Юрий Авдеенко - Ожидание шторма

• Название: Ожидание шторма
• Автор: Юрий Авдеенко
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1982

В сборник вошли остросюжетные повести, объединенные образом чекиста М. Каирова. В повести «Четыре почтовых голубя» рассказывается об освобождении Черноморского побережья Кавказа от деникинцев. Повести «Дантист живет этажом выше», «Последняя засада» раскрывают мужество советских людей в борьбе с империалистическими разведками в середине 30-х годов. Действие повести «Ожидание шторма» происходит в период Великой Отечественной войны.

---

Она не возразила. Она ссутулилась, сказала, глядя в землю:

— Люди обо мне не сильно заботятся.

— Даже наш разговор свидетельствует о неправоте твоих слов. За это время я успел бы составить протокол, допросив тебя как немецкую шпионку.

— Что я должна делать? — Она выпрямилась, посмотрела решительно.

— Ждите.

— Кого?

— Человека, который придет с паролем.

— Он убьет меня?

— Скорее всего, нет. Мы примем все меры, чтобы этого не случилось.

— А если он не придет?

— Это из области догадок. Наберитесь терпения.

— Если ко мне придут с паролем, как я сообщу вам?

— Об этом условимся. Сегодня же. До свидания. Не будем выходить вместе.

Каиров скрылся в аллее. Небо было хмурое. Листья не блестели. Чуть покачивались в ожидании дождя. Глухо гудели машины, двигались по дороге в порт. Каиров обождал, пока Татьяна вышла из сада, и только потом пошел к своей машине.

В особом отделе его с нетерпением ожидал Чирков. Первое, что сказал Каиров, войдя в кабинет, было:

— Нужно задержать Роксана.

И услышал в ответ:

— Интендант Роксан исчез. Утром он должен был ехать с автоколонной за продуктами, но на базу не явился, в управление тыла не приходил, дома не ночевал.

— Немедленно обеспечьте охрану Дорофеевой! — распорядился Каиров.

Шифровка

Вызвав командира комендантского взвода, Каиров приказал взять людей и тщательно осмотреть развалины и пустыри в районе улицы, где жила Татьяна Дорофеева. Он предполагал, что если Роксан стал жертвой, то убийца мог поджидать его лишь у дома Татьяны, потому что уже через квартал была площадь. И на нее выходило шесть улиц. Там постоянно дежурили военные и милицейские патрули. Другой конец улицы заканчивался тупиком. Гора там лохматилась зарослями шибляка. И еще был небольшой карьер правее улицы, за последними домами, утопающими в раздольных садах.

В штабе Чирков начал рассказывать Каирову:

— Мирзо Иванович, старшина Туманов задержал было Погожеву...

— Я все знаю... Тебе, Егор, привет от нашей милой санитарки. От Аленки.

— Она была в городе?

— Была — не то слово. Она опознала Погожеву.

— Труп в морге.

— Что при ней обнаружено?

Чирков открыл высокий желтый шкаф. На второй полке лежали: пистолет, портсигар, пудреница, стопка денег, хлебные карточки, записная книжка, клочок бумаги и черная женская сумочка.

— Сумку тщательно осмотрели?

— Так точно!

— Записная книжка?

— Ничего существенного... Самое любопытное вот это. — Чирков осторожно взял клочок бумаги. Он был размером в половину тетрадного листа. Желтоватый, плотный. Сложенный в несколько раз. На одной стороне — крупные буквы черной тушью:

ЕЙСКОГО КИН

КИХ КОРОЛЕВ

С другой стороны лист был чистым.

— Что означает эта криптограмма? — спросил Каиров.

— Еще не выяснил. Тайнопись с обратной стороны. Обнаруживается только при нагревании. Потом опять исчезает.

Чирков положил клочок бумаги на стеклянный, молочного цвета, колпак настольной лампы, включил свет, прижал бумажку пальцами.

Вскоре, словно в проявителе, стали появляться колонки цифр...

— Шифр.

— Он самый...

— Знать бы, сколько времени потребуется нашим специалистам на его разгадку...

Гребень с секретом

Комната пропахла нитками. Запах ниток был здесь всегда, как и всегда были потолок, стены, окна, ножная швейная машинка марки «Singer» и портновские ножницы, где вместо второго кольца был продолговатый овальный проем, в который вмещались все четыре пальца.

Деньги кружили по комнате. Они кружили не так, как ветреной осенью кружат пожелтевшие листья, легкостью и расцветкой своей напоминающие неугомонных бабочек. Деньги летали тяжело, словно бумажные голуби. Это были крупные сторублевые купюры темно-сизого цвета.

Никогда раньше в жизни Жан Щапаев не видел такого обилия денег. Равно как и не видел в таком диком состоянии свою родную матушку Марфу Ильиничну.

Обезумевшая, с распущенными волосами, она ползала на полу, сгребая деньги растопыренными пальцами, которые казались ему в эту минуту клешнями пресмыкающегося. Она произносила какие-то нечленораздельные звуки. Но он понимал, что матушка по-прежнему выкрикивает слово:

— Погубил! По-гу-бил!

