Тахави Ахтанов - Избранное в двух томах. Том второй

• Название: Избранное в двух томах. Том второй
• Автор: Тахави Ахтанов
• Издательство: Жазушы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

---

«С Мурзахметом мы всю зиму прожили в одном окопе. Землянка холодная, стены мерзлые. Мы стелили одну шинель, укрывались другой и спали в обнимку. Так теплее».

«Боже, Мурзаш так плохо переносил холод! — встрепенулась Гайни. — Он не захворал?»

«Там мы ко всему привыкли».

«А он не кашлял? Он ведь такой невнимательный к себе, не следит за собой...»

Почувствовав, что мой рассказ иссякает, Гайни-апа стала подбадривать меня вопросами:

«У Мурзаша часто болела голова. Стоит только вспотеть ему чуть-чуть и выйти на холод, так сразу болит голова. Наверное, измучился на фронте?»

«Я что-то не замечал... Да, кстати, он как-то вспомнил. Раньше, говорит, меня головные боли мучили. А теперь и зимой с непокрытой головой хожу — хоть бы что. Помню, он еще смеялся: война, мол, от всех болезней лечит». — «Ой, вы правду говорите?» — оживилась Гайни-апа. — «Совершенно серьезно. На фронте даже те, у кого был раньше ревматизм, забыли о нем».

Гайни-апа, подавая мне пиалу с чаем, улыбнулась, вспоминая что-то. «Мурзаш очень любил чай... Но кто там мог вас напоить горячим чаем!» — вздохнула она.

Я тоже вспомнил об этой слабости Мурзахмета. Вскипятить чай в окопе — задача нелегкая. И лежала она на мне. Я бегал в хозвзвод, выпрашивал восьмушку чая. Иногда мне отказывали, и приходилось проявлять солдатскую сноровку. Потом ставили котелок на огонь и, обжигая губы, тянули горячий чай из алюминиевой кружки. Мне вполне хватало одной кружки, но из чувства деликатности я составлял компанию своему командиру.

Своими вопросами Гайни-апа постепенно как бы очищала мою потускневшую память. Она хорошо помнила все его привычки, а ведь прошло пятнадцать лет, как они расстались. Каждое его движение, походка, жесты, взгляд были свежи в памяти Гайни, будто свой дом он покинул только вчера...

Позже мы ближе познакомились с Гайни и ее дочерью. У них не было близких родственников. Мурзахмет приехал сюда перед войной из другой области. Гайни была единственной дочерью, старики ее уже умерли, и осталась она с одной Галияш. Девочке исполнилось всего три года, когда отец ушел на фронт. Знала она его по фотографиям на стене да по рассказам матери, А Гайни прожила с мужем четыре года и проводила его на войну совсем молодой. Больше она не выходила замуж.

Мы полюбили Галияш, она стала нашей старшей дочерью. Я помог им обменять квартиру, живем теперь по соседству. Удивительная манера у Гайни-апы: что ни слово, то о Мурзаше! О ком бы и о чем бы ни заходил разговор, она непременно вставит имя Мурзахмета. и расскажет какой-то схожий случай, приключившийся с ним.

Не только старого друга, время стирает в памяти даже отца родного. И удивительные вещи я стал замечать: когда мы подружились с Гайни-апой, я будто снова встретился с Мурзахметом, он ожил в моей памяти, каждый день я узнавал о нем все больше и больше, и он стал как будто ближе и дороже мне. Каждый день входила в наш дом Гайни-апа и словно приводила с собой Мурзахмета.

Но меня продолжало мучить одно обстоятельство: и в первую встречу, и потом я не мог рассказать, как я расстался с Мурзахметом. Он остался один посреди болота под огнем врага. Я слышу его зов «Мангас! Мангас!..» до сих пор. Если расскажу об этом, какими глазами посмотрю на этих сирот? Что они могут подумать обо мне? Мое единственное оправдание в том, что я вернулся на зов, и некоторое время нес друга на спине. Но как я мог оставить его под минометным огнем? Я был сам ранен, я ничего не помнил, я еле выкарабкался из болота и, кажется, сделал все, что мог, но совесть продолжала беспокоить меня.

