Натан Эйдельман - Тайные корреспонденты "Полярной звезды"

• Название: Тайные корреспонденты "Полярной звезды"
• Автор: Натан Эйдельман
• Издательство: "Мысль"
• Жанр: Публицистика
• Год: 1966

Введите сюда краткую аннотацию

---

Добролюбов не склонен прощать «благородным юношам» их недостатки даже за то, что они все же, хоть в мечтах, выделяются из окружающей среды, где «все вокруг искажено, развращено, предано лжи или совершенно безразлично ко всему». Он иронизирует над тем, что «благонамеренные юноши восстают ужаснейшим манером, например, на взяточников, на дурных помещиков, на светских фатов и т. п. Все это прекрасно и благородно, но, во-первых, бесплодно, а во-вторых, даже и не вполне справедливо <…>. Сделайте так, чтобы чиновнику было равно выгодно, решать ли дела честно или нечестно, — неужели вы думаете, что он все-таки стал бы кривить душой по какому-то темному дьявольскому влечению натуры? Дайте делам такое устройство, чтобы „расправы“ с крестьянами не могли приводить помещика ни к чему, кроме строгого суда и наказания, — вы увидите, что „расправы“ прекратятся».

Добролюбов ясно понимал, что его атаки против благородных «лишних людей» могут задеть Герцена, иначе смотревшего на все это.

Надо думать, следующие строки из статьи адресованы как раз руководителям Вольной печати:

«Нам пришло в голову: что, если бы Костина <героя одного из рассказов Плещеева, „благонамеренного юношу“> поселить в Англии, не давши ему, разумеется, готового содержания; что бы он стал там делать? На что бы годился?.. По всей вероятности, и там умер бы с голоду, если бы не нашел случая давать уроки русского языка… Да там о нем не пожалели бы, потому что людей, одаренных благонамеренностью, но не запасшихся характером и средствами для осуществления своих благих намерений, там давно уже перестали ценить».

Как видим, Добролюбов подчеркивал, что отделяет деятельных представителей старшего поколения, людей «с характером и средствами», от их сверстников, «не запасшихся характером и средствами»13.

Герцена задела подобная классификация «отцов». Для него «лишние люди», так же как декабристы, Пушкин и его собственный круг, представляли то самое былое, те самые искания, к которым следует относиться с величайшей бережностью и осторожностью, извлекая сокровенный смысл из революционного порыва Рылеева и мистики Печерина, из светлых писем Пушкина и чаадаевской безнадежности, из наступательных действий Лунина и спокойного мужества Якушкина и Пущина, из сентиментальной переписки юного Герцена с невестой и бурной патетики Белинского…

О «лишних людях» — своем собственном поколении — Герцен писал:

«Себя нам <…> нечего защищать, но бывших товарищей жаль, и мы хотим оборонить их». Герцен вспоминает в своей статье о том недавнем времени, когда «канцелярия и казарма мало-помалу победили гостиную и общество, аристократы шли в жандармы, Клейнмихели — в аристократы; ограниченная личность Николая мало-помалу отпечатлелась на всем, всему придавая какой-то казенный, правильный вид, все опошляя».

Герцен обращает внимание на два человеческих типа, выработавшихся в борьбе с этими условиями: «лишние люди» — «испуганные и унылые, они чаяли выйти из ложного и несчастного положения»; «желчевики» — «не лишние, не праздные люди, это люди озлобленные, больные душой и телом, люди, зачахнувшие от вынесенных оскорблений, глядящие исподлобья и которые не могут отделаться от желчи и отравы».

Герцен выражал уверенность, что «лишние люди сошли со сцены, за ними сойдут и желчевики».

Однако он резко осуждал стремление «желчевиков» «освободиться от всего традиционного». Отвечая на обвинения, что «лишние люди» «были романтики и аристократы, они ненавидели работу, они себя считали бы униженными, взявшись за топор или за шило», Герцен писал:

«Чаадаев — он не умел взяться за топор, но умел написать статью, которая потрясла Россию и провела черту в нашем развитии <…>. Чаадаева высочайшей ложью объявили сумасшедшим и взяли с него подписку не писать <…>. Чаадаев сделался праздным человеком.

Иван Киреевский, положим, не умел сапог шить, но умел издавать журнал: издал две книжки — запретили журнал <…>. Киреевский сделался лишним человеком <…>. Заслуживают ли они симпатии или нет, это пусть себе решает каждый как хочет. Всякое человеческое страдание, особенно фаталистическое, возбуждает наше сочувствие, и нет ни одного страдания, которому нельзя было не отказать в нем» (XIV, 321–326).

