Юрий Авдеенко - Ожидание шторма

• Название: Ожидание шторма
• Автор: Юрий Авдеенко
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1982

В сборник вошли остросюжетные повести, объединенные образом чекиста М. Каирова. В повести «Четыре почтовых голубя» рассказывается об освобождении Черноморского побережья Кавказа от деникинцев. Повести «Дантист живет этажом выше», «Последняя засада» раскрывают мужество советских людей в борьбе с империалистическими разведками в середине 30-х годов. Действие повести «Ожидание шторма» происходит в период Великой Отечественной войны.

---

Сованков понимающе кивнул. Они сидели на циновках в просторной, но совершенно пустой комнате, перед ними стоял низенький, словно детский, столик, на котором белели три крохотные чашки и удлиненный фарфоровый сосуд с поразительным по красоте рисунком: журавль, черепаха, сосна и бамбук. Сованков уже слышал от Фрица, что рисунок этот символизирует долголетие.

— Мы кого-то ждем? — спросил Сованков.

— Герра Штокмана, — ответил Фриц.

— А женщин?

— Вы, русские, крайне нетерпеливы... — усмехнулся Фриц. — А между тем у вас есть умнейшая пословица: сделал дело — гуляй смело. — Глаза у Фрица холодные, как у черепахи, а шея тощая, точно у журавля. Он вновь поднимает чашку. Неторопливо произносит: — Культ любви в Японии имеет древние традиции. Для гетер существует сложная табель о рангах. На вершине его — тайфу, опознавательный знак — золотой веер. Далее тэндзин — серебряный веер... Где-то в конце — хасицубонэ...

— Какой опознавательный знак?

— Он вам не потребуется. Сегодня вы разделите ложе с тэндзин. Я же, как ваш старший товарищ, с тайфу.

— А герр Штокман?

— Герр Штокман не спит с женщинами. Он работает.

— Верно сказано, Фриц, — произнес по-русски, но с акцентом лысый, низкого роста человек. Он появился в комнате словно из-под земли. — В моем возрасте работа — это одно из немногих доступных удовольствий.

Фриц, а за ним Сованков вскочили.

— Садитесь, господа. — Он был смешон в своем дорогом костюме, без туфель. Тоже местная традиция! — Человек до конца жизни может не научиться ценить деньги, но о времени, рано или поздно, как это говорят в России, он спохватится. Господин Сованков, я много слышал о вас хорошего от моего друга Фрица. Буду краток... Россия проиграла войну. Япония победила. Но она победила не русский народ, а косную русскую государственную машину. Эта машина, если ее вовремя не заменить, приведет Россию к гибели. Помните, Сованков, сотрудничая с Германией, вы являетесь прежде всего подлинным патриотом своего народа... Завтра вы возвращаетесь в Россию. Поезжайте на Черноморское побережье Кавказа. Осядьте в удобном для вас порту. Купите трактир. И назовите его «Старый краб». Клиентуру выбирайте среди моряков. Наблюдайте, запоминайте. Ничего не записывайте. Однажды к вам придет наш человек и скажет: «Я лучший друг Фрица». Поступите в его распоряжение. — Штокман умолк. Пристально посмотрел на Сованкова: — Вопросы есть?

— Может, мне поменять фамилию?

— Нет. Будете работать под своей фамилией, с подлинной биографией. Ваша агентурная кличка — Японец.

— Почему?

— Так нужно. Если вопросов больше нет, до свидания, господа. Приятной вам ночи.

Паутина

Герр Штокман знал цену копейке. Не успел Сованков поселиться на Черноморском побережье, как уже через неделю пришел к нему человек с совершенно незапоминающимся лицом и объявил себя другом Фрица.

Пробыл он у Сованкова около месяца. Обучил его тайнописи, фотографии, некоторым приемам шпионского ремесла.

Затем Сованков устроился учетчиком в управление порта. Немецкую разведку интересовали сведения о товарообороте порта, тоннаже судов, политическом настроении в среде рабочих, интеллигентов, обывателей...

В четырнадцатом году, когда началась мировая война, отрабатывать немецкие деньги стало хлопотнее, опаснее. За шпионаж грозила смертная казнь. Между тем в доме Сованкова время от времени появлялись хмурые, молчаливые люди с тяжелыми чемоданами. А потом в порту взрывались суда, горели склады...

Осенью 1919 года связь с «друзьями Фрица» прервалась. Сованков женился. Но вскоре жена умерла от сердечного приступа, не оставив ему детей. С тех пор он жил бобылем в своем небольшом доме при запущенном фруктовом саде...

Никто не ждет вечно наград или наказаний за совершенный проступок. Проходит время, туманится... И былое кажется сном.

Летом 1935 года Сованков увидел возле своего забора семью. Сразу было понятно, что это курортники. Мужчина в соломенной шляпе и белом чесучовом костюме. Моложавая женщина в сарафане. И двое мальчишек дошкольного возраста.

Мужчина устало и невесело произнес:

— Нам сказали, что вы сдаете комнату.

— Никогда этого не делал, — ответил Сованков.

