Николай Дубов - Жесткая проба

• Название: Жесткая проба
• Автор: Николай Дубов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детские остросюжетные
• Год: 1989

Во второй том Собрания сочинений вошел роман в 2-х книгах «Горе одному». Первая книга романа «Сирота» о трудном детстве паренька Алексея Горбачева, который потерял в Великую Отечественную войну родителей и оказался в Детском доме. Вторая книга «Жесткая проба» рассказывает о рабочей судьбе героя на большом заводе, где Алексею Горбачеву пришлось не только выдержать экзамен на мастерство, но и пройти испытание на стойкость жизненных позиций.

---

— Ладно, пойдем.

В форточке гудел вентилятор, громкоговоритель грохотал, сидящим приходилось перегибаться через столики и кричать, чтобы услышать друг друга. Синие полосы табачного дыма колыхались над головами разомлевших от водки и духоты людей.

Олег и Алексей сели за столик у стены против входа. Над ними в огромной тяжелой раме оранжевые космы волн вздымались к желтому солнцу.

— Произведение, а? Мировая вещь! — кивнут Олег. — Клавочка! — Он обхватил проходящую официантку за место, где у неё когда-то была талия. — Сработай нам поллитровочку…

— Я пить не буду, — сказал Алексей.

— А кто будет пить, кто? Разве это называется пить? Ладно, для начала дай нам две полуторки с прицепом. Только в графинчиках, как полагается. Ну, селедочки, пельменей и всё тому подобное, сама знаешь… Ты, может, стесняешься насчет монеты? У меня хватит, будь спок! — Он показал пачку денег.

Алексей не знал, с чего начать, озирался, разглядывал посетителей. Столики были заставлены пивными кружками, бутылками и едой. Под ложечкой уже не сосало, а жгло и резало. Клавочка принесла графин с водкой и кружки с пивом, расставила металлические тарелки с закусками.

— За дружбу! — разливая водку, сказал Олег.

— Я лучше пива.

— Кто пьет пиво? Извозчики! И тех нет… Пиво не пьют, им запивают. Ты что, маленький? Выпьем, потом поговорим…

Водка обожгла рот и горло.

— Пивком, пивком! — деловито подсказал Олег.

Алексей выпил пива.

— Ну вот, порядок. — Олег в свою очередь выпил водку, запил пивом. — Вообще говоря, между первой и второй не дышат… Ну, у тебя тренировки нет — закуси.

Алексей проглотил кусок жесткой от уксуса селедки. По телу разлилась теплая волна, поднялась к голове. Галдеж в пельменной, грохот громкоговорителя стали как бы тише. Кто его знает, может, этот Олег не такой уж плохой парень?

В конце концов, что он ему сделал? Когда-то в детстве разок подрались. Велика важность. Кто в детстве не дрался?

— Сейчас мы это прикончим, захватим еще горючего и пойдем в одно место… Есть тут одна… Пластинки у неё — закачаться! Морячки прихватили. Из Западной Германии. Ударник и шесть саксов. Сила, представляешь?.. Пам-па-па-пап-пап-пап… — Олег начал напевать в судорожном, спотыкливом ритме, пристукивая донышком кружки по столу, потом спохватился, снова налил в стопку водку. — Знаешь, есть мировой тост: «Дин скол, мин скол, аллавака фрика скол!»

— Это по-каковски?

— Кажется, по-норвежски, моряк один научил. «За тебя, за меня, за всех девушек!» Здорово, а? Ну, давай…

«Не за всех, за Наташу!» — подумал Алексей и выпил.

— До конца, до конца, не будь бабой.

Алексей допил.

Теперь уже было не так трудно и противно. Он сам налил пива и запил. Минуту спустя горячая волна снова разлилась по телу. Пальцы стали неловкими — Алексей хотел подцепить кусок селедки и промахнулся.

— Я больше пить не буду.

— Что ты! Мы еще по полтораста не выпили…

Алексей гонял вилкой пельмени по жестяной тарелочке и думал, с чего начать. Наверно, лучше не сразу, подойти издалека…

— Слушай, ты в бога веришь?

— В бога? — Глаза Олега остановились. — Что я — сдурел? Я, если хочешь знать, ни во что не верю!

— Как это — ни во что?

— А так: дни скол, мин скол, аллавака фрика скол!.. И всё! И точка! А всё остальное — до лампочки!

— Это ты врешь.

— А чего бы я врал? Что я, кого боюсь? Да я никого не боюсь! Плевать я на всех хотел! — В духоте пельменной Олега быстро развозило. — И плюю… Давай выпьем и наплюем на всё!

Алексею есть уже не хотелось. Мысли сделались легкими, ускользающими, удерживать их становилось всё труднее.

— Мне тоже ребята говорили: «Плюнь!»

— И правильно!

— Не могу.

— Ну и дурак! Что ты, сто лет будешь жить? Да сколько б ни жил. Ну и дурак! — повторил Олег. — Или притворяешься…

— Я не притворяюсь.

— Все притворяются! И врут. А я — нет. Если хочешь знать, я — самый честный!

— Ладно, — сказал Алексей. Пьяный спор уводил слишком далеко в сторону. — Я с тобой не об этом хотел…

— Так и я не об этом! — подхватил Олег. — Я тебе, как другу… Понимаешь, как другу! Постой… Выпили ещё? Выпьем! Вот так… Я тебе, как другу, советую: брось ты это дело!

