Николай Горбачев - Ракеты и подснежники

• Название: Ракеты и подснежники
• Автор: Николай Горбачев
• Жанр: Русская классическая проза

---

-- А ты, комсомольский босс, вроде бы и не из пробки сделан, но к каждой бочке затычка. Почему это?

-- Эй, Буланкин, не задирайся!

-- Почему, говоришь? Потому что среди хороших, добротных, глядишь, еще попадаются дырявые бочки...

На них зашумели:

-- Перестаньте, хватит!

Я шел позади всех и не мог выбросить из головы замечание Ивашкина: оно словно прилипло и настроило меня на минорный лад. Как, вообще, странны и удивительно не похожи люди друг на друга! Сколько негаданного в их поступках, мыслях! И действительно, человеку трудно угодить. Вот Ивашкин --чего, казалось бы, лучше? Уезжает в академию, в большой город, где к его услугам будут театры, кино, наверняка дела свои семейные поправит, а вот пожалел, что не останется здесь, не увидит учения, которое будет интересным. Перед человеком всегда какие-то встают дилеммы. Возможно, в этом закон жизни! Знаю только, что и у самого те же слабости. Но почему так получается? К примеру, с Незнамовым. Не понравился в первые дни. Теперь все это забыто. Потому что иное в нем, более сильное, главное затмило первое впечатление. За два дня до этого совещания Незнамов раскрылся передо мной еще и с другой стороны -- как хороший педагог. Оказывается, не так уж сложно было понимать эту "турецкую грамоту" -- операторный метод!

Словом, обделили нас, молодых, постоянством. А у Андронова, Молозова --"стариков" -- в их мнениях, поступках больше постоянства и определенности? У отца, о котором в памяти осталось только впечатление чего-то сильного, ласкового, пышных усов и печально-гробовой тишины после получения неведомой мне, мальчишке, "похоронной"?..

Офицеры столпились возле домиков, обменивались перед тем, как разойтись, остротами, шутками, замечаниями. Чья-то рука сжала мою выше локтя.

-- Вас сегодня захвалили! В любимцах у фортуны ходите? Даже на Доске отличников красуетесь. Приятно... рад за вас!

Голос Незнамова был шутливо-удивленным. Я не успел ответить ему. Отпустив мою руку, он рассмеялся:

-- Адъютант -- колоритная фигура! Бас шаляпинский. Кстати, по-моему, вы соседи с ним?

-- Соседи.

-- Мне так и кажется, дома он -- безграничный восточный владыка. Или первое впечатление обманчиво?

-- Обманчиво. Просто у него в семье полный лад. Из-за детей были легкие ссоры, но теперь все решено: перевезут их от бабушки сюда, в город.

Крыльцо дома выросло в темноте неожиданно. Незнамову надо было свернуть в соседний дом "холостяков". Два вечера мы с ним занимались операторным методом в его комнатке сидя прямо в шинелях на кровати, а когда в полночь расставались, в самодельной бумажной пепельнице на тумбочке оставалась гора окурков, в тесной комнатке -- сплошной дым. Я раздумывал: снова идти к нему или домой? В окнах нашей квартиры горел свет. Представил Наташку с книгой. Может быть, допускаю ошибку? Чем-то следует ее занимать? В кино? Но она категорически заявила: "Тратить время на допотопные картины, дышать казармой -- не намерена". А если пригласить Незнамова? Общительный, отличный собеседник! И просто неучтиво, Перваков, негостеприимно, что до сих пор не сделал этого...

-- Что ж, продолжим наши занятия? -- спросил Незнамов, точно отвечая моим мыслям. -- Как говорил Козьма Прутков, лучше что-нибудь, чем ничего.

-- Предлагаю, Сергей Александрович, другое: зайдемте ко мне! Наташка, моя жена, будет рада...

-- Да?

Он, видно, раздумывал. В темноте смутно различался только овал его лица.

-- Чаю попьем по-московски.

-- Вприкуску? -- со смешком подхватил Незнамов, и я понял, что он решился. -- Разве чаем побаловаться? Люблю -- грешен. В столовой у Филипчука его переваривают, веником пахнет. А вы -- не секрет -- давно женаты?

-- Нет. Еще полтора месяца не исполнилось, как приехала.

-- О, медовое время!

-- А я ведь не удосужился узнать -- есть у вас жена?

-- Не имею счастья.

-- Почему? -- вырвалось у меня.

Незнамов рассыпался смехом. Мне стало неудобно -- ляпнул, а мало ли что может быть у человека.

