Ричард Хукер - MASH

• Название: MASH
• Автор: Ричард Хукер
• Жанр: Юмористическая проза

На основе экой книги был сделан одноимённый телесериал.

Если коротко, то о двух офицерах по призыву. Полтора года в полевом госпитале на корейской войне.

---

«Дорогая.

Я тебя люблю. Ты мне нужна. Надеюсь, ты меня любишь и ждешь. Если да, то через две недели я могу быть в твоем распоряжении. Просто следуй этим простым инструкциям:

1. Сойди с ума.

2. Извести об этом Красный Крест.

Люблю…

15

Шли дни, прошли Рождество и Новый Год. На Рождество Красный Даго провел четыре богослужения в ближайших частях, еще одну в дурдоме имени Янки Дудля, где также устроил службу для представителей всех вероисповеданий. После этого он устроил праздничный вечер в столовой, где в красных одеждах и с белой бородой Волмер ― сержант-снабженец и центровой из Небраски, привязав к животу туда, где когда-то прятал футбольный мяч, подушку, раздавал одежду, сигареты и фрукты толпе корейских «домоводов» под аплодисменты своих благодетелей из числа персонала 4077 МЭШ.

На ужин в оба праздника Мама-Дорогая подавал великолепные блюда. Мамочка, все еще будучи президентом Бруклинско-Манхэттонской Компании Уцененных Памятников и Достопримечательностей, проворачивал делишки с белыми из южных Штатов, и пребывал в благодушном настроении. На время осеннего периода бизнес немного затих, но начало праздников вызвало такую лихорадку покупок подарков, что Мамочке даже удалось сбагрить парочку позиций, спроса на которые вообще не было.

Первой из этих позиций был Памятник Солдатам и Морякам на пересечении 89 улицы и Риверсайд Драйв. Его купил рядовой первого класса из Ходжа, штата Алабама, пославший почтовую карточку с изображением Памятника своей невесте и с надписью на обороте:

«Милая,

Я тока шо купил это для тебя. Эта даставят в течении нескальких недель. Паставь эта на своем задним дваре а кагда мы паженимся, я вызаву Палея памочь отащить эта в наш дом.

С Раждеством. Твой друк и будуший муш».

Его друг и земляк из соседнего городка Даттон купил Пятую Авеню (вид на север с сорок пятой улицы) в качестве сюрприза для отца. На обороте карточки выпуска примерно 1934 года, он написал:

«Па,

С Рождиством. Я тебе купил эту улетсу. Все машыны, что ты тама видишь, старые, так што я думаю, ты могешь отагнать их в гаражь и наконетс заняться любимым делом. Я памагу, кагда вернусь. Еще раз с Рождиством».

После праздников время для Ястреба и Дюка тащилось медленно. 4077-й был умеренно занят, так что без дела не сидели. Когда возникали опасения, что хирурги засиделись (а Генри все еще имел пунктик насчет клиники с ординатурой), он выгонял своих пастухов вместе с отарой неопытных коллег на пастбища мясо-хирургии. Длилось все это до одной ранней февральской ночи, когда он вошел в Болото, смел снег с ботинок, налил себе большой бокал скотча, устроился поудобнее на одной из коек и заявил капитанам Форресту и Пирсу:

— У меня приказы на вас, разгильдяи. Отправляетесь через неделю.

Дюк и Ястреб подпрыгнули, засмеялись, крепко обняли Генри, потом обняли друг друга. Копьеносец, которому оставалось еще два месяца до увольнения, тепло поздравил их. В дальнем углу палатки Ловец Джон Макинтаер, которому оставалось еще 6 месяцев рабства, лежал на койке и рассматривал потолок.

Последняя неделя показалась бесконечной. Подготовка к отъезду заняла совсем немного времени, невзирая на значительность события, так что на Болоте было тихо. Наконец Дюк и Ястреб отправились на последнее дежурство, и то, что требовалось от них в операционной, вернуло их с небес на землю.

Артериальные ранения не были необычными для госпиталя, но этой ночью им достались сразу два. Пытаясь спасти правую ногу солдатика из Топеки, штат Канзас, и левую ногу Томми из Бирмингема, Англия, Дюк и Ястреб сделали две пересадки венной ткани, чтобы закрыть дырки в артерии, пробитые артиллерией косоглазых. Когда закончилась смена, они направились к Болоту, уставшие, взвинченные и удрученные. Они только что провели две операции на ногах двух мальчишек, которым их ноги несомненно были очень важны, и уходили зная, что, по всей видимости, они никогда не узнают судьбу этих конечностей.

В Болоте их ждали двое коллег, с уже откупоренными бутылками. К 11 утра они по третьему разу строили планы как только представится случай встретиться в Штатах, разумеется с Копьеносцем и Ловцом Джоном, когда и те получат увольнительные. В тайне каждый подозревал, что планам этим не суждено осуществиться.

— Послушайте, — наконец сказал Ловец, — вы не собираетесь прощаться с Генри?

