Юрий Баранов - Позывные дальних глубин

• Название: Позывные дальних глубин
• Автор: Юрий Баранов
• Издательство: Голос-Пресс
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2004
• ISBN: 5-7117-0495-8

Роман Юрия Баранова «Позывные дальних глубин» является продолжением его ранее вышедшего произведения «Обитель подводных мореходов». Автор прослеживает судьбы современных моряков-подводников, показывая их на берегу и в море в самых неожиданных, порой драматичных ситуациях. В основе обоих романов лежит идея самоотверженного служения Отечеству, преданности Российскому Флоту и его вековым традициям.

---

Когда Непрядов оставался в своей каюте наедине с собственными мыслями, то вспоминал о жене и сыне. В них он теперь видел высший смысл своего существования. Страшно было представить, что будет с ними, если вдруг не станет в живых его самого. Егор гнал от себя эти страшные мысли, они же настойчиво лезли в голову, и порой ни о чём другом уже невозможно было думать. Когда же становилось совсем невмоготу, Егор взывал к деду, и тот неизменно являлся ему с удивительно кротким, ясновидящим взглядом самого Непряда, точь-в-точь как на фреске в их Укромовском приходском храме. В эти мгновенья к Егору приходило какое-то благодатное, ещё до конца не осмысленное им откровение земного бытия, отпущенного ему кем-то свыше. И уже не было страха перед нарушением порядка вещей.

Просто нужно было воспринимать всё происходящее в том виде, как оно представлялось ему, — всегда нежданное и негаданное, но единственно необходимое и возможное в этом мире. Егор начинал верить, что в жизни им управлял чей-то высший разум, на который можно было во всём положиться, как на самого себя. Этот разум подсказывал, что надо больше думать не о самом себе, а о людях, за которых он отвечал. Что же касается лично самого Егора Непрядова, то уж, верно, время его ещё не иссякло, а, значит, не произойдет ничего такого, чему не суждено произойти. Жива лодка — жив командир, и весь его экипаж бессмертен.

Чтобы как-то занять людей, отвлечь их от невесёлых мыслей, Непрядов то и дело отдавал команды, в которых даже не было особой необходимости. Ведь и без напоминания всё внимание обращалось на то, как израненная лодка сопротивлялась забортной воде, по-прежнему стремившейся ворваться внутрь отсеков. Матросы постоянно подтягивали гайки на струбцинах, прижимавших всевозможные затычки к мелким свищам, подбивали кувалдами клинья под деревянные брусья, которые давили на щиты, закупоривавшие более крупные пробоины в корпусе лодки. И пока люди работали изо всех сил, выполняя поступавшие команды, лодка жила и жили сами люди, целиком полагавшиеся в эти минуты на разум и волю своего удачливого командира.

Но кто же знал, какие сомнения и муки терзали самого Егора, сидевшего на своем привычном месте у шахты перископа? Всё ещё саднило бедро, рана на котором плохо заживала. Но куда больше болела душа от сознания их полнейшей неопределенности впереди. Ведь случись какая-нибудь новая беда, то никто уж им не поможет в столь «аховой» обстановке. Непрядов ясно осознавал то, во что никто не хотел верить. По глазам своих моряков Егор видел, что они во всём полагались на него. Вероятно, он казался им живым талисманом, от которого только и могло исходить их спасение. А ведь он, Егор Непрядов, такой же как и все, обыкновенный человек, совсем не пытавшийся казаться ни провидцем и ни героем, которому «горе не беда и море по колено». Он оставался таким, как всегда. И в этом своём постоянстве, как мог, утверждал весь экипаж.

Океан встряхивал, швырял, скручивал и ломал жутко скрипевшую по всем своим стальным сочленениям лодку. Но она продолжала каким-то чудом сопротивляться готовому поглотить её небытию. Командир держался, неотлучно находясь на своём боевом посту, и ему стойко следовал весь экипаж.

Лишь на седьмые сутки шторм понемногу начал стихать. Ветрами небо вычистило до ослепительной голубизны. Вода отдышалась и вновь заштилела. Она виновато-нежными всплесками ластилась у борта лодки, будто нашкодившая кошка выпрашивала у хозяина прощения. Яркое солнце опять нещадно палило и жарило. Каждый, кто находился на мостике, чувствовал себя как карась на сковородке — враз подпрыгнешь, едва неосторожно дотронешься рукой до раскалённого металла надстройки.

Моряки выкарабкивались поочерёдно на мостик, усаживались в тени под ограждением рубки. Кто покуривал, кто просто дремал, отдыхая душой и телом. Тошнотворная морская болезнь понемногу отпускала их.

Воспользовавшись случаем, Колбенев решил определить место корабля по солнцу. Штурманская наука сидела в нём прочно, и он не упускал случая доказать это лишний раз не столько другим, сколько самому себе. С секстаном и расчётными таблицами он по-прежнему управлялся мастерски, легко и как бы играючи.

На этот раз Вадим не торопился, доставляя себе удовольствие самим процессом навигаторских расчётов. Наконец, точка обсервации была определена и нанесена на карту. Когда же Егор глянул на неё, то не поверил собственным глазам. По всем данным выходило, что за несколько суток лодку вновь отбросило за много миль в самый глухой и безжизненный район океана. Вероятно, корабль попал в какое-то мощное океанское течение, которое все время уносило его в противоположном от прежнего курса направлении — туда, где меньше всего хотелось бы оказаться измаявшимся мореходам.

Снова экипажу пришлось взяться за иголки с нитками. В самом начале шторма парус не успели вовремя убрать, и его снесло за борт внезапным порывом ветра. Теперь приходилось делать, из чего не попадя, новое полотнище. В ход пошли суконные одеяла, холщовые наматрасники.

— Эдак дело дойдет и до носовых платков, — сокрушался Колбенев. — Во что сморкаться тогда прикажете?

— А ты, Вадимыч, пожертвуй на это дело собственные клёша, — посоветовал неунывающий Обрезков. — Они у тебя в бёдрах самые широченные, таких ни у кого больше нет. Парусность обеспечат как у стопушечного фрегата.

— Это невозможно, — со вздохом сказал Егор. — Без штанов у Вадимыча всякий авторитет в команде пропадёт.

— Да ну, и его «партейные» усы не помогут? — делано изумился Кузьма.

— А усы без штанов только всё усугубят, потому как они у него жидковатые, — отвлечённо рассуждал Егор.

— Да и не усы это вовсе, — окончательно добивал дружка Обрезков. -

Так себе, разве что пучок куриных перьев под носом.

— А-а. Значит, ожили? Закукарекали? — с язвительной улыбкой Колбенев зыркнул на дружков. — Вы бы лучше за тем вот парусом следили, — и он показал пальцем куда-то в океан, где теперь, по его мнению, должно было находиться унесённое ветром парусиновое полотнище. — Если такой бедлам произойдет ещё раз, то на очередной парус пущу не только ваши портки, но даже исподники. Посмотрим тогда, какой у самих будет авторитет, с голой-то задницей.

— Ну, ты и безобразник, — отреагировал Егор.

— Сади-ист, — уточнил Кузьма.

Подначка всё же подействовала умиротворяюще. Всем троим стало даже как-то немного легче. Вновь они на мгновенье почувствовали себя в том уже полузабытом далеке своей юности, когда всё им было нипочём и горе — не беда.

Но что бы там ни было, стараниями боцманской команды парус вновь соорудили, приладили на зенитном перископе, и лодка снова дала черепаший ход, устремляясь заданным курсом домой.

А жара в отсеках изматывала и угнетала людей похлеще шторма. Вскоре к этой напасти прибавилось и ощущение голода. Запас продовольствия настолько иссяк, что пришлось перейти на крайне экономный, скудный рацион питания. Отсечный люд заметно приуныл. Было от чего сделаться раздражительным и мрачным. Исподволь в иную матросскую душу начало закрадываться ощущение безысходности и пустоты.

Механик пробовал рыбалить, воспользовавшись имевшимся у него запасом крючков и лесок, но рыбацкая удача явно отворачивалась от него. Рыба даже не клевала, будто совсем перевелась. Тем не менее,

Теренин снова и снова выходил спозаранок на ют и с обоих бортов забрасывал свои нехитрые снасти. Разумеется, где-то под днищем лодки рыба всё же ходила, но ей, похоже, не было никакого дела до тощих желудков изголодавшихся людей.

Однажды случилось так, что экипаж целые сутки ничего не ел, поскольку весь имевшийся на борту провиант окончательно иссяк. Доктор Целиков ходил уже по отсекам и наставлял моряков, как им следует вести себя в условиях длительной голодовки, чтобы сберечь остаток сил. Матросы рассеянно и грустно слушали его, готовясь к ещё более худшим испытаниям, выпадавшим на душу каждого из них. Да и чем, собственно, доктор мог теперь помочь, если и сам-то он еле держался на ногах. И без того худой и нескладный, доктор всё больше походил на обтянутый кожей скелет, на котором мешком болтался китель с погонами капитана медицинской службы.

Но чудо всё же сотворилось как-то само по себе. Сначала корабельный эскулап в неведомо каком закутке трюма отыскал невесть как завалявшийся там мешок пшеничной муки. Правда, нечего было и мечтать, чтобы выпечь из него более-менее пригодный для еды хлеб. Свалявшаяся, подмоченная водой мука превратилась в какую-то рыжую замазку с привкусом солярки. Тем не менее, кок исхитрился сготовить из неё нечто вроде супа с клёцкими. Вернее, это была горьковато-солёная на вкус вода, в которой плавали кусочки вязкого теста, прилипавшего к зубам. Но это было хоть какое-то подобие еды, создававшее иллюзию утоляемого голода.