-- Уж коль вы задали такой вопрос, то расскажу восточную сказку... Мудрейший, всевидящий аллах создал на земле, как известно, сначала род мужской. Много лет прожили мужчины, испытывая трудности и лишения: добывали себе пищу, сами ее готовили, сами ухаживали за собой. И стало им невмоготу. Собрались они -- и к аллаху. "О всевидящий и всеслышащий царь богов! Смилуйся над нами, создай нам женщин, чтоб ухаживали они за нами, скрашивали нашу жизнь". Согласился аллах. "Пусть каждый из вас слепит из глины себе женщину -- я вдохну в них жизнь. Но чтобы они были слаще и приятнее, пусть каждый вложит внутрь глиняной статуи один кусок сахару". А когда мужчины явились со статуями, аллах сказал: "Среди вас есть неверный, кто не выполнил моего повеления -- вместо одного куска сахару он вложил два". Сказав так, аллах смешал статуи, вдохнул в них жизнь и роздал женщин, кому какая попалась. Вот с тех пор-то мужчины ищут ту женщину, в которой два куска сахару. Но видимо, аллах ошибся: не один тогда оказался неверным, потому что многим удается найти ту женщину. Я же не в их числе... -- Незнамов снова расхохотался, задорно, игриво, потом сказал: -- Разумеется, шутки все...

В коридоре, пока он раздевался, я, приоткрыв дверь в комнату, сказал Наташке, что не один -- с гостем. Ответив: "Сейчас", она заторопилась. Сухо скрипнули пружины кровати, хлопнула откладываемая книга. Так и есть --читала!

Незнамова я пропустил вперед и, представляя его Наташке, заметил, как смутилась она: то ли из-за беспорядка в комнате, то ли оттого, что платье на правом боку было заметно помято. Сдержанный румянец опалил ее.

-- Извините, пожалуйста...

Она бросилась наводить порядок, и, пока убирала с табуреток скомканные платья и другие вещи, Незнамов, бодрый, возвышенный, сыпал обычные в таких случаях вопросы о жизни, здоровье, делах.

-- Как видите, живем, -- распихав наконец вещи и переводя дыхание, обернулась Наташка. -- Полутора месяцев нет, а кажется, целую вечность не была в Москве! Что там нового?

Незнамов принялся рассказывать. Держался он непринужденно, пересыпал свои сообщения шутками, анекдотами.

-- Гвоздем программы были французский театр и американский балет на льду. "Звезды" их прекрасны. О них не скажешь, как об англичанках, будто, мол, неизвестно почему у них дети рождаются красивыми... Кстати, были совместные выступления американского и нашего балета. Эксперимент удался, но после, говорят, артисты долго собирали осколки...

-- Осколки? -- переспросил я.

Незнамов с довольным смехом качнулся на табуретке:

-- Разумеется, от разбитых сердец!

Брови его приподнялись, придав лицу игривое выражение. Он спросил:

-- Как всегда, женщин, очевидно, интересуют моды? Так вот, Дом моделей -- эта "смерть мужьям" -- по-прежнему твердо стоит на Кузнецком. И моды, наверное, за месяц резко не изменились. Немало новых фильмов появилось на экранах, особенно иностранных.

Наташка приободрилась, у нее не сходил с лица румянец. Я понял: и на нее Незнамов произвел хорошее впечатление. Она порывисто тряхнула головой, с обидой проговорила:

-- Зато мы здесь в солдатской казарме смотрим такое старье!

Поднявшись, Наташка пошла на кухню той горделивой строгой походкой, в которой угадывалось желание понравиться. Я заметил -- Незнамов бросил ей вслед мгновенный взгляд, скептическая улыбка чуть тронула верхнюю губу с усиками, а я почувствовал себя скверно, будто подглядел недозволенное. Когда дверь за ней закрылась, Незнамов с сочувствием сказал:

-- Ничего не поделаешь. Женщины -- не мужчины: труднее привыкают к резкой смене обстановки!

Чай мы пили из граненых стаканов. Разговор зашел о спутниках, ракетах, о полете в космос человека. Незнамов несколько раз вставал с табуретки, ходил по комнате. Лицо у него теперь стало совершенно другим, чем вначале, когда он выкладывал нам столичные анекдоты и артистические сплетни: оно преобразилось, стало вдумчивым, глаза играли горячими искорками. Заложив руку за отворот кителя, он с увлечением рассказывал об этих полетах, о земной атмосфере. Наташка следила за ним, положив руки на стол. Но тут и я кое-что знал, немало читал, да и мне, ракетчику, небо и звезды гораздо ближе, чем анекдоты и столичные сплетни. И конечно же, в этом разговоре не остался в стороне: мой рассказ о серебристых облаках, о границе света и тишины поразил Наташку.

-- Неужели выше ее -- сплошная темнота, и там два человека, пусть находятся даже в метре, и -- разорвись! -- кричат, все равно не услышат друг друга? -- Она пугливо передернула плечами. -- Мне страшно!

-- Да, Наташа, -- продолжал я. -- Но есть более страшные, неотвратимые явления. Например, наша земля постепенно и безвозвратно теряет свою спасительную жизненную оболочку -- воздух, который утекает бесследно в незримую бесконечную даль, где царит вечный и страшный холод.

Кажется, я зашел далеко: Наташка погрустнела.

Незнамов сощурился, философски заметил: