Матрёна Распутина - Распутин. Почему? Воспоминания дочери

• Название: Распутин. Почему? Воспоминания дочери
• Автор: Матрёна Распутина
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-8159-0180-6, 5-8159-0458-9

Матрена Распутина — старшая дочь Григория Распутина — родилась в 1898 году. Вскоре после революции Матрене с мужем удалось выехать из России. Свои записки об отце Матрена Григорьевна писала с 1946 по 1960 год.

Что же представляют собой записки Матрены Распутиной?

Это, если попытаться определить одной фразой, — объяснение с теми, кто считает Григория Распутина виновником едва ли не всех бед, обрушившихся на Россию. Книга построена как толкование жизни отца — от рождения в селе Покровском до смерти в водах Невы в Петрограде. И именно в неожиданном (но всегда абсолютно логичном психологически) толковании поступков Григория Распутина заключается прелесть записок Матрены. При этом естественно, что, отвечая на вопрос «почему?», Матрена передает массу подробностей, ускользавших от других, как она пишет, «воспоминателей».

Какая связь между смертями братьев — Михаила и Григория Распутиных, случившимися с почти сорокалетним разрывом; между Елизаветой Английской и Анной Вырубовой; между тягой великого князя Николая Николаевича к охоте и вступлением России в войну в 14-м году; между религиозностью и эротизмом в самом Распутине и т. д.? Матрена Распутина обо всем этом знает.

Насколько точно ее знание? Ровно настолько, чтобы то, о чем она говорит, «было вполне возможным». Прелесть записок Матрены Распутиной и в том, что каждый читающий сам сможет, если захочет, определить дистанцию от возможного до действительного.

---

Сказал, что почувствовал присутствие отца в храме:

— В тебе горит искра Божья.

Отец попросил благословения у архимандрита.

— Господь тебя благословляет, сын мой, — ответил тот.

В тот день отец принял причастие из рук Иоанна Кронштадтского, что было большой честью.

После архимандрит позвал отца к себе.

Отец рассказал Иоанну о себе все. «Как на духу». Впрочем, он и воспринимал происходящее как продолжение исповеди, начатой еще в храме во время службы.

Разумеется, рассказал и о явлении Казанской Божьей Матери, о смутных догадках, наполнивших его после этого. Рассказал о том, что пришел в Петербург как бы не по своей воле:

— Вело меня сюда…

Архимандрит слушал отца, не перебивая. Когда отец закончил говорить, спокойно сказал:

— Бог привел, значит так тому и быть.

У отца вырвался вопрос:

— Чему быть?

Архимандрит так же серьезно ответил:

— А что Бог даст, тому и быть. Его слушай, он вразумит.

Даже Труфанов так передает слова Иоанна Кронштадтского:

— Странствуй, странствуй, брат, тебе много дал Бог, помогай людям, будь моею правою рукой, делай дело, которое и я, недостойный, делаю…

Архимандрит, пересказывая другим встречу с отцом, называл его «истинным старцем».

Вскоре он пригласил отца пожить в монастыре. Отец приглашение с радостью принял.

Новые знакомства

Иоанн Кронштадтский, искренне расположившийся к отцу, познакомил его с Гермогеном Саратовским, в то время одним из самых популярных церковнослужителей в России; монахом Илиодором (в миру — Сергей Труфанов), известным тогда суровыми проповедями, собиравшими огромные толпы слушателей; и архимандритом Феофаном, инспектором Духовной академии Санкт-Петербурга, духовником семьи императора.

Они были поражены высказываниями простого мужика. За простодушием таилось глубокое понимание религиозных истин.

Приведу здесь замечание именно Симановича. Он, иудей, по понятным причинам сам совершенно не способен был понять ничего из тех религиозных откровений, которые давались отцу. Значит мог только переносить мнение других. А таких мнений он слышал много. И, зная его натуру, возьмусь утверждать, что если бы в описываемом вопросе до него дошло что-нибудь неприятное для отца, он бы непременно передал это во всеуслышанье. В других случаях так и происходило… Итак: «Распутин своими религиозными познаниями приводил в изумление даже епископов и академически образованных богословов».

К словам Симановича прибавлю слова Белецкого, по должности своей — министра внутренних дел — и по собственному рвению (с целями как раз тут уж точно — «притереться» к влиятельным интриганам двора) собиравшего документы, в основном компрометирующие. На этот раз и ему пришлось трудно, здесь упрекнуть отца было не в чем: «С ним считались многие, в том числе видные иерархи церкви, не говоря уже о средних духовных слоях».

Нельзя сказать, что компанию, собравшуюся в доме Иоанна Кронштадтского, кто-то осмелился бы отнести к легкомысленной. Они были очень пристрастны, когда речь заходила о вопросах веры.

Возможно, они ждали от отца — сибирского мужика — даже чего-то, граничащего с еретическим взглядом. Но быстро поняли, что он тверд в православии.

Превосходная память позволяла отцу цитировать длинные куски из Священного Писания. Уже только одно это поразило искушенных собеседников. Умением толковать священные тексты образованных богословов удивить было сложнее. Но и это удалось сделать отцу.

По меткому замечанию одного из слышавших отца, его «безыскусность граничила с изощренностью».

Житейский ключ

В этом месте интересно будет передать следующее.

Как-то в самом начале знакомства князь Юсупов стал свидетелем рассуждений отца на темы Священного Писания.

