Николай Дубов - Жесткая проба

• Название: Жесткая проба
• Автор: Николай Дубов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детские остросюжетные
• Год: 1989

Во второй том Собрания сочинений вошел роман в 2-х книгах «Горе одному». Первая книга романа «Сирота» о трудном детстве паренька Алексея Горбачева, который потерял в Великую Отечественную войну родителей и оказался в Детском доме. Вторая книга «Жесткая проба» рассказывает о рабочей судьбе героя на большом заводе, где Алексею Горбачеву пришлось не только выдержать экзамен на мастерство, но и пройти испытание на стойкость жизненных позиций.

---

— Короткая у тебя вечность, — улыбнулась Людмила Сергеевна, — меньше недели прошло. Ты-то как? Ребенка где оставила?

— Там соседка приглядит, сегодня же воскресенье, на работу не выходить. А мне нужно. Я ведь к вам по делу, Людмила Сергеевна… — Кира замялась и покраснела. — Мне просто стыдно, а что я могу сделать? У соседок уже всех перезанимала, больше нельзя, да и нет у них… А мой байбак ничего понимать не хочет, есть или нет — обед давай… Мне ненадолго, до получки только. Я уж теперь у него сразу отберу.

— А что, опять?

— Ну да! Теперь новую моду придумал… Я все ругалась: уж пьешь, так пей хоть дома, и меня и себя не позорь… Ну, он и его дружок, забулдыги, приходят теперь домой. Выпьют, а потом начинают друг друга уговаривать: «Нам бы ещё по сто пятьдесят — нам бы цены не было!» И добавляют. Так и набивают себе цену, пока вовсе не назюзюкаются. Ну, я того вытолкаю, пускай как хочет, а этого укладывай, возись с ним… И зачем мне все это нужно?!

— Погоди, Кира, всё ещё наладится, возьмется за ум…

— Да нет, я не об этом… Вообще зачем мне муж? Муж — это ведь несчастье! Правда, Людмила Сергеевна?

Людмила Сергеевна засмеялась.

— Муж — это, конечно, несчастье, но пусть оно будет как можно дольше.

— Нет, вы не смейтесь… Он мне просто не нужен, — печально и просто сказала Кира. — Я ведь его не люблю. Совсем.

— Зачем же ты…

— А? Сдуру… Доказать хотела, назло… Делаешь назло другому, а получается — самой себе… Я ведь Алешу любила, Горбачева, ещё когда совсем девчонкой была. Да вы ведь знаете…

— Знаю.

— Ну вот: думала, закручу с другим, пускай хоть немножко обратит внимание, приревнует, потом, может… А потом уже поздно было — Мишка прилип, как клещ, влюбился. Теперь и вовсе — ребенок, никуда не денешься… А Алеша даже ничего и не замечал. Зачем я ему? Он ведь Наташу любит. Раньше Аллу любил, теперь — Наташу, А они его — нет… Я ведь знаю!.. И почему это всегда человек любит тех, кто его не любит, а?

— Ну, не всегда, положим. Вот Миша, тебя любит..

— Зачем мне его любовь? Да ещё пьяная…

— А Алешу ты видишь?

— Нет Где же? Да и зачем? Ему ведь со мной неинтересно…

В дверь постучали.

— Кто там?

В кабинет вошел невысокий коренастый парень в рубашке с расстегнутым воротом. Волосы у него были иссиня-черные, как у монгола. Монгольские черты проступали и в лице — широкие скулы, редкие волоски на верхней губе, немного раскосые маленькие глаза.

— Мне нужно заведующую детдомом.

— Я заведующая.

Парень покосился на Киру, подошел к Людмиле Сергеевне и протянул руку.

— Я — комсорг механического цеха «Орджоникидзестали» Федор Копейка.

Кира фыркнула, но Копейка не обратил на неё внимания.

— Я к вам вот по какому делу: не знаете ли вы, где Горбачев? Алексей Горбачев, разметчик.

— Как — где? — встревоженно поднялась Людмила Сергеевна. — У себя, наверное, на работе или в общежитии.

— Нету. В общежитии я был. Дома не ночевал, ребята не знают, где он может быть, знают только, что он жил в вашем детдоме. Вот я и пришел — может, вы подскажете.

— А! — облегченно вздохнула Людмила Сергеевна. — Это легко объяснить. Ночевал он у меня дома… Понимаете, он поздно ночью пришел сюда… И не совсем… то есть просто пьяный. Я и отвела его к себе, чтобы проспался…

— Ой! — сказала Кира, глаза её округлились. — И он тоже!

— Ушел он на рассвете, не сказавшись.

— Плохо! — покачал головой Федор.

— Ничего страшного: отоспался, придет домой. Или он прогулял?

— Нет, не так просто… Понимаете, с завода его уволили и из общежития выселяют…

— Ой, вот ужас-то! — Кира в страхе смотрела на Федора. — А он… натворил что-нибудь?

— Да как сказать? Кое-что… Измарал «молнию», говорил, чего не следует, и не говорил того, что следует…

— Да что же, что?

— Понимаете, он выступил против одного передовика: мол, он — липовый… Ну, передовик и в самом деле вроде не очень. Вот Горбачев и начал воевать. На него пробовали повлиять, а он уперся на своём, как пень, и не сдвинешь…

— Он принципиальный. Он ужасно принципиальный! — в смятении сказала Кира.

