Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

• Название: Пронзающие небо
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фэнтези

---

С давних времён Баба–Яга и сёстры её – враждебно относились к человечьему роду; и тому были свои причины – ведь и люди, для которых облик этих лесных колдуний был совершенно неприемлем, проклинали их, гнали их; а когда одна из сестёр была зарублена Иваном–богатырём, то Бабы эти объявили людям настоящую войну, и действительно свершили много злодейств: и не зря говорили даже, что уносили они малых детишек, да поедали их… Дубрав был тем человеком, который впервые за долгое время, сошёлся с Бабой–Ягой; впрочем и с ним, как и со всеми, была она весьма груба; и вот теперь, вцепившись одной своей кряжистой ручищей, с длиннющими костяными пальцами в косяк двери, другой ручищей оттолкнула Дубрава обратно в жилище, и тут же завизжала своим, похожим на скрежет несмазанных петель голосом:

– Далеко ли собрался?! Один нормальный из всего этого проклятого племени, и то на гибель пошёл?!..

Её изгибающийся к самому потолку носище, её выпученные чёрные глазищи – всё это пребывало в неустанном, ворожащем движении; и даже выступающий из пасти жёлтый клык – и тот подрагивал, и, казалось – вот сейчас вцепиться в Дубрава. А старец отвечал Яге:

– Я уже всё решил…

– Ни за что, ни про что погибнешь…

– Ну, хоть какая–то польза от меня будет. А жить дальше – спокойно жить, и знать, что не сделал всё, что мог сделать для этих ребят; нет – так не смогу.

– Что они тебе сдались?..

– Пойми – глядя на них – своих детей вспомнил… Зря ты, Яга так плохо к людям расположена. Конечно попадаются среди них и плохие… Но девушка эта, Оля – она же Солнышко, она же как весна вся любовью сияет. А в юноше этом Алёше – тоже великие силы дремлют. За своими детьми не уследил – грех мне конечно великий; но хоть этим помогу… Некогда мне с тобой говорить, и так уж тьма времени утеряна. Прости, прощай, не поминай лихом… – и уже направляясь к двери. – А лучше бы помогла – хоть ступу бы одолжила.

– Ступу?! – скрипуче взвизгнула Яга. – Как же – понесёт тебя, человечка моя ступа!.. Да и ветер вырвет…

– И то правда. Ну, стало быть прощай… Крак, идёшь со мною?..

Конечно древний ворон слетел со своего насеста и устроился на плече Дубрава. А когда Старец вновь раскрыл в бурлящую северным ветром и снежными полчищами ночь, то совсем поблизости прорезался звон колокольчиков, и вдруг вырвалась из тёмного, стремительного кружева тройка – в санях стоял отец Алёши – Николай–кузнец; матушка сидела рядом, заплаканная – увидев Дубрава, она заголосила:

– Алёшенька из дому ушёл! Вместе с Ольгой ушли! Помогите вы нам!

Николай старался говорить спокойнее, но и его голос дрожал:

– Мы уже носились по дороге к Дубграду – никого не встретили. Кроятся они от нас, верно… А сейчас буря эта началась… Помогите вы нам, если можете…

– Ну, хорошо, что вы приехали – а то уж думал, пешком мне что ли идти…

Когда Дубрав взбирался в сани, за спиной его протяжно загрохотало, заухало, затрещало, и разодранная чёрная тень, сразу растворилась в снежном мареве. Алёшина мама, хоть и поняла, что – это была Баба–яга – пребывала в таком страшном волнении за своего сына, что даже и не испугалась, и не удивилась.

Вот Николай–кузнец взмахнул вожжами, и тройка понесла – в одно мгновенье растворились во мраке очертания корня – и Старец невольно вздохнул – он знал, что видел его в последний раз… 

* * * 

А утром, когда Алёша был разбужен, было так:

– Ох, сынок, – говорила мать, – опять ты меня напугал, я подошла – гляжу на тебя, а ты весь бледный–бледный и губы у тебя белые! И холодный и недвижимый…

– Да ладно! – выдохнул Алеша. – …Что ты ко мне как к маленькому. Холодный и холодный – согреюсь сейчас.

Говорил он раздражённо, и действительно чувствовал раздражение: зачем это она выдернула его из сна, да в такой ответственный момент, когда он проползал по каменному щупальцу, над обрывом.

– А на груди то у тебя что – ушиб что ль какой–то?.. И холодом то каким веет…

Алёша выгнул шею, и обнаружил, что рубашка была расстёгнута, и вздымался над сердцем синий нарост – и чувствовал он как колет сердце медальон:

– Да что ты, право следишь за мною! Отставь!..

Алёша поддался порыву злобы, и в глазах его стало темнеть – со стороны же казалось, будто дикий, холодный пламень там вспыхнул. Взгляд его метнулся по горнице, и остановился на платочке, который лежал на подоконнике в розоватом сиянии восходящего дня – снова кольнуло сердце, но уже по новому, не злобой.