— Как же нам быть? — сокрушенно спросила женщина. — У меня подкашиваются ноги.

Сованков пожалел ее. Чем-то она напоминала ему покойную жену.

— В доме четыре комнаты, — сказал он. — Я живу один. Пожалуйста, поселяйтесь. Только постельное белье стирайте и меняйте сами.

Так они и поселились у него, эти люди из Ленинграда. Прожили четыре недели. А в день отъезда мужчина в соломенной шляпе вызвал Сованкова в сад. И тихо, чтобы никто не слышал, сказал: «Петр Евдокимович, знаете, я лучший друг Фрица».

Подкосились ноги у Сованкова. Словно лодка, закачался в глазах белый свет. Опустился он на скамейку. Задохнулся...

— Вы не волнуйтесь, Петр Евдокимович. Ничего особенного от вас не требуется. Живите как и жили. Пустячная информация. Только информация. Раз в месяц будете посылать письмо по оставленному мною адресу.

— Что я должен писать?

— То, что и раньше. Сущие пустяки. Какие корабли приходят в порт, какие уходят. Что привозят, что увозят. Характер продукции местных заводов. Станции назначения для грузов...

— Я ничего об этом не знаю.

— Понимаю... Проявляйте неназойливый интерес. По мере возможностей.

— А если я откажусь? Я же тогда по глупости, по молодости...

— Не думаю, чтобы вам удалось убедить в этом органы НКВД.

Молчал Сованков тяжело, придавленно. Потом сказал:

— Уж долго вы не приходили. Свыкся с мыслью, что нормальный человек...

— Великолепно! Это лучшее, что может быть. Мы на вас очень рассчитывали. Мне поручено передать вам солидную сумму денег...

Это неправда, что деньги не пахнут. Сребреники за предательство пахнут страшнее и отвратительнее, чем самая мрачная свалка. И если иуда не способен использовать их для разгула и сластолюбия, они тяготят его, как трудная, опасная ноша.

Пусть бы «друзья Фрица» пришли к Сованкову просто так... Легче было бы на душе. Ой как легче!

Две пачки сторублевок в банковской упаковке он спрятал на балке под крышей сарая. Тряпка, в которую были завернуты деньги, покрылась слоем терпкой на запах пыли. И паук-крестовик сплел над ней свою сеть, замысловатую, цепкую.

Верящий в сны и приметы Сованков увидел в этом недоброе предзнаменование. Он не прикасался к тряпке с деньгами. Лишь иногда смотрел на нее печально и скорбно, как на могилу.

Раз в месяц он аккуратно отправлял письмо, где удручающе одинаково сообщал «племяннику» о состоянии здоровья, о погоде, о видах на урожай фруктов, винограда, овощей.

Между строк старческих жалоб и надежд, написанные невидимыми чернилами, к «племяннику» уходили сведения: «В порт прибыл сухогруз «Эллада» с партией марганцевой руды...», «В доках судоремонтного завода находятся три теплохода общим водоизмещением...», «В аптеках города четвертую неделю нет в продаже бинтов и ваты...».

«Племянник» мягко благодарил «дядю» за внимание. Интересовался системой работы портовых маяков, воинскими перевозками, противохимической пропагандой среди местного населения.

Нужные сведения не всегда шли в руки. Добывать их было хлопотно, а порой и рискованно. Попробуй, допустим, узнать, каким числом противогазов располагают местные власти...

На подобные вопросы он обычно отвечал: «Узнать не могу, не по силам это мне, не по способностям...»

Как говорится, все гениальное просто. И Сованкову наконец пришла в голову мысль, которая могла прийти ему и месяц, и два, и год назад. Он решил сменить место жительства. Уехать в Среднюю Азию, прихватив, разумеется, деньги «друзей Фрица». А там затеряться в глухомани. При первой возможности достать документы на новую фамилию. И пусть тогда немецкая разведка ищет своего бывшего агента столько, сколько ей угодно!

Но уехать вдруг, вот так сразу, бросив все, было нельзя. Внезапное исчезновение привлекло бы внимание уголовного розыска. Там могут подумать, что Сованкова кто-то убил. Начнется следствие и так далее... Помимо всего прочего существует сложность с пропиской, с которой тоже нельзя не считаться.

Значит, нужно уволиться с работы, продать дом, выписаться. Проделать все это необходимо без лишней огласки. Кто может поручиться, что в городе нет агентов, докладывающих о каждом шаге Сованкова.

С работой просто. От должности отказаться легко, мотивируя возрастом и здоровьем. Сложнее с домом. Без объявления его не продашь...

Какой бы выход из положения нашел Сованков, гадать трудно. Началась война...

Уже на четвертый день пришел человек с паролем. Он сказал:

— В этом чемодане передатчик. Я проживу у вас двадцать дней, двадцать дней буду учить работать на ключе. Потом вы спрячете передатчик. Очень надежно. И станете ждать сигнала. — И еще он сказал: — Вы работали вяло. Думаю, доблестное наступление наших войск вселит в вас энергию, товарищ Сованков.