Робин - Проснись, моя любовь

• Название: Проснись, моя любовь
• Автор: Робин
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997

Их разъединяло не только пространство, но и время. Пока она не проснулась в теле его жены. Стиснутая браком, в котором она испытывает недостаток страсти, тридцатидевятилетняя Элейн Метклифф пробуждается однажды утром в другой стране, другом времени и другом теле. Сначала она предполагает, что она должно быть, спит, но когда она пробуждается следующим утром в том же самом месте, она понимает, что случилось что-то ужасное. Она находится в теле Морриган, жены Чарльза Мортимера, лорда Эрлкотта. Элейн боится говорить о своей истинной личности, и, поскольку ее собственный муж измывался и оскорбдял ее, Элейн сопротивляется. Где она? И что случился с ее собственным телом в двадцатом столетии? Элейн может только задаваться вопросом, почему набожная молодая Морриган оставалась девственницей в течение ее первого года брака с Чарльзом. Ей отчаянно нужно время, чтобы найти путь назад к ее собственному телу, но Чарльз настроен пробудить страсть в его молодой невесте. Для Чарльза перемены в Морриган — ничто иное как чудо. Убежденный, что он женат на холодной и фригидной женщине, он восхищен, когда Морриган отвечает на его любовные авансы.

---

Чарльз переложил в левую руку стакан с бренди и поднес указательный палец правой руки к своим губам. Ее вкус проник даже через шелковую ночную рубашку — пикантный и очень-очень сладостный. Его эрекция увеличилась до невозможного.

Он поправил бриджи и вернулся к столу. В этой новой Морриган чувствовалась такая страстность, что вполне соответствовала его собственной чувственности. Той ночью ему действительно удалось пробиться сквозь напускное равнодушие и растопить ледяную царевну.

Чарльз перевернул страницу лежащей перед ним книги, представив, как отреагировала на это его жена, если бы была все еще здесь.

Ноги раскинувшейся индианки лежали на плечах мужчины. Паша погружался в свою супругу, медленно и верно. И глубоко. Пурпурные нижние губы супруги обхватывалиlingam паши. Чарльз представил, как бы он обернул себя шелком и дразнил Mорриган так же, как дразнил ее своим пальцем. Представил прохладу шелка и тесноту, влагу и жар ее вульвы.

Его пальцы конвульсивно сжали бумагу. Морриган была так близка! Где она взяла силы убежать прочь? Страница дорогой иллюстрации смялась под его давлением. Чарльз заставил себя расслабиться. Книга была подарком отmaharatbata, на память о многих приятных переживаниях. Он разгладил страницу.

Как быстро в приступе страсти она позабыла о больном горле.

Его губы язвительно искривились.

Не слишком приятные слова были любимыми в ее скудном словаре: «нет», «не надо». Слова, которые он, рожденный богатым и знатным, не понимал ни раньше, ни сейчас. Слова, которые он не собирался выслушивать от своей жены, не важно, проснулась она или нет. И судя по ее реакции сегодня вечером, ему не слишком долго осталось их слушать.

Чарльз улыбнулся. Ему нравилась эта новая Mорриган. Больной живот! Он никогда не сможет позабыть выражение ее лица вчера вечером, когда она осилила молоко с яйцом. Или звук ее желания сегодня вечером, низкий, громкий стон, испущенный ею, когда он производил манипуляции со скрытыми рубашкой нижними губками. Или ее затрудненное дыхание, когда он потер припухшую женственность сквозь прохладный шелк.

Нет, она не сможет долго сопротивляться. Но он не станет брать ее, пока она сама не попросит об этом.

Он сделал большой глоток бренди.

Пока она не будет его молить об этом.

Это цена его гордости за то адское воздержание, в котором она продержала его целый год.

Возможно, решил он, обдумывая свой второй план, это случится уже завтра.

Глава 14

Сновидение билось и пульсировало в ушах Элейн. Она натянула покрывала на голову, но биение и пульсация, хотя и приглушенно, продолжали стучать.

— Миледи, вы больны? Мэм, дверь заперта, моя леди. Пожалуйста, откройте дверь, я принесла вам чай.

Бум, тук-тук.

— Уходите, — Элейн пробормотала из-под покрывал. — Уходите!

Большую часть ночи она разгуливала по комнате, пытаясь успокоиться; оставшуюся часть Элейн лежала навзничь на кровати, пытаясь успокоить себя мыслью, что когда-нибудь она сможет переместиться назад, в свое время. Уже комната купалась в розовой заре рассвета, когда полное изнеможение одержало победу в борьбе между телесными мучениями и умственными рассуждениями.

Элейн протянула руку и добавила еще подушку к кипе покрывал, натянутых на голову. Само собой разумеется, она не в состоянии переместиться во времени. Однако это вовсе не означает, что ей не стоит уподобиться Рипу Ван Винклю [19] и проспать вплоть до наступления своего столетия.

— Не беспокойтесь, миледи; все будет хорошо, это как дождь — вы только ждите и смотрите. Я пойду доложу его светлости, и он…

Элейн пулей вскочила с постели и, повернув ключ, распахнула дверь. Кейти, перестав стучать, второй рукой подхватила маленький серебряный поднос с дымящейся кружкой чая.