В те дни, когда были написаны эти строки, VI-ая «Полярная Звезда» уж начинала формироваться, второй «Исторический сборник» был почти готов, другие издания были на очереди.

VI-ая книга как бы продолжала то, что говорилось в «Лишних людях и желчевиках». Герцен и Огарев предлагали русскому мыслящему читателю самому поближе познакомиться с «отцами».

Как видно из переписки Герцена, главной статьей VI книги он считал главу «Роберт Оуэн» из «Былого и дум» (см. XXVII, 121, 122, 136, 137, 144). В 1862 г. он писал о ней как о лучшем своем сочинении «в последние три года» (XXVII, 226). Подробный анализ этой работы, конечно, невозможен в рамках данной книги. Отметим только, что «Роберт Оуэн» — один из самых замечательных образцов того претворения мысли в поэзию, которое Белинский считал главной особенностью Герцена-писателя. Здесь развернуты с максимальной герценовской широтой и свободой его воззрения на общество и личность, волю и предопределение, цели и средства в движении человечества.

Эта работа была дорога Герцену и как своего рода исповедь о причинах, которые, по его мнению, должны побуждать человека к действию, и о результатах действия, которые можно ждать и предвидеть.

Таким образом, VI-ая книга «Полярной звезды» в раскаленном 1861 году ставила важнейшие проблемы. Она как бы призывала участников еще и еще раз решить для себя основные вопросы об уроках прошлого и о будущем, которое зависит «от нас с вами, например…» (Герцен. «Роберт Оуэн». ПЗ, VI, 324).

Глава VII «НЕУСТАНОВЛЕННОЕ ЛИЦО»

Где деспотизм управляет, там утеснения — закон <…>

Одни карались за угнетения, другие — за жалобы.

Н. А. Бестужев «Полярная звезда». Книга VI.

Три письма Герцена М. И. Семевскому. Взгляды и занятия молодого Семевского. Знакомство с семьей Бестужевых. Начало воспоминаний Николая Бестужева Семевский получает еще в 1859 г. и отвозит в Лондон

В XXVI томе академического собрания Герцена помещены три письма Герцена «неустановленному лицу». Судя по всему, они адресованы одному и тому же человеку.

27 июля 1859 г.

«Письмо ваше, полученное мною сегодня по возвращении в Лондон из Isle of Wight <Остров Уайт>, вместе с вестью, что не принята посылка в 1 фунт 10 sh. из Парижа, сильно огорчило меня, я тотчас поручил спросить в почтамте. Сделайте, пожалуйста, с вашей стороны то же, я готов заплатить все протори, но нельзя ли их упросить отослать сейчас назад или выдать нам. Надобно посылать через книгопродавцев или франкировать, потому что почтовое ведомство берет вдвое (а тут вчетверо) — если не франкировано. Гарсон вас обманул. Но если бы я был предупрежден — я все же взял бы. Если вам не отдадут просто — подайте на бумаге и заметьте, что, как иностранец, вы не знали — или обратитесь с частным письмом к начальнику почтового ведомства.

Если надобно что заплатить, то известите. Вам, может, легко будет переслать с кем-нибудь из путешественников или через книгопродавца Франка (через него же я перешлю и деньги). Искренне благодарный вам А. Герцен.

Попросите в почтовом ведомстве, чтоб они переслали сюда за ту же цену» (XXVI, 284).

29 июля 1859 г.

«Ваша посылка наконец sain и sauf <цела и невредима (франц.).> у меня, благодарю вас очень и очень усердно за все. Большая часть всего будет напечатана. (Исключая Екатерину и Константина Николаевича — первое напечатано, а второе старо.) Ваш рассказ непременно перепечатаем, но скажите, сказать ли, что ценсура не пропустила его? Скоро ли списки, не знаю — у нас нет русских переписчиков.

Портреты с удовольствием пришлю через Франка: Rue Richelieu, № 67. (Через неделю справьтесь.) Я бы вам послал все, что у нас напечатано, но Тимашев так намерзил1, что не доходит ничего по почте. Жму вашу руку. Ал. Герцен» (XXVI, 284–285).

8 сентября 1859 г.

«Все посланное вами, почтеннейший соотечественник, я получил очень исправно. В „Колоколе“, я думаю, нельзя будет „воспевать Николая Павлова сына“ — вы видите, какой положительно современный и резко определенный характер он принимает. Это необходимо для его действительного влияния, — а оно очень сильно. Если вам что нужно из книг, портретов, пишите ко мне, я пришлю с удовольствием. Будьте здоровы. А. Герцен» (XXVI, 291).