Соскочил Алёша с печки, подбежал, подхватил – так и есть: то было Олино рукоделье: ведь она была пожалуй лучшей (после своей матушки), швеёй в их деревне; и на этом платочке отобразила круглое озеро, да березки над ней склоненные; у одной из берёзок можно было разглядеть и её фигурку – впрочем, не ясно – потому что она почти сливалась с белейшим стволом. Тогда Алёша поднёс этот шелковистый, веющий цветочным ароматом платок, тихо поцеловал его, и прошептал:

– Прости меня, Оля, опять я… – повернулся к маме, которая расстроенная стояла у печи, перебирала посуду, и ей сказал. – …Прости меня, мама…

– Да ничего–ничего… – вздохнула она. – Тебе ж тяжело…

Алеша сморщился, заскрежетал зубами, но всё же сдержал рвущийся крик. После этого сложил платочек, во внутренний карман убрал, к самому сердцу приложил – и теплом благодатным согрелся, словно бы Оля своей ладошкой дотронулась. Пытаясь предотвратить следующие вопросы матери, которая конечно же заметила Алёшину боль, он спросил:

– Как сегодня на улице?

– Солнечно и сугробы пышные лежат! Но дедушка на улицу вышел на небо посмотрел и сказал, что к вечеру буря начнется…

Алёша не обратил внимание на слова про бурю – чувствовал он в себе силы преодолеть любое испытание (но скорее конечно и не представляя этих испытаний); вот он приложил к ледяному узору на окне ладонь и подержал так некоторое время, не чувствуя холода. Потом отнял руку и увидел, что ледяной узор остался прежним, разве что совсем немного подтаял – так холодна была его рука. Стараясь не высказывать своего волнения, задал следующий вопрос:

– А высоко ли солнце?

– Да, высоко. Все уж давным–давно проснулись, только ты один так долго спишь! Если б я тебя не разбудила ты б наверное, спал до вечера!

– Странно. – задумался Алеша, – наверное, там время идет совсем иначе, нежели здесь…

– Ты о чем это?

– Да, что же я… Мне же идти надо! – воскликнул Алеша

– Куда идти? Ты же болен! Тебе лекарство принимать надо, в бане париться, да ты еще и не позавтракал!

– Мне старец Сергий сказал, чтоб я побольше двигался.

Алеша повернулся к столу, залпом выпил парное молоко, закусил хлебом, съел несколько ложек меда и спешно стал одеваться.

– До снежной бури вернусь домой! – и сам подивился своей смелости и убедительному тону. – Я и Жара с собой возьму!

Говоря это, Алеша уже полностью оделся, а оделся он так, что в избе ему тут же стало жарко.

Он уж было бросился к сеням, но вспомнил о оставленном в кладовке мешке с едой и вернулся за ним – мешок оказался весьма тяжелым – Алеша взвалил его через плечо и тут вспомнил об охотничьем ноже, который собирался взять у отца. Он остановился на миг, задумался и решил, что можно обойтись и без ножа.

Спустя мгновенье он, никем не замеченный, выскочил из дома навстречу яркому солнечному сиянию, которое заливало высокое морозное небо и блистало на пышном белом ковре покрывавшем землю.

Алеша бросился бежать к калитке, на бегу крича:

– Жар! Жар, за мной!

Раздался радостный лай и большой огненный шар с выделяющимся черным мокрым носом и блестящими глазами выскочил из конуры и догнал Алешу.

Юноша распахнул калитку и остановился там повернувшись к дому, глядя на белый столбик дыма, который поднимался из трубы, на ветвистые яблони, что росли у окон, на крыльцо на которое он так часто взбегал или же выбегал…

– Прощай! – проговорил Алеша и на глаза его выступили слезы. – Когда я увижу теперь тебя вновь, дом родной?

Алеша поправил перевешенный через плечо мешок, и поспешил по деревенской улице, туда, где за последними домами стояла белая, как снег, березовая роща от которой деревня и получила свое название – Березовка.

В те минуты, печаль расставания с родимым домом оставила Алешу – и что право! – светило солнышко, синело небо, морозный, свежий воздух приятно щекотал лицо и полнил легкие прохладой. Все вокруг было чисто и светло; белый снег скрипел под валенками, где–то чирикали воробьи. Да вот и они сами – маленькие птахи, клевали кем–то насыпанные зерна. И представился тогда Алеше весь дальней путь этакой освещенной солнцем дорогой, на протяжении которой он будет играть с Олей в снежки, песни петь, просто разговаривать…

А вот и Ольга – она стояла на дороге в окружении белых березок, ее щеки пылали румянцем, а мешок с едой стоял чуть поодаль, она встречала Алешу такими словами: