Эмма Герштейн - Мемуары

• Название: Мемуары
• Автор: Эмма Герштейн
• Издательство: Инапресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-87135-060-7

 `Мемуары` выдающегося писателя и историка литературы Эммы Герштейн (1903г.р.) посвящены Осипу Мандельштаму, Анне Ахматовой, Борису Пастернаку, Льву Гумилеву, Николаю Харджиеву и другим литераторам и ученым, без которых мы не можем представить XX век русской культуры. Под полемическим пером Э.Герштейн возникают не только `картины литературного быта` Москвы и Ленинграда 20-60-х годов, полные драматизма, но и появляется ушедшая эпоха великих потрясений в своей трагической полноте.

---

Этот подарок и эта, такая «своя», надпись отражает примиренное состояние души Анны Андреевны в последние недели ее жизни. У нее даже появился новый творческий импульс, на этот раз к прозе. 2 декабря 1965 года, уже в больнице, она записывает:

Кто видел Рим, тому больше нечего видеть. Я все время думала это, когда в прошлом году смотрела на него прощальным взором и во мне зрела 66-я проза. А ярко-синяя вода била из его древних фонтанов, как из щелей, куда пробралось море.

22 января 1966 года:

Хочу простой домашней жизни. А прозу почти слышу.

Уезжая осенью из Комарова, она прощалась с ним с таким особенным чувством:

За окном день торжественной нестерпимой красоты, богослужебная красота все свершившей природы.

Происходит ее слияние, вернее, проникновение в таинство Жизни.

Москва, 1994

Постаревшие собеседницы

Давно замечено, что несчастья, взрывая какое ни есть привычное течение жизни, нередко сплачивают самых разных людей. Вслед за большими потрясениями часто происходит какой-то новый поворот жизни. Таким узловым событием стали для Анны Андреевны Ахматовой два ее приезда в Москву в 1934 году. Она и ее сын, Лев Гумилев, гостили у Мандельштамов в их новой квартире в писательском доме по Нащокинскому переулку. Первое пребывание Ахматовой было довольно длительным (месяц, во всяком случае), а второе – коротким; оно известно по ее воспоминаниям о Мандельштаме и по мемуарной книге Надежды Мандельштам. Анна Андреевна приехала утром 13 мая, но успела провести с Осипом Эмильевичем лишь один этот день. В ночь на 14-е пришли «гости» с ордером на арест Мандельштама. После того, как его увели, обыск продолжался всю ночь.

С этой минуты Анна Андреевна не покидала Надежду Яковлевну вплоть до отъезда ее вместе с Осипом Эмильевичем в Чердынь, куда он был отправлен по приговору коллегии ОГПУ. В тот же вечер с другого вокзала Анна Андреевна уехала в Ленинград.

С этого года у Анны Андреевны образовались в Москве дружеские связи, длившиеся до конца ее жизни. Среди новых друзей на одном из первых мест нужно назвать Нину Антоновну Ольшевскую, драматическую актрису, жену писателя-сатирика Виктора Ефимовича Ардова. Это ей за четыре дня до своей кончины Анна Андреевна сделала дарственную надпись на «Беге времени»: «Моей Нине, которая все обо мне знает, с любовью Ахматова. 1 марта 1966, Москва», а ранее – в книге «Стихотворения»: «Моей светлой Нине ее Ахматова. Дана на Ордынке 13 июля 1961».

Ордынка – место, упоминаемое почти во всех московских воспоминаниях об Ахматовой. Но до Б. Ордынки (д. 17, кв. 13) Ардовы жили на первом этаже того же писательского дома в Нащокинском переулке, в том же подъезде, где на пятом этаже жили Мандельштамы. Нина Антоновна рассказывает:

– Когда она гостила у Мандельштамов, и я видела, как она подымается по лестнице, я обалдевала. С Мандельштамами мы уже были знакомы. И однажды мы с Виктором поднялись наверх и представились Анне Андреевне… Это такой случай в моей жизни! Даже трудно было себе представить… Как мне повезло!

После ареста Осипа Эмильевича квартира его еще сохранялась, и Анна Андреевна иногда останавливалась там, приезжая из Ленинграда. Принимала ее мать Надежды Яковлевны, а иногда и сама Надежда Яковлевна, приезжавшая в Москву из Воронежа, куда перевели Мандельштама. Так укрепилась их дружба, начавшаяся еще в двадцатых годах в Детском Селе, но несколько замершая из-за переезда Мандельштамов из Ленинграда в Москву. (Мое знакомство с Анной Андреевной и ее сыном Львом завязалось тоже здесь, у Мандельштамов, в 1934 году.)

Несколько раз в эти годы Ахматова останавливалась уже у Ардовых. Нина Антоновна вспоминает:

– Виктор вначале так стеснялся, что вскричал однажды: «Надо проверить, есть ли у нее чувство юмора, или… я умру!»

