Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 1

• Название: Падение царского режима. Том 1
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1924

Первый том стенографических отчётов Чрезвычайной следственной комиссии Временного Правительства «для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц», изданный в 1924 году, содержит допросы и показания А.Н. Хвостова, генерала Е.К. Климовича, А.Д. Протопопова, генерала С.С. Хабалова, А.Т. Васильева, Б.В. Штюрмера, В.Л. Бурцева, А.Н. Наумова, князя М.М. Андроникова.

---

Председатель. – Вырубова охранять Распутина назначила Мануйлова, т.-е. это было официальное назначение?

Андроников. – Т.-е. это шло не прямо через Вырубову, а через государя…

Председатель. – Иначе сказать: Штюрмер получил распоряжение от государя, чтобы Мануйлов охранял Распутина? Теперь скажите, пожалуйста, в каком положении Мануйлов был по отношению к генералу Глобачеву, который тоже имел приказание охранять Распутина?

Андроников. – Я думаю, что отношения Манасевича были чрезвычайно нахальные. Манасевич-Мануйлов считал себя maître de la position:[*] – генерал Глобачев должен был плясать по его дудке, а если бы он этого не делал, то был бы выгнан в 24 часа…

Председатель. – Продолжайте рассказ о том, как испортились ваши отношения с Распутиным.

Андроников. – Становится известным, что Штюрмер ведет следствие о том, что Хвостов покушался на отравление кошек, не на отравление, а на…

Председатель. – Штюрмер ведет следствие через того же Мануйлова-Манасевича?

Андроников. – Нет, нет!… Но Штюрмер, видимо, знал, кто ему помогал… Манасевич-Мануйлов был приглашаем на совещания и на допрос. Вообще, дело велось при его участии… Я это знаю потому, что Мануйлов несколько раз самым нахальным образом вызывал по телефону Хвостова и говорил ему: «Vous êtes dans une position fichue!» (т.-е., что вы в глупом положении). – Это ему было известно из следствия. Значит, Штюрмер ведет расследование покушения на Распутина, и выясняется, что Хвостов желал, так сказать, отправить на тот свет г-на Распутина! Он, действительно, ничего против этого не имел, потому что этот тип ему был не по-нутру… Я бы, конечно, не плакал, если бы это совершилось, но клянусь вам, что своих рук я к этому не прикладывал! И без меня было достаточно… Но в душе я против ничего не имел – это вопрос другой!… Тут выясняется, что А.Н. Хвостов в деле действительно принимал участие… И вот последний раз было (перед тем я у Распутина в течение всего того года почти совершенно не бывал) – Распутин приехал обедать к Червинской на уху и был чрезвычайно грустен и задумчив. (Это было вскоре после назначения Штюрмера: в феврале или январе 1916 года.) Это было последний раз, что я его видел… Он заявил: «Ах, Хвостов нечист! Хвостов нечист! мне все это так неприятно, так грустно» и т.д.…

Председатель. – Это было, когда расследование уже началось?

Андроников. – Когда началось и когда он от Мануйлова узнал обо всем том, что происходило.

Председатель. – Значит, он приехал к Червинской и встретил вас там?

Андроников. – Я был приглашен к обеду. Потом приехала Акилина Лапшинская.[*] Эта госпожа с меня глаз не спускала, шипела, как змея, говорила колкости и гадости все время! Я говорю: «Скажите, Акилина, что вы ко мне придираетесь сегодня?» – «Да мы все знаем отлично, что вы в этом деле нечисты, что вы принимали участие!» – Тут я взбесился и говорю: «Да вы сумасшедшая!»… Тут мы поругались, и это было последнее мое свидание с Распутиным и с Акилиной… Тут она мне еще шипела и доказывала, что ей известен очень подробно весь мой разговор с Воейковым. Я должен сказать, что я поехал встречать Воейкова, который возвращался из своего имения, из Куваки, Пензенской губ. В это время как раз шло следствие, и я хотел его предупредить, что Штюрмер, по моему мнению, ведет очень пристрастно все дело и что, несомненно, в этом деле Хвостов, как мне казалось, не так виноват. Тут я обрушился на Распутина: в разговоре с Воейковым я, конечно, Распутина не щадил и ругал его…

Руднев. – Я хотел задать такой вопрос: как себя вел Распутин в Царском Селе? Вы говорили, что не верили рассказам о безобразиях, им чинимых, в Царском Селе. Он там пьянствовал?

Андроников. – Нет, нет! Я глубоко убежден, что он притворялся святым…

Руднев. – А у Вырубовой?

Андроников. – Тоже.

Руднев. – У Вырубовой вы видели Распутина?

Андроников. – Видел один раз.

