Эмиль Айзенштарк - Тора для атеиста

• Название: Тора для атеиста
• Автор: Эмиль Айзенштарк
• Жанр: Эзотерика

---

Как говорят еврейские мудрецы: «У Торы, как у драгоценного камня, семьдесят граней и все правильные».

10. БЕХУКОТАЙ

«Бехукотай» — «По установлениям».

И сказал Господь: «Если по установлениям Моим будете вы поступать, и заповеди Мои соблюдать, и исполнять их, то дам Я вам дожди вовремя, и земля даст урожай свой и деревья полевые дадут плод свой… И будете есть хлеб свой досыта, и будете жить спокойно в стране вашей. И установлю Я мир в стране, и когда ляжете, никто не будет вас тревожить…

И будете вы преследовать врагов ваших… И пятеро из вас будут преследовать сто человек, а сто из вас будут преследовать десять тысяч, и падут враги ваши перед вами от меча…

А вы будете Моим народом. Я Бог Всесильный ваш, Который вывел вас из страны Египетской, чтобы не быть вам у них рабами, и сокрушил Я ярмо ваше и повел вас с поднятой головой.

Но если не послушаете Меня и не будете исполнять все заповеди эти, и если установлениями Моими пренебрегать будете, и если законами Моими возгнушается душа ваша, то оставлю все Мои дела, чтобы воздать вам по заслугам. И будете поражены врагами вашими, и будут властвовать над вами ненавистники ваши, и побежите, хотя никто не будет гнаться за вами…

И ПОРАЖУ Я ВАС ВСЕМЕРО ПРОТИВ ГРЕХОВ ВАШИХ…

А ВАС РАССЕЮ МЕЖДУ НАРОДАМИ…

И вселю Я робость в сердца ваши, и не будет у вас силы противостоять врагам вашим. И погибнете среди народов. А оставшиеся из вас будут страдать за вину отцов своих…

И тогда признаетесь в провинности своей и в провинности отцов своих, которые изменили Мне и шли Мне наперекор…

И тогда покорятся непокорные ваши сердца, и тогда искупят они вину свою. И Я вспомню союз Мой с Яаковом и союз Мой с Ицхаком, и союз Мой с Авраамом, и страну вспомню…

И когда опомнишься ты и вернешься в город Мой, Я возвышу тебя и укреплю мышцу руки твоей, и от одного из вас тысячи врагов побегут. А теперь пойди и пропой эту песню другому. Чтобы не говорил: «Я не делал этого, потому что не знал». Нет, теперь ты знаешь, и значит вся ответственность на тебе».

В предисловии мы уже говорили о том, что эту библейскую истину можно поверить документом. Например, стенографическим отчетом военного губернатора Палестины перед лицом свежего пополнения офицеров колониальной службы.

Я хочу повторить это еще раз для того только, чтобы нам было легче окунуться в историю кошмарного падения нашего народа.

Губернатор сказал тогда: «Джентльмены, над Британской империей никогда не заходит солнце. Управлять такой махиной при помощи одной лишь военной силы невозможно. Поэтому каждый офицер колониальной службы должен быть не только военным профессионалом, но еще и психологом, социологом, желательно полиглотом и т. д. Он должен знать и понимать смысл поведения и мотивации тех народов, среди которых протекает его служба. Так мы знаем, что сикхи отважны, китайцы хитры, арабы взрывчаты и т. д. Но здесь, на этой земле, мы встречаем еще один народ — это евреи.

Господа, во время гражданской войны в России я был прикомандирован к штабам антибольшевистских вооруженных формирований. Я видел жестокие еврейские погромы, когда громилы врывались в еврейские подвалы, где бледные молодые люди, густо присыпанные перхотью с длиннющими пейсами, заплетенными в косички, при слабом свете сальных свечей изучали какую-то мудрость, нарисованную квадратными буквами в старинных книгах. Бандиты насиловали их жен и сестер, убивали родителей, а молодые люди не сопротивлялись. Наоборот, они падали на живот и целовали сапоги бандитам — вымаливали свою жалкую жизнь. Джентльмены, это было омерзительное зрелище. С таким представлением о евреях я возвратился в Лондон и здесь получил направление в Палестину. Через несколько месяцев к этому берегу начали швартоваться большие транспорты, на которых прибыли тысячи этих золотушных юношей из России. Но едва их нога касалась этой земли, они изменялись неузнаваемо. Где-то через месяц они сбривали пейсы, надевали голубые рубашки и брали в руки оружие. И нет на земле солдат страшнее их»!

Вот как это закончилось.

А как начиналось?

Итак, 7-го апреля 1903 года разразился знаменитый кишиневский погром.

Как пишет В.Жаботинский: «В Кишиневе история подвергла перерождающееся гетто большому испытанию, страшному экзамену на зрелость. И перерождающееся гетто провалилось на испытании жалостно, постыдно и ужасно. Его дети оказались еще не подготовленными к открытой борьбе; у них еще не нашлось ни отваги для отпора, ни гордости для того, чтобы скрестить руки и ждать смерти на пороге своего дома».

Смутное чувство, сложное, непонятное, овладело при вести о Кишиневе всеми еврейскими сердцами в огромной России. Это не было простое чувство горя. В глубине этого чувства таилось еще что-то такое, из-за чего почти забывалась сама скорбь — и чего никто все же не мог назвать. Тогда Бялик бросил в лицо своим обесчещенным братьям «Сказание о погроме». И открыл им, что это за чувство, имени которого они не знают.

Это был — позор. Более чем день траура, то был день срама: вот основная мысль этого удара молотом в форме поэмы.

Родилась эта поэма от невыплаканных слез, схороненных в глубине, перегоревших и ядовитых. В «Сказании о погроме» поэт так передает слова Бога, повелевшего ему сберечь непролитую слезу:

Ты сбереги нетронутой ее.
Лелей ее, храни дороже клада,
И замок ей построй в своей груди
Построй оплот из ненависти ада,
И не давай ей пищи, кроме яда
Твоих обид и ран твоих, и жди.
И вырастет взлелеянное семя,
И жгучий даст и полный яду плод;
И в грозный день, когда свершится время,
Сорви его — и брось его в народ.

И Бялик это сделал.

Встань и пройди по городу резни,
И тронь своей рукой, и закрепи во взорах
Присохший на стволах и камнях, на заборах
Остылый мозг и кровь комками: ТО ОНИ…

И загляни ты в погреб ледяной,
Где весь табун, во тьме сырого свода,
Позорил жен из твоего народа —
По семеро, по семеро с одной.
Над дочерью свершалось семь насилий,
И рядом мать хрипела под скотом:
Бесчестили пред тем, как их убили,
И в самый миг убийства… и потом.
И посмотри туда: за тою бочкой,
И здесь, и там, зарывшийся в сору,
Смотрел отец на то, что было с дочкой,
И сын на мать, и братья на сестру.
И видели, выглядывая в щели,
Как корчились тела невест и жен,
И спорили враги, делясь, о теле,
Как делят хлеб, — и крикнуть не посмели,
И не сошли с ума, не поседели
И глаз себе не выкололи вон.
И за себя молили Адоная!
И если вновь от пыток и стыда
Из этих жертв опомнится иная —
Уж перед ней вся жизнь ее земная
Осквернена глубоко, навсегда;
Но выползут мужья их понемногу —
И в Храм пойдут вознесть хваленье Богу.
И, если есть меж ними коганим,
Иной из них пойдет спросить раввина:
Достойно ли его святого чина,
Чтоб с ним жила ТАКАЯ — слышишь? С ним!
И все пойдет, как было ….

И оттуда:

Введу тебя в жилье свиней и псов:
Там прятались сыны твоих отцов,
Потомки тех, чей прадед был Йуда,
Лев Маккавей, — средь мерзости свиной,
В грязи клоак, с отбросами сидели,
Гнездились в каждой яме, в каждой щели —
По семеро, по семеро в одной …
Так честь Мою прославили превыше
Святых Небес народам и толпам:
Рассыпались, бежали словно мыши,
Попрятались, подобные клопам,
И околели псами …
Сын Адама,
Не плачь, не плачь, не крой руками век,
Заскрежещи зубами, человек,
И сгинь от срама!

Уйди. Ты вечером вернись в их синагогу:
День скорби кончился — и клонит понемногу
Дремота. Молятся губами кое-как,
Без сердца, вялые, усталые от плача:
Так курится фитиль, когда елей иссяк,
Так тащится без ног заезженная кляча …
Отслужено, конец. Но скамьи прихожан
Не опустели: ждут. А, проповедь с амвона!
Ползет она, скрипит, бесцветно, монотонно,
И мажет притчами по гною свежих ран,
И не послышится в ней Божияго слова,
И в душах не родит ни проблеска живого.
И паства слушает, зевая, стар и млад,
Качая головой, под рокот слов унылых;
Печать конца на лбу, в пустынном сердце чад,
Сок выпит, дух увял, и Божий взор забыл их …

Нет, ты их не жалей. Ожгла их больно плеть —
Но с болью свыклися и сжилися с позором,
Чрезчур несчастные, чтоб их громить укором,
Чрезчур погибшие, чтоб их еще жалеть.
Оставь их, пусть идут — стемнело небо в звездах.
Идут, понуры, спать — спать в оскверненных гнездах.

А завтра выйди к ним: осколки человека
Разбили лагери у входа к богачам,
И, как разносчик свой выкрикивает хлам,
Так голосят они: «Смотрите, я — калека!
Мне разрубили лоб! Мне руку до кости»!
И жадно их глаза — глаза рабов побитых —
Устремлены туда, на руки этих сытых,
И молят: «Мать мою убили — заплати»!

Молитесь нищие, на ветер всех сторон
О милости царей, о жалости племен —
И гнийте, как поднесть, и клянчьте, как поныне!

Что в них тебе? Оставь их, человече,
Встань и беги в степную ширь, далече:
Там, наконец, рыданьям путь открой,
И бейся там о камни головой,
И рви себя, горя бессильным гневом,
За волосы, и плачь, и зверем вой —
И вьюга скроет вопль безумный твой
Своим насмешливым напевом.

Оценивая поэму Бялика не только с художественной, но и с нашей, национальной точки зрения, Владимир — Зеев Жаботинский сказал: «Бялик нашел слово, которого недоставало, и это слово совершило чудеса: «Еврейская улица» до Кишинева и после Кишинева далеко не одно и то же. Позор Кишинева был последним позором.