Смею думать, что и в тот день отец говорил ничуть не хуже, чем во все предыдущие, и не был менее красноречив, чем в беседах с образованнейшими иерархами. Однако Юсупов замечает: «Мне стало противно слушать, как этот неграмотный мужик жонглирует кусками из Священного Писания». Обращу внимание на слово «жонглирует». В отличие от отца князь был абсолютно грамотен и слова расставлял, как ему казалось, с точностью и однозначностью. Значит, князя поразила ловкость, то есть умелость, с какой отец приводил куски из Священного Писания. Ведь жонглировать — это и значит умение сохранять баланс и точность. Но именно это и стало «противно» князю. Он не мог, и никогда не смог, простить «неграмотному мужику» такого умения. Дело не в том, что кто-то лучше, а кто-то хуже знал Писание. Этот момент — только сколок общей манеры Юсупова трактовать события.

Ниже я еще скажу о нем многое. Сейчас же отнесу к нему фразу, услышанную не по его адресу, но способную объяснить и его некоторые действия: «Невыросший ребенок до старости сердится, если хвалят погоду, а не его».

Это житейский ключ, простой, но безотказно открывающий многие кладовые.

Споры из-за догм (говорил: «Из-за буквы») отца не интересовали, он чувствовал, что это пустая трата времени. Его лучше потратить на «разговор с Богом». «Чтобы опыт пересиливал букву, надо чтобы он был в тебе хозяин».

Опытное применение

Жевахов оставил в своих воспоминаниях запись одной из проповедей отца, сделанных им позднее описываемого времени. Я привожу ее здесь, потому что то, о чем именно говорил отец, важно запомнить сейчас, чтобы иметь в виду все время рассказа о его жизни в Петербурге.

«Чтобы спасти свои души, надо-ть вести богоугодную жизнь», — говорят нам с амвонов церковных священники да архиереи… Это справедливо… Но как же это сделать?.. «Бери «Четьи-Минеи», жития святых, читай себе, вот и будешь знать, как», — отвечают. Вот я и взял «Четьи-Минеи» и жития святых и начал их разбирать и увидел, что разные святые только спасались, но все они покидали мир и спасение свое соделывали то в монастырях, то в пустынях… А потом я увидел, что «Четьи-Минеи» описывают жизнь подвижников с той поры, когда уже они поделались святыми… Я себе и подумал — здесь, верно, что-то не ладно… Ты мне покажи не то, какую жизнь проводили подвижники, сделавшись святыми, а то, как они достигли святости… Тогда и меня чему-нибудь научишь. Ведь между ними были великие грешники, разбойники и злодеи, а про то, глянь, опередили собою и праведников… Как же они опередили, чем действовали, с какого места поворотили к Богу, как достигли разумения и, купаясь в греховной грязи, жестокие, озлобленные, вдруг вспомнили о Боге, да пошли к Нему?! Вот что ты мне покажи… А то, как жили святые люди, то не резон; разные святые разно жили, а грешнику невозможно подражать жизни святых. Увидел я в «Четьи-Минеи» и еще, чего не взял себе в толк. Что ни подвижник, то монах… Ну, а с мирскими-то как? Ведь и они хотят спасти души, нужно и им помочь и руку протянуть. Значит, нужно прийти на помощь и мирянам, чтобы научить их спасать в миру свои души. Вот, примерно, министр царский, али генерал, али княгиня какая, захотели бы подумать о душе, чтобы, значит, спасти ее… Что же, разве им тоже бежать в пустыню или монастырь?! А как же служба царская, а как же присяга, а как же семья, дети?! Нет, бежать из мира таким людям не резон. Им нужно другое, а что нужно, того никто не скажет, а все говорят: «ходи в храм Божий, соблюдай закон, читай себе Евангелие и веди богоугодную жизнь, вот и спасешься». И так и делают, и в храм ходят, и Евангелие читают, а грехов, что ни день, то больше, а зло все растет, и люди превращаются в зверей… А почему?.. Потому, что еще мало сказать: «веди богоугодную жизнь», а нужно сказать, как начать ее, как оскотинившемуся человеку, с его звериными привычками, вылезть из той ямы греховной, в которой он сидит; как ему найти ту тропинку, какая выведет его на чистый воздух, на Божий свет. Такая тропинка есть. Нужно только показать ее. Вот я ее и покажу.

Спасение в Боге… Без Бога и шагу не ступишь…

А увидишь ты Бога тогда, когда ничего вокруг себя не будешь видеть… Потому и зло, потому и грех, что все заслоняет Бога, и ты Его не видишь. И комната, в которой ты сидишь, и дело, какое ты делаешь, и люди, какими окружен, — все это заслоняет от тебя Бога, потому что ты и живешь не по-Божьему, и думаешь не по-Божьему. Значит, что-то да нужно сделать, чтобы хотя увидеть Бога… Что же ты должен сделать?..

После службы церковной, помолясь Богу, выйди в воскресный или праздничный день за город, в чистое поле… Иди и иди все вперед, пока позади себя не увидишь черную тучу от фабричных труб, висящую над Петербургом, а впереди прозрачную синеву горизонта… Стань тогда и помысли о себе… Каким ты покажешься себе маленьким, да ничтожным, да беспомощным, а вся столица в какой муравейник преобразится перед твоим мысленным взором, а люди — муравьями, копошащимися в нем!.. И куда денется тогда твоя гордыня, самолюбие, сознание своей власти, прав, положения?.. И жалким, и никому не нужным, и всеми покинутым осознаешь ты себя… И вскинешь ты глаза свои на небо и увидишь Бога, и почувствуешь тогда всем сердцем своим, что один только у тебя Отец — Господь Бог, что только одному Богу нужна твоя душа, и Ему одному ты захочешь тогда отдать ее. Он один заступится за тебя и поможет тебе. И найдет на тебя тогда умиление… Это первый шаг на пути к Богу.