— Что бросить?

— Ну, ты там вкалываешь, в вечернюю школу ходишь… На черта тебе это надо? Живешь, как арестант… Ты же настоящий парень!

— А как жить надо?

— Как умные люди живут! Ну вот — я. Мог поступить в институт? Мог. Ну, там конкурс, медалисты… Плевать! Мой старик это бы дело устроил. А я не пошел. Что я потом с этого буду иметь? Вкалывай, как ишак, за это тебе семьсот в зубы и — будь здоров?

— А сейчас ты сколько получаешь?

— Я не получаю, я беру.

— Но ты же работаешь?

— Я? А зачем мне это надо? Работа дураков любит, пускай работяги и надрываются… Я и так проживу.

— И отец не возражает?

— А что отец? У меня старик ушлый, он тоже своего не упустит. Ему за пятьдесят, а он ещё дает дрозда… Ну и правильно! Жить надо весело.

— А на что?

— Найдется, надо только шевелить извилинами… Понимаешь?

— Нет. Если все так будут рассуждать…

— Кто все? Все не рассуждают.

— Погоди! Люди работают, строят коммунизм…

— Детка! Ты меня хочешь агитировать? Не надо, я в коммунизме больше понимаю. Они ещё строят, а я уже в коммунизме — получаю по потребностям.

— Не работая?

— Чудак! Что я тебе, рабочая скотинка, чтобы ишачить?

Теперь Алексей не слышал никакого шума, не видел ничего, кроме бледной самодовольной рожи Олега, по которой змеилась презрительная ухмылка.

— А кто же ты? Шкура?

— Постой…

— Значит, все пускай работают, а ты нет? Все — рабочая скотинка, а ты кто? Все на тебя, гада, должны работать, чтобы ты жил весело?!

Опираясь о столешницу, Алексей поднялся. Он не замечал, что уже давно кричит и окружающие слушают. Олег вскочил, ухватил его за руку.

— Погоди, ты не так понял…

— Я тебя хорошо понял… Уйди, гнида!

Алексей рванул руку, Олег не удержался на ногах, рухнул на стол. Жестяные тарелки, вываливая на него содержимое, попадали.

— Крепко! — с удовольствием, во весь голос отметили за соседним столиком. Там сидело четверо молодых рабочих.

— Погоди, ты у меня получишь! — трясущимися губами проговорил Олег, но тут же попятился к стене и побледнел ещё больше.

Задевая стулья сидящих, Алексей вернулся, сунул руку в карман.

— На, подавись! Я на твои не пил…

Он швырнул в лицо Олегу смятые бумажки, никелевая мелочь брызнула в стенку, на стол.

— Врежь этому тарзану как следует! — с вожделением сказал тот же голос.

Алексей повернулся и, покачиваясь, толкая сидящих, пошел к выходу.

Олег проводил его ненавидящим взглядом, с пьяной старательностью отряхнул костюм.

— Ух, я ему сейчас сам приварю! — пообещал голос.

Над соседним столиком приподнялась голова и плечи говорившего.

— Брось! — ухватили его за руки товарищи. — Не марайся. Его и так уже можно ложками собирать…

Опасливо оглядываясь, Олег отодвинулся, сунул подбежавшей Клавочке деньги и пошел к выходу. У двери он оглянулся, стараясь рассмотреть и запомнить лицо грозившего. Тот заметил это и снова начал приподниматься. Олег захлопнул за собой стеклянную дверь.

21

Ноги не слушались. Алексея осторожно поднимал ногу, старательно ее заносил, но опускалась она совсем не туда, куда нужно, а в сторону, туда же заносило его самого, и, чтобы не упасть, нужно было быстро-быстро перебирать ногами, пока равновесие не восстанавливалось, но со следующим шагом оно опять терялось, и Алексея относило в другую сторону. Он старался никого не задеть, но задевал, толкал прохожих и невнятно бормотал: «Извиняюсь…» Потом единоборство с непослушным телом поглотило всё внимание, и он перестал извиняться.

Одновременно идти и думать было трудно, но не думать он не мог. Время от времени он останавливался и говорил, не замечая того, вслух:

— Нашел кого просить! Ду-рак!.. — и тряс головой от отвращения к себе.

Потом он шел дальше и останавливался:

— Нашел с кем говорить! Ско-тина!..

От него шарахались, одни поругивали, другие посмеивались. Он ничего не замечал, не слышал и только иногда приостанавливался и оглядывался — туда ли он идет? Дорога была знакома, и, заваливаясь со стороны на сторону, он шёл дальше.

Миновав сквер, Алексей остановился. Перед общежитием не было никаких ворот, а здесь между каменными столбами подвешены ворота из железных прутьев. Но он же шел домой и проверял дорогу, всё было точно. Всё точно: он пришел домой, только не в общежитие, а в свой дом, в детский дом…

Алексей привалился к каменному столбу. Когда-то, в первый день жизни здесь, после первого знакомства с Витькой, он заблудился и пришел сюда поздно ночью. И всё было так же, как теперь. И теперь так же горят тусклые лампочки у входа в кухню и в спальни, так же висит в небе бледный рожок месяца, так же лежат на земле черные тени тополей…