Как известно, чувства юмора у Ахматовой было предостаточно. В общении с Ардовым у нее установился легкий веселый тон. Артистичный в домашнем быту, человек быстрых реакций, связанный своей литературной работой с театром, эстрадой, цирком, любитель-карикатурист, Ардов был также широко образованным человеком, хорошо знал русскую литературу и историю. Это позволяло Ахматовой не скучать, беседуя с ним. Оба – «полуночники», они иной раз засиживались до 3-х-4-х утра, затрагивая в своих разговорах самые разнообразные темы, Но эта непринужденность отношений в семье Ардовых установилась у Анны Андреевны позже, по прошествии нескольких лет. В первые годы, когда в квартире Ардовых кроме тахты стоял в большой комнате только трельяж, а в другой комнатке жил маленький, пока единственный, сын Нины Антоновны от первого брака – Алеша Баталов, такой близости еще не было. Хотя Нина Антоновна была уже очень привязана к Анне Андреевне, круг знакомств и манера жить Ахматовой удивляли ее, а в Ленинграде она отчужденно наблюдала тамошнюю особенную жизнь Ахматовой. От этой поездки в Ленинград у Нины Антоновны сохранилось одно интересное воспоминание:

Там она мне сказала: «Я, наверное, уже все написала. Стихи больше не рождаются в голове».

– Это, вероятно, было в 1935 г., – замечаю я. – Вскоре стихи стали появляться сплошным потоком, и этот источник уже не иссякал до самой ее смерти. Она отметила в своих записках, что началось это в 1936 году. По-моему, все пошло от стихотворения «От тебя я сердце скрыла». Да вы и сами это знаете.

– Да, да. А Пунин очень обиделся на нее за эти стихи.

– А вы видали когда-нибудь, как Анна Андреевна сочиняет?

Никогда. Она только говорила: «А в голове вертится, вертится…» – и больше ничего. А дня через два так поманит пальчиком и прочтет новое стихотворение. Я обалдевала и ничего не могла сказать, но думаю, что она читала для себя, сама себя проверяла. Читала медленно, слушая себя, покачиваясь вправо и влево, и лицо у нее было вот такое, как на этой фотографии.

Мы рассматриваем фото, сделанное в ленинградской квартире Ахматовой на Красной Коннице, то есть уже в пятидесятых годах. Анна Андреевна сидит в кресле у угла комода, на комоде зеркало в посеребренной оправе, свечи, вазочки с цветами. Лицо у нее строгое.

В тридцатые годы Ахматова не всегда останавливалась у Ардовых, а гостила и у других московских друзей. Приезды ее из Ленинграда большею частью вызывались необходимостью хлопотать о судьбе сына, которого преследовали и тогда, когда он был еще на свободе. Ну, а о несчастье, отраженном в знаменитом «Реквиеме» Анны Ахматовой, напоминать не приходится. У Нины Антоновны, родившей за это время еще двух сыновей, была репрессирована мать. Эта беда заслоняла все остальные чувства. Затем война надолго разлучила Ахматову с Ардовыми. Анна Андреевна, как известно, была эвакуирована в Ташкент в октябре, а Нина Антоновна с тремя детьми – еще раньше Казань, а затем в Чистополь. Ардов был призван в армию, работал во фронтовой печати. Увиделась Анна Андреевна с Ниной Антоновной лишь весной 1944 г. Эта встреча положила начало особой душевной близости между ними. Вернулась Нина в Москву, очевидно, в середине мая. Она ждала ребенка, который вскоре родился, но умер в младенчестве. 31 мая она писала Виктору Ефимовичу:

«Сейчас приехала с вокзала, проводила Анну Андреевну. Очень по этому поводу грущу, она для меня была большой отдушиной и радостью, прямо как в ее же стихах: "Я знаю, ты моя награда за годы муки и труда…" Очень мне было с ней интересно и тепло, а главное умно, от чего я так отвыкла за эти годы одиночества и одичалости. Совсем тоскливо мне будет сейчас без наших ночных бдений, к которым я так уже привыкла за эти дни. Пишу тебе на бумажке, в которой она вчера сделала приписочку».

Приписка такая:

«Дорогой Виктор Ефимович, завтра еду в Ленинград. Очень жаль оставлять Нину Антоновну – мы чудесно провели с ней две недели. У Вас в доме все благополучно. Дети хорошие. Напишите мне. Ахм.».

Это возвращение в Ленинград отражено в четверостишии Ахматовой, впервые напечатанном совсем недавно[219]:

Лучше б я по самые плечи
Вбила в землю проклятое тело,
Если б знала, чему навстречу,
Обгоняя солнце, летела.

События, вызвавшие его к жизни, уже известны в литературе[220]. Это одна из драматических страниц в биографии Ахматовой. Вспомним ее.

Из Ташкента Анна Андреевна торопилась навстречу своему другу Владимиру Георгиевичу Гаршину, который оставался в осажденном Ленинграде. Он так же тяжело переносил разлуку с Анной Андреевной, как и она с ним. Потеряв во время блокады жену, он просил Ахматову окончательно соединить с ним свою жизнь. В их переписке было условлено, что он получит квартиру, где и просил Анну Андреевну поселиться с ним. Она согласилась. Дошло даже до того, что он телеграфно спрашивал ее, согласна ли она носить его фамилию. Анна Андреевна приняла и это предложение. Вот почему в Москве она широко оповещала знакомых, что выходит замуж. Однако в Ленинграде на вокзале Гаршин тут же задал ей вопрос: «Куда вас отвезти?» Это походило на какой-то оскорбительный розыгрыш. Но куда же можно было отвезти Анну Андреевну? В брошенный и запущенный дом на Фонтанке? Одну? Сын, хотя уже и отбыл лагерный срок, работал в Туруханске.