Руднев. – Как он вел себя?

Андроников. – Вел он себя прилично. Там была сестра Вырубовой – Пистолькорс.

Руднев. – А обычное трепание по плечу было?

Андроников. – О да! это – постоянно… И тут было.

Руднев. – Но из границ приличия не выходил?

Андроников. – Нет.

Руднев. – Так что Распутин у вас – там – был совершенно другим?

Андроников. – Совершенно другим. Нужно вам сказать, что он меня боялся!… Он знал мой совсем независимый, правдивый язык, он знал, что я ни перед чем не остановлюсь!… Он несколько раз, после хорошей рюмки вина, отводил меня в сторону и говорил: «Знаешь, ты добрый человек! Я тебе скажу: никогда не верь, что тебе будут говорить, что я люблю Аннушку… Никогда не допускай мысли, что я был в коротких отношениях с ней!»…

Руднев. – Скажите: это случайно, что Варнава из Тобольска и Распутин из Тобольска?

Андроников. – Тут кроется недоразумение: Варнава глубоко ненавидел и презирал Распутина! И до сих пор это для меня совершенно ясно… Варнава, прежде всего, строгий монах. Распутин – развратник. Так что эти два понятия уже совершенно не сходятся. Распутин виделся раньше с Варнавой, так как Варнава был один из тех архиереев, которые его не ругали, напротив, был с ним в добрых отношениях… Но Распутин не выдвигал при дворе Варнаву, потому что Варнава уже 20 лет был при дворе, ибо при вдовствующей императрице был вхож через Константина Константиновича и через греческую королеву Ольгу Константиновну, которая знала его давно… Он давно был своим человеком при дворе. Распутин просил его сделать епископом Тобольским, так как при этом архиерее он бы легче безобразничал, вмешивался в дела, чем при другом епископе…

Председатель. – Каким же образом при Варнаве, которого вы охарактеризовали, как строгого монаха, развратничать было бы легче?

Андроников. – Распутин думал, что Варнава будет сквозь пальцы смотреть и при случае поддержит его, т.-е. не будет открывать все его гадости, как это делали целый ряд губернаторов и архиереев…

Руднев. – Что же? Варнава был добрый, слабый человек? – Так вы это объясняете?…

Андроников. – В душе своей Варнава его ненавидел, но ради Царского Села прощал ему многое: il fermait son bec…[*]

Председатель. – Так что этот Варнава был монах с некоторым расчетом?

Андроников. – Да… О, да! Их постоянно сводили вместе в Царском и заставляли быть в добрых отношениях…

Руднев. – Не приходилось ли вам прежде, чем через Распутина, топить Сухомлинова через Воейкова и как-нибудь действовать на Царское Село?

Андроников. – Да, приходилось… Я прямо, непосредственно говорил Воейкову, а он рассказывал царю.

Руднев. – А вы просили Воейкова докладывать государю?

Андроников. – Просил.

Руднев. – А вы сами не писали государыне?

Андроников. – Писал.

Руднев. – Вы не можете сказать, когда вы государыне писали.

Андроников. – 1 сентября 1914 года. Я писал вдовствующей императрице подробнейшее письмо на французском языке, где я характеризовал эти отношения…

Руднев. – Помимо Воейкова вы не действовали в этом смысле?

Андроников. – Да, очень часто…

Руднев. – Прежде, чем писать государыне Марии Феодоровне, вам приходилось быть на фронте, в Ставке Николая Николаевича?

Андроников. – Нет, никогда… Я ездил на фронт в октябре 1914 года: т.-е. я ездил в Варшаву и, между прочим, заехал к моему бывшему учителю по Пажескому корпусу – Епанчину, который мне говорил о том, что очень нехорошо на фронте и что он в этом винит, главным образом, Сухомлинова. В Варшаве я встретил Белосельского, бывшего командира… полка, который мне говорит, что Ренненкампф недалеко. Я тогда проехал к Ренненкампфу. Тогда я услыхал от Ренненкампфа такую вещь, что армия чуть ли не гибнет, благодаря тому, что Сухомлинов виноват!… Ренненкампф написал по этому поводу записку и эту записку просил передать.

Председатель. – Какие отношения были у Сухомлинова с Распутиным?

Андроников. – Никаких… Я, по крайней мере, не знаю.

Соколов. – Мне хотелось бы выяснить ваши отношения к распутинскому кружку. Вы упоминали, что у Сухомлинова встречались с г-жей Червинской: вы с ней были знакомы раньше? Кто такая Червинская?

Андроников. – Родственница – родная кузина Бутовича, первого мужа Сухомлиновой.

Соколов. – Какое общественное положение она занимала?