— О мэм, я всегда так рада вас видеть! Я была так напугана, думала, вдруг сами-знаете-кто проскользнула обратно и причинила вам зло.

Элейн осознала, что сейчас она боялась вовсе не Хэтти, — другой человек мог проникнуть к ней в комнату и причинить вред. Карие глаза Кейти оживленно горели под белым чепцом.

— Лорд, он вернулся, миледи. Правда, здорово?

— Просто великолепно, — Элейн повернулась. Спальня, которая снова, помимо воли, стала тюрьмой, качнулась под ногами.

— О мэм, вы ранены!

Выпрямляясь, Элейн повернула хмурое лицо к служанке. «Чудная Кейти в конце концов заметила, что ее хозяйка хромает», — язвительно подумала она. Но глаза служанки, большие, как кружки у дискет, были устремлены не на ногу, а на спину ночной сорочки.

Элейн схватила правый край рубашки и потянула ее вперед, чтобы рассмотреть, что там случилось с задней частью одежды.

На белом шелке зияло растекшееся пятно крови.

Красной крови.

Свежей крови.

Откуда же она взялась?

Элейн покрутила ночнушку еще. Испачкано было только на спине. Что?..

Щеки вспыхнули, когда она внезапно осознала, откуда взялась кровь.

— О мэм!

Понимание так же пришло и к Кейти.

— О мэм! — повторила горничная, казавшаяся крайне удивленной тем фактом, что леди могут испытывать те же телесные недомогания, что и женщины низших слоев общества.

Элейн в нарастающей тревоге бросила взгляд на служанку. О мэм, в самом деле! В этой эре даже туалетной бумаги не было, что же тогда они использовали для…?

Кейти сглотнула.

— Не волнуйтесь, миледи. Это не проблема. Я все вычищу в мгновение ока чертополохом. Ваша ночная рубашка прибудет чистая с небольшим затертым пятнышком — словом, будет как новая! Простыни тоже, вы посмотрите, если они испачканы…

— Кейти, я…

Дверь захлопнулась прямо перед лицом.

— Не надо чистить простыни. Мне нужна гигиеническая прокладка! — крикнула Элейн. Кейти унесла поднос с собой. — И я не хочу чая! Я хочу кофе!

Проклятие.

Элейн сжала кулаки. И что ей делать теперь?

Она почистила зубы белым имбирным мылом — на вкус лучше, чем щелок. Вспомнив зловещие слова лорда, который угрожал ей чем-то ужасным, если обнаружит запертую от него дверь, Элейн убрала стул, подпирающий соединяющую их комнаты дверь

— Mэм?

Девушка повернулась, хватаясь за спинку стула. С красным от смущения лицом Кейти протянула длинный тонкий кусок свернутой в рулончик белой ткани.

Элейн с благодарностью приняла это неожиданное решение, осторожно повертев материю в руках. Но это было тем, чем оно и выглядело — белой сложенной тканью. Благодарность сменилась недоумением. Как же это закрепить?..

Элейн оторвала взгляд от свернутой материи в руках. Карие глаза Кейти глядели нерешительно, должно быть, и ее собственный взгляд сейчас был таким же.

Эта штука могла попросту выпасть через разрез на панталонах. Элейн была совершенно уверена, что служанка не имела в виду вставлять это как тампон. Хотя…

Кейти прочистила горло.

— Ну, мэм, я не знаю, как вы, изнеженные леди, делаете эти вещи, но мы, ну… Я полагаю, мы не так уж сильно отличаемся под одеждой, в своем роде, если вы понимаете, что я имею в виду… Возможно, вы делаете это так же, как и мы. Вот что я…

С густо покрасневшим лицом Кейти нырнула в карман и выудила оттуда длинную тонкую матерчатую полоску. Элейн приняла эту тесемку так же непонимающе, как и сложенную ткань.

Кейти снова прочистила горло. Щеки служанки, казалось, стали еще пунцовей, чем были до этого. Смущение оказалось заразительным. Элейн почувствовала, что и ее щеки горят. Она никогда не краснела в двадцатом веке. Здесь же это было таким неконтролируемым явлением, как и возникновение сыпи.

— Ну, мэм, что будет… э-э… если вы позволите мне взять, скажем, полотенце и обернуть его вокруг вашей талии, и тогда мы…

Наконец-то пришло понимание. Элейн не была такой уж молодой жительницей двадцатого столетия, чтобы не помнить гигиенические пояса, которые предшествовали самоклеящимся прокладкам.

— Все… — она замялась, тщательно обдумывая слова, прежде чем облечь их в звуки. Лорд не стеснялся использовать сокращения в своей речи прошлой ночью, но, возможно, он делал это намеренно, используя более простую речь, когда пытался соблазнить Морриган. За столом же он придерживался совершенно иного стиля выражений. — Все в полном порядке, Кейти. — Улыбка тронула уголки губ. — Я думаю, что справлюсь.

Служанка не ответила на улыбку. Она уверенно прошла к противоположной стороне кровати и сдернула покрывала. На какое-то мгновение Кейти показалась ей женщиной с портрета — открытые гардины обрамляли ее раскрасневшееся лицо желтой шелковой рамкой.

Элейн вдруг страстно захотелось дымящегося напитка, отвергнутого несколькими минутами раньше.

— Кейти, ты кое-что забыла.