Это он, Жан, погубил ее?

А может, наоборот?

Два дня назад под вечер, когда небо было уже сумрачным и лил мелкий, но по-весеннему холодный дождь, к ним в дом пришла женщина с небольшим чемоданчиком в руках. Она сказала, что работает медицинской сестрой в госпитале Перевальном, и попросилась остановиться у них в доме на два дня.

— Что вы! Что вы! — запротестовала Марфа Ильинична. — Вот так просятся на два дня, а потом и за год не выгонишь.

— Избави бог! — сказала женщина. — Я говорю правду.

— У нас тесно. Мы чужих не пускаем. К тому же есть строгое указание милицейских властей насчет прописки.

Женщина положила на стол пятьсот рублей и сказала:

— Мне порекомендовали обратиться к вам наши общие друзья.

— Какие еще? — настороженно спросила Марфа Ильинична, не сводя, однако, взгляда с денег.

— Те, что снабжают вас продуктами.

— Только на два дня, — не задавая дальнейших вопросов, согласилась Марфа Ильинична и взяла деньги.

Когда женщина сняла пальто, то Марфа Ильинична узнала бежевое платье, которое около года назад шила Дорофеевой. Как тут не спросить:

— А что же, Танечка не могла вас приютить?

— Она ждет мужчину.

Не вступая дальше в разговоры, женщина легла спать, но среди ночи куда-то ушла. Вернулась под утро. Однако побыла дома совсем недолго... И уже второй день не возвращалась вовсе.

Под кроватью остался ее потертый чемоданчик. Он был заперт. Но любопытная Марфа Ильинична не утерпела, вскрыла замок. И обомлела. Весь чемодан был заполнен пачками денег. Новых сторублевых денег. Больше в чемодане не было ничего, если не считать женского гребня из какой-то пожелтевшей кости.

— Ой, что ж делать? Ой, что ж делать? — Она произнесла эти слова так растерянно, будто отстала от поезда и оказалась на незнакомой станции без вещей и без копейки. — Ой! Что ж делать?!

— Сообщить в милицию, — подсказал Жан.

— Ты что? Сказился? — Она посмотрела на сына с такой злобой, что он сразу поник и прижался к стене, точно хотел ею заслониться.

Но Марфа Ильинична уже забыла о Жане и вновь повторила старую, как мир, фразу:

— Ой! Что ж делать?!

Потом, опомнившись, она поспешила к окну, суетливо задернула занавеску:

— Одни гроши! Чемодан грошей!

— И гребешок, — напомнил невпопад Жан.

— Его вначале кипятком обдать надо. Может, она шелудивая, — деловито ответила Марфа Ильинична. Она вздохнула глубоко, печально. Сказала тихо: — Где же нам их закопать? — И сама себе ответила: — Лучше в погребе.

— Что вы, мамочка? — осмелился молвить слово Жан. — А вдруг хозяйка возвернется?

— Ворюга она, а не хозяйка. Я ей возвернусь! Я ее мигом за решетку отправлю! Ступай за лопатой!

Жан боялся этих денег. Откуда такая сумма может оказаться у медицинской сестры? Вдруг она из воровской шайки? Ее дружки зазря состояние не упустят. Они семь шкур снимут и с Жана, и с его мамочки.

Когда он вернулся из сарая с лопатой, довольная и улыбчивая Марфа Ильинична поливала из чайника гребень. Пар поднимался над миской. И пахло костью или какой-то эссенцией.

Тогда-то Жан и увидел, что лицо матери странно изменилось. Она опустила чайник. И сказала:

— Посмотри.

Гребень лежал в горячей воде. Но теперь он был совсем не таким, как в чемодане. На желтой кости четко и ясно просматривались буквы латинского алфавита. Они располагались напротив зубьев. И каждый зубец имел свою определенную букву или сочетание букв.

— Ма-ма! — выдохнул Жан. — Это таинственное что-то... Я боюсь.

— Сничтожить! Надо в момент сничтожить! — решила Марфа Ильинична быстро и бесповоротно. Она всегда и только так принимала решения.

— Нет! Этого нельзя делать, мама. Это нужно снести в милицию.

— Неси! — мрачно пошутила она. — Может, орден дадут...

— И деньги тоже, мама!

Вздрогнула Марфа Ильинична, потерла ладонь о ладонь, крепко, до хруста, зажала пальцы. Усмехнулась через силу — не понравился, насторожил ее голос сына. Сказала:

— Господь с тобой! Дыхни!

— Я же не пью, мамочка. Деньги не наши. Их надо снести властям.

— Не кричи, сынок. Не кричи... Денег я тебе не отдам. И милиции не отдам! Кукиш ей!

— Вы сами кричите, мама! И кричите глупости!

— Нет... Нет... А может, гребень и не тайный. Может, его просто какой заграничный умелец делал. Так вот — с фокусом.