можно и безо всяких на то оснований, будь ты хоть благородный дон в черт знает каком колене, хоть белошвейка королевы. Достаточно и подозрения в ереси. Что уже само по себе означает вероятность принадлежности к Ордену. Опаньки, как говорится, круг замкнулся.

Болард хлопнул себя по коленям и сел. Скрипнул зубами: привычный жест оказался весьма болезненным.

Так вот что! Дон Ивар, наверняка, совсем ни при чем. И слава Богу. Значит, Майке ничего не грозит.

Но черт бы побрал тот день, когда Виктор Эйле и Рушиц, кузен Ивара и Нидский комтур, вручил ему медальон герольда…

В те дни, да и после долгое время вся эта возня казалась Боларду детской игрой, страшноватой и потому очень серьезной. Но тогда — тогда он жизнь готов был положить, только бы его взяли в эту игру. Взрослые люди — десятилетнего мальчишку… Он вспомнил, как добирался до монастыря Паэгли, как, полуживого от усталости, привели его к Великому Герольду — Бертальд взглянул на ребенка невидящими блекло-серыми глазами, выслушал переданное на словах послание, а затем произнес в адрес князя Кястутиса такое, отчего у Боларда мгновенно зардели уши.

Через день Бертальд встретил мальчишку в часовне. Тот стоял на коленях перед распятием и, глядя в пол, читал молитву. Бертальд неслышно подошел ближе и прислушался.

— Что это? — спросил он строго.

Болард вскинул к нему бледное от многодневной усталости лицо с воспаленными глазами:

— "Сredo".

— Начни снова.

— Верую во единого Бога, — послушно начал Болард. — Отца и вседержителя, Творца неба и земли…

— Дальше, — потребовал Бертальд, когда он запнулся. Болард переглотнул. Взгляд его сделался твердым.

— И в Сына Его, — сказал он очень тихо. — Господа нашего…

Бертальд в молчании выслушал молитву до конца.

— Кто научил тебя этому? — спросил он глухо. — Говори, не бойся.

— Мать. Дона Дигна баронесса Смарда.

— Однако… — пробормотал Бертальд задумчиво и, взяв Боларда за плечо, проговорил: — Пойдем со мной, мальчик.

Так же послушно, как только что читал «Верую», Болард поднялся с колен. Тогда, конечно, он еще не знал, что разговаривает с Великим Герольдом, тогда он вообще не знал очень многого. Да и сейчас знает немногим больше…

А тогда они сидели в библиотеке монастыря, в одном из бесчисленных круглых скрипториев. Бертальд неспешно потягивал из серебряного кубка пряное вино, Болард же впервые в жизни попробовал горячий шоколад. Великий Герольд уже успел выспросить у него все, что хотел, а сам рассказывать не торопился. Впрочем, кое-что все-таки сказал. И Болард очень удивился, когда выяснилось, что мать была права относительно того, как следует произносить молитву. Отчего в Подлунье не признают Мессию — этого Бертальд объяснить мальчишке не смог, хотя заметил, что были времена, когда думали иначе и верили по-другому. Только очень и очень давно. И что нынешняя смута в Подлунье не то чтобы из-за этих разногласий, но близко к тому. И вообще, если Болард помнит, до вступления на принципальский престол Юзефа Симненского в Подлунье был Консулат…

Болард помнил. Он кивнул и с упрямством десятилетнего ребенка, отсекая все не нужные сейчас и малопонятные подробности, с интересом спросил:

— А что такое Консата?

Карета остановилась так внезапно, что Болард, потеряв равновесие, больно впечатался плечом в решетку. Дверца распахнулась, и он боком вывалился на мокрые камни двора.

— Благородному дону помочь? — осведомились над ним участливо.

Он поднял вверх разбитое лицо и увидел над собой опрокинутые в пасмурном сером небе башни Твержи.

И криво улыбающуюся сестру.

Глава 13.