— Принципиальный, — согласился Федор. — Но и дуралей. Такие дела так не делают. Вот я и хочу его найти, вправить мозги, чтобы он еще больше глупостей не натворил.

— Где же он может быть? — Людмила Сергеевна чувствовала себя вдвойне виноватой. Упустила, проспала, когда у него такое… И он пытался рассказать, а она и слушать не захотела. Злилась, кричала на него…

— Может, у Витьки? — сказала Кира.

— У какого Витьки?

— Ну, у Виктора! У Гущина. Они же друзья, вместе работают…

— Не-ет! С Гущиным они — горшок об горшок, полный разрыв. Он же против Гущина и выступал.

Людмила Сергеевна и Кира лихорадочно перебирали всех знакомых, все места, куда мог пойти Алексей.

— Из наших только Яша остался, — сказала Кира. — Наташа ведь уехала… А больше я уж и не знаю.

— А где этот Яша живет?

— На Липатова, дом семьдесят четвертый. Он у хозяйки угол снимает. Яша Брук работает в библиотеке. Он тоже в нашем детдоме жил.

— Ладно, пойду искать Яшу. — Федор Копейка встал.

— Я вас очень прошу, товарищ Копейка, вы мне дайте знать. Хорошо? — сказала Людмила Сергеевна. — Сейчас-то я никак не могу оторваться… Если уж не найдете, тогда вместе будем искать.

— Добре.

— Я — домой, Людмила Сергеевна, — потухшим голосом сказала Кира. — Наверно, моя кувакала уже кувакает…

— Кира! — вслед ей закричала Людмила Сергеевна. — А деньги-то? Возьми!

Кира вернулась, зажала в кулаке бумажку и побежала следом за Копейкой.

— Вы найдете? Это, как пройдете сквер, будет проспект, да? А следующая улица — Липатова…

— Найду, язык, говорят, до Киева доведёт.

Копейка пошел налево, Кира свернула к себе, направо. Через несколько шагов она остановилась, постояла, покусывая уголок косынки, и побежала следом за Федором.

— Можно, я с вами? А то вдруг там что-нибудь такое…

— Пошли, веселее будет. Только ты меня на «вы» не называй, не люблю. Тебя как зовут?

— Кира.

— Откуда ты Горбачева знаешь?

— Так мы же вместе в этом детдоме были! Я же Алешу знаю, как прямо не знаю что… И как он мог такое сделать? Совсем на него не похоже… Нет, похоже! — сказала она, подумав. — Он такой принципиальный, просто ужас! Если видит, что неправильно, так хоть ты его зарежь!

— Угу.

— А почему вы… почему ты этим занимаешься? Ты же комсорг, а он не комсомолец.

— На мне, понимаешь, дэ-эс-пэ не поставили, — засмеялся Федор.

— Какое дэ-эс-пэ?

— Забыла, как ребята в учебниках отмечают? «До сих пор». До тех пор и учат. А мне интересно, что и за этим дэ-эс-пэ…

— Ну так что же? А Горбачева-то уволили?

— Уволил не я, начальник цеха.

— А ты согласен, правильно уволили?

— Нет.

— Ну и что теперь будет?

— Посмотрим. Я ведь долбежник, на долбежном станке работаю…

— При чем тут профессия?

— Это не только профессия, наверно, это и характер, — снова засмеялся Федор. — Долблю, пока не продалбливаю…

— Вон в этом доме с зелеными ставнями, — сказала Кира, останавливаясь на углу. — Постучите в крайнее окошко.

— А ты что же? Пошли вместе.

— Ой, нет! Я, знаете… я лучше подожду.

Она прибежала к Людмиле Сергеевне в домашнем штапельном платьице, стоптанных туфлях и только сейчас вспомнила об этом.

Чтобы в таком виде она показалась Алеше? Непричесанная, в этой застирухе?.. Ни за что!

— Если он там, вы только про меня ничего не говорите! Ладно? А я тут подожду. Если вас… если тебя через пять минут не будет, значит, он там. А если нет, пойдем искать дальше… Только не знаю ужи куда.

Часов у Киры не было. Она нетерпеливо топталась на углу, следила за домом, оглядывалась по сторонам — не подходят ли откуда-нибудь Яша или Алеша… Простояв почти час, спохватилась и побежала домой. Она перебежала на другую сторону улицы, чтобы как можно дольше видеть ворота и дом — вдруг кто-нибудь выйдет.

Когда она повернула за угол, из ворот вышел Федор Копейка. Один.

23

Тётка на самом деле была злой и вредной. Яша неплотно прикрыл дверь, и Алексей услышал, как она разоралась где-то внутри дома, должно быть, на кухне. Нарочно кричала громко, чтобы он тоже слышал.

— Знаю я ваше «только ночевать»! А прибирать кто за ним будет? Дух святой! Платить будет копейки, а я за ним ухаживай? Не нужны мне никакие поночевщики! Скажи спасибо, что тебя держу!.. Знаем мы таких спокойных! Сегодня спокойный, завтра пьяный придет, потом жену приведет!.. То-то он явился ни свет ни заря… А мне какое дело? Меня кто жалеет? Цельный божий день как белка в колесе… Пускай куда хочет, а здесь чтоб его больше не было!

Яша, вернувшись, смущенно развел руками: