Петр Боборыкин - Китай-город

• Название: Китай-город
• Автор: Петр Боборыкин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-280-01827-9, 5-280-01525-3

Более полувека активной творческой деятельности Петра Дмитриевича Боборыкина представлены в этом издании тремя романами, избранными повестями и рассказами, которые в своей совокупности воссоздают летопись общественной жизни России второй половины XIX — начала ХХ века.

Во второй том Сочинений вошли: роман «Китай-город» и повесть "Поумнел".

---

Досадно ей, горько… Но оставить на школу — кому поручить? Украдут, растащат, выйдет глупо. А то еще братец процесс затеет, будет доказывать, что она завещание писала не в своем уме. Его сделать душеприказчиком?.. Он только сам станет величаться… Довольно с него.

На другой день с утра Марья Орестовна почувствовала себя легко… Пришел братец. Она поглядела на него с насмешливой улыбкой и спросила:

— Ты что же не просишь меня?

— О чем, Мари?

— Да чтоб побольше денег тебе оставила?

Он опустил глаза и покраснел.

— Ах, полно… Бесценная моя, — начал было он.

— Сладок ты очень, дружок, — перебила она его. — Не обижу.

— Твоя воля, Мари, священна для меня… Но если б ты желала…

Марья Орестовна тихо рассмеялась.

— Завещания, хочешь ты сказать? Для тебя невыгодно будет.

Леденщиков глупо и испуганно поглядел на нее. Она расхохоталась и тотчас же поморщилась от боли. Он наклонился к ней.

— Мари, дорогая…

— Ступай, ступай!

Очень уж сделались ей противны его лицо, голос, фигура, полуфальшивая сладость его тона.

Тут в голове у ней пошла муть, жар стал подступать к мозгу, в глазах зарябило. Она подняла было голову — и беспомощно опустила на подушку.

— Ступай, ступай! — повторила она еще раз.

И захотелось ей умереть сегодня же, но одной, совсем одной, чтобы ее заперли.

Под вечер Евлампию Григорьевичу доложил камердинер, что "Марья Орестовна кончаются".

Он и это принял холодно и только спросил:

— В памяти?

Послали за священником. Леденщиков не знал еще точно суммы сестрина состояния. Но ему надо было теперь распорядиться, как законному наследнику, — Евлампий Григорьевич в каком-то странном расстройстве. И он долго не протянет.

Марья Орестовна хоть и умирала в полузабытьи, но никого не пускала к себе, кроме своей камеристки Берты.

Дорогие хоромы коммерции советника Нетова замирали вместе с той женщиной, которая создала их… Лестница, салоны с гобеленами, столовая с резным потолком стояли в полутьме кое-где зажженных ламп. В кабинете сидел за письменным столом повихнувшийся выученик Марьи Орестовны. По зале ходил другой ее воспитанник, глупый и ничтожный…

К ночи началась суета, поднимающаяся в доме богатой покойницы… Но Евлампий Григорьевич с суеверным страхом заперся у себя в кабинете. Он чувствовал еще обиду напутственных слов своей жены. Вот снесут ее на кладбище, и тогда он будет сам себе господин и покажет всему городу, на что он способен и без всяких помочей… Еще несколько дней — и его брошюра готова, прочтут ее и увидят, "каков он есть человек"!

XII

Петербургский поезд опоздал на двадцать минут. Последним из вагона первого класса вышел пассажир в бобровой шапке и пальто с куньим воротником.

Это был Палтусов. Лицо его осунулось. С обеих сторон носа легли резкие линии. Сказывалась не одна плохо проведенная ночь. Он еще не совсем оправился от болезни. Депеша брата Нетовой застала его в постели. Накануне ночью он проснулся с ужасными болями в печени. Припадки длились пять дней. Доктор не пускал его. Но он настаивал на решительной необходимости ехать… Боли так захватили его, что он забыл и о депеше, и об опасной болезни Нетовой… Как только немного отпустило, он встал с постели и, сгорбившись, ходил по комнате, послал депешу, написал несколько городских писем. У него было два-три человека с деловыми визитами.

В Москве у себя он не оставил петербургского адреса. Его удивило то, что депеша от Нетовой, подписанная ее братом, пришла к нему прямо в отель Демут… Всю дорогу он был тревожен. Дома мальчик доложил ему, что от Нетовых присылали три раза; а вот уже три дня, как никто больше не приходил.

Это усилило его беспокойство. Он велел сейчас же приготовить одеваться и закладывать лошадь. Был первый час.

В передней позвонили.

— Никого не принимать! — крикнул он мальчику.

Тот пошел отпирать. Из кабинета слышно было, как кто-то вошел в калошах.

— Господин Леденщиков, — доложил, показываясь в дверях, мальчик, — требуют-с… я не впускал.

— Проси, — поспешно приказал Палтусов. Он заметно побледнел.

Брат Марьи Орестовны остановился в дверях — в длинном черном сюртуке, с крепом на рукаве и с плерезами на воротнике.

— Марья Орестовна? — первый спросил Палтусов и подал руку.

— Моя сестра скончалась вчера в ночь…

В голосе не слышно было слез, но глаза тревожно смотрели на Палтусова.

— Вчера ночью? — переспросил Палтусов и подался назад.

Он забыл попросить гостя сесть, но тотчас же спохватился.

— Прошу, — указал он Леденщикову на кресло у стола.

В один миг сообразил он, зачем тот приехал и что отвечать ему.

— Monsieur Палтусов, — начал Леденщиков. — Но она сообщила мне еще задолго до кончины, что вы заведовали ее делами.

— Точно так, — сухо ответил Палтусов.

— Состояние, предоставленное ей мужем, все было, сколько мне известно, в бумагах?

— В бумагах.

"Не тяни, животное!" — выбранился про себя Палтусов.

— Так вот я бы и просил вас покорнейше привести в известность всю наличную сумму. Она должна быть в пятьсот тысяч капитала. Я обращаюсь к вам как брат и наследник… за выделом четвертой части Евлампию Григорьевичу…

Леденщиков переложил шляпу — и она уже была с крепом — с правого колена на левое.

Палтусов сделал несколько шагов в угол комнаты и вернулся. Лицо его оставалось бледным.

— Очень хорошо-с, — заговорил он глуше обыкновенного. — Но вы, вероятно, знаете, что сестра ваша поручила мне свой капитал в полное распоряжение?

— Я имею копию с доверенности.

— Поэтому часть этих денег находится… как бы вам это сказать… в обороте…

— В каком обороте? — уже с явной боязнью в голосе спросил Леденщиков.

— В обороте, — повторил Палтусов.

— Вы отдали их под залог? В таком случае у вас есть закладная или другие документы.

— Словом, — перебил его Палтусов, — сто тысяч рублей, даже несколько больше, я не могу реализовать сейчас же.

— Но я вас не понимаю, monsieur Палтусов, — более сладким тоном начал Леденщиков. — Эти деньги должны же быть где-нибудь… Как вы ими распоряжались в интересах вашей доверительницы, я не знаю, но они должны быть налицо.

— Я прошу вас дать мне сроку несколько дней, неделю. Ведь я же не мог предвидеть внезапной кончины вашей сестры.

— Мы вам несколько раз телеграфировали.

— Я сам заболел в Петербурге.

— Но, cher monsieur Палтусов, я ведь не требую, чтобы вы мне сию минуту выложили весь капитал Мари. Он в банке, в бумагах… это само собой понимается… Но надо привести в известность сейчас же.

— К чему? — возразил более спокойным, деловым тоном Палтусов. — Ваша сестра умерла без завещания. Вы и муж ее — наследники… Известно, что я занимался ее делами… Мировой судья будет действовать охранительным порядком.

— Но почему же этого не сделать просто, домашним образом? Вы пожалуете к нам и привезете все эти ценности.

— Да, конечно, но я прошу вас дать мне срок.

— Срок? — Губы Леденщикова начали бледнеть.

— Я распоряжался самостоятельно.

— Да-с, monsieur Палтусов, — перебил Леденщиков и встал, — но я должен вас предупредить, что если вам не угодно будет до вечера послезавтра пожаловать к нам со всеми документами… я должен буду…

— Хорошо-с, — сухо отрезал Палтусов.

— Послезавтра, — повторил Леденщиков и подал Палтусову руку.

К передней он отретировался задом. Палтусов проводил его до дверей.

Кровь сразу прилила к его лицу, как только он остался один.

Этот глупый и сладкий гостинодворческий дипломат не даст ему передышки… Не даст! Все было у него так хорошо рассчитано. И вдруг смерть Нетовой!.. Просить, каяться перед двумя купчишками?! Никогда!

Надо выиграть время… Будь это не такой купеческий «братец» — они бы столковались… Но тут трусливая алчность: хочется поскорее пощупать свой капитал, свалившийся с неба.

Первый, кто пришел на мысль Палтусову, был Осетров. Вот к нему надо ехать… сию минуту. Если и не будет успеха, то хоть что-нибудь дельное вынесешь из разговора с ним.

"А если он откажет?.." — Палтусов закусил губу, и в глазах его мелькнула решимость особого рода.

Через десять минут он летел к Осетрову.

XIII

Осетров был у себя. Он нанимал целый этаж, на бульваре, в доме разорившихся миллионеров, которым и остался только этот дом. Палтусов не был у него на квартире и не видал его больше трех месяцев.

Он шел за лакеем по высоким комнатам уверенно, но внутри тревога росла. Надо было сохранить на лице выражение деловой и немного светской развязности; надо показать, что с того дня, когда они познакомились в конторе, утекло немало воды в его пользу. Тогда он отрекомендовался как фактотум подрядчика из офицеров; теперь он должен явиться самостоятельной личностью, деловой единицей, действующей на свой страх… С Осетровым он, кажется, умеет говорить, попадать в тон… В его предприятии у него три пая, по тысяче рублей… Со своим пайщиком, хотя бы и на такую малость, не станет тот разыгрывать набоба: слишком он умен для этого, да и сумел давно оценить, что в его пайщике есть кое-что, стоящее и внимания, и поддержки, и доверия…