— Само собой, — сказал Дюк. — Мы к нему благоволим.

— Так почему бы вам не попрощаться прямо сейчас?

— Да, папуля, — сказал Ястреб.

В 11:15 Дюк и Ястреб, все еще в грязных формах, но напялив чистые и серьезные выражения лица, прибыли к кабинету полковника Блэйка. Ястреб подошел к денщику Генри, расправил плечи и заявил:

— Капитан Пирс и капитан Форрест просят аудиенции у полковника Блэйка.

Сержант, знавший этих двоих шесть месяцев, как Дюка и Ястреба, был потрясен.

— Что за фигню вы тут порете? — поинтересовался он. — Не надо выпендриваться, ради Бога.

— Не переживай, — успокоил его Ястреб. — Представь нас.

Сержант постучал в дверь Генри и объявил:

— Капитан Пирс и капитан Форрест просят разрешения поговорить с полковником Блэйком.

Полковник Блэйк побелел. Колени у него затряслись.

— Что они задумали?

— Не могу знать, сэр.

— Ну, давай выясним. Проси их.

Дюк и Ястреб вошли, отсалютовали и встали по стойке смирно.

— Прекратите это, вы, двое! Хватит! — возопил полковник. — Вы же знаете, меня это нервирует. Что вы, черт возьми, задумали на этот раз?

— Скажи ему, Дюк, — сказал Ястреб, все еще стоя по стойке смирно.

— Да ты сам скажи, я не могу.

— Ну, Генри, — объяснил Ястреб, — мы ничего конкретного не придумали…

— Уже хорошо, — сказал Генри.

— … но мы хотели, чтобы ты знал, что мы знаем, что тебе пришлось вынести из-за нас, и что мы это ценим. Мы считаем, что ты классный парень.

Дюк сделал шаг вперед и протянул все еще молчащему, но уже расслабившемуся Генри руку. Ястреб тоже пожал руку, а потом они отдали честь, совершили великолепный поворот кругом и с торжественными лицами вышли, шагая в ногу.

В Болоте собрался почти весь госпиталь, чтобы поднять прощальный бокал. Ужасный Джон, которому предстояло везти их в Сеул на джипе, тоже присутствовал. Еще были Красный Даго и Добрый Поляк, Лопух Кэрролл, Пит Риззо, Волмер, сержант-снабженец и центровой из Небраски, а также другие пережившие Бойню Дня Благодарения, офицеры и рядовые — все толпились в разношерстной давке. Капитан Леверет Рассел поблагодарил их за терпение в прошедшие месяцы. Радар О'Райли одарил их собственной версией их гороскопов. Мама-Дорогая, только что сдавший в аренду концессию гребных шлюпок на Озере Центрального Парка, собрал им в дорогу коробку с ланчем. Полковник Блэйк появился только чтобы вручить им пару бутылок скотча на распитие в джипе. Каждый желал им удачи, жал руки и давал домашние адреса.

— Давай сваливать уже отсюда к чертовой матери, — прошептал наконец Дюку Ястреб. — Я начинаю чувствовать себя как Трясучка Сэмми.

— Я тоже, — ответил Дюк.

Ястреб посмотрел в направлении угла Ловца Джона. У Ловца была бутылка и стакан. Он сел на краешек койки, поочередно делая большой глоток жидкости и роняя голову почти на колени. Ястреб подошел, взял бутылку и стакан и поставил на раковину.

— Всё! Вы, негодяи, — заявил он всем остальным. — Вон! Мы через две минуты уезжаем.

Оставшиеся двинулись к двери, после чего бутылку изъяли с раковины. Дюк наполнил четыре стакана, и они выпили молча. Дюк пожал руки Копьеносцу и Ловцу Джону и вышел, не проронив ни слова. Ястреб Пирс попрощался с Копьеносцем, а затем протянул руку Ловцу Джону.

— Держись тут, — сказал он.

— Проваливай отсюда, — ответил Ловец Джон.

Снаружи их ждал Ужасный Джон, привалившись к колесу джипа. Остальные собрались вокруг машины. Ястреб и Дюк прыгнули на заднее сиденье, а когда Ужасный Джон совершил прощальный выстрел из выхлопной трубы и они сымитировали нацистские салюты, началось их стремительное удаление от веселой толпы.

— Не оборачивайся, — сказал Ястреб.

— А я и не собирался, — сказал Дюк.

Минут пять парочка не смотрела друг на друга и не разговаривала. Первый раз прервали молчание лишь, чтобы высморкаться.

— Ну, — сказал наконец Ястреб, — когда долго живешь в таких местах как это, приходится или полюбить некоторых людей, или ненавидеть. И, на мой взгляд, нам очень повезло. Возможно я не прав. Я только знаю, что ничего подобного с нами уже не случится. Никогда больше, за исключением наших семей, мы ни с кем не будем так близки, как были в этой чертовой палатке в прошедший год, и с Ужасом, и с Даго, и с другими. Я рад, что это было, и я безумно рад, что это сплыло.