Будто предугадывая мои затруднения, Гайни-апа не допытывалась, видел я или не видел, как погиб Мурзахмет. Она не спрашивала, боясь убедиться в том, что он действительно погиб. Едва я начинал рассказ о боях, о фронтовых опасностях, у нее сразу испуганно расширялись зрачки.

Говорят, время исцеляет любую рану. Со временем; многое забывается. Живому человеку надо думать о жизни. И Гайни-апа жила, воспитывала свою дочь.

Недавно Галияш окончила школу. Характером пошла в мать, сердце у нее чуткое, доброе. В матери души не чает. Говорят, из двух половин складывается целое. Гайни-апа и Галияш, поддерживая друг друга, смогли пережить горе и подняться на ноги...

Мангас отвернулся к окну. Мне показалось, что он сдержал вздох и что рассказ его не окончен, впереди что-то не менее интересное и важное.

Долгий летний день уже клонился к вечеру. Я накурил в комнате, и Мангас открыл окно. Он не досказал, что же все-таки случилось с Гайни-апой, почему у нее сейчас такое выражение лица. Допытываться мне было неудобно, и я терпеливо ждал. В дверь заглянула жена Мангаса, полная женщина с крупными чертами лица.

— Подать вам чайку? — спросила она.

— Если можно, попозже, — попросил я.

Мангас опять заговорил:

— Бывает в жизни такое, о чем не хотелось бы вспоминать... Но раз уж начал... Несчастье случилось с Гайни-апой месяца четыре тому назад. Она поехала в город на моем газике. В конце рабочего дня открывается дверь кабинета и входит ко мне водитель Нурдыбек, бледный, хочет что-то сказать и не решается — у меня сидели люди.

«В чем дело, Нурдыбек?» — спрашиваю его.

«Гайни-апа заболела... С ней очень плохо».

«Где она, в больнице?»

«Нет, дома. Вызвали врача».

Я сразу же поехал к ней. В передней плакала Галияш. Я испугался — уж не случилось ли самое худшее? На кровати в комнате лежала Гайни-апа. Рядом хлопотал врач. Я подошел ближе, но Гайни-апа не узнавала меня. Лежала неподвижно, с застывшим лицом, и, не моргая, смотрела в потолок, в одну точку, будто все, что могло интересовать ее в этом мире, сосредоточилось теперь там. Губы ее медленно шевелились. «Мурзаш, Мурзаш...» — тихо повторяла она. Я невольно вздрогнул — столько тоски и одиночества было в ее шепоте...

Мангас умолк, медленно сжал пальцы, разжал, протянул руку к пачке сигарет, лежавших передо мной, и взял одну. Он не курил, но сейчас, видимо, разволновался и решил закурить. Табак сыпался на скатерть, но он не замечал этого, продолжая разминать сигарету, пока не скатал ее в шарик. Пауза на этот раз была особенно продолжительной.

— Я отозвал врача в сторонку и спросил, насколько серьезно заболевание, — заговорил наконец Мангас.

«Она пережила большое нервное потрясение, — ответил врач. — Надо показать ее психиатру. — Потом он нерешительно посоветовал: — Если она ваша родственница, я вас прошу забрать от нее дочь. Во всяком случае, не подпускайте ее к заболевшей».

«Почему?»

«Я же говорю, у нее серьезное заболевание. А дочь напоминает ей, как мне кажется, причину нервного потрясения. Появление в комнате дочери вызвало у больной новый приступ сильного волнения. Она закричала: «Мурзаш, Мурзаш, нет, это не ты! Уходи!» Кто такой Мурзаш? Видимо, дочь напоминает о нем».

Да, Галияш была похожа на Мурзахмета. Не только родная мать, но и посторонние сразу улавливали сходство.

О том, чего не знал врач, мне рассказал Нурдыбек:

«Когда мы ехали в город, она была веселой, даже какой-то чересчур радостной. Все время говорила и говорила, — рассказывал шофер. — Сами знаете, все про Мурзаша своего да про Галияш. — Как бы радовался Мурзаш, если бы увидел сейчас дочку! Ее сверстницы собираются в институт. Если я не отпущу Галияш учиться, думаешь, ей приятно будет? Нет, пусть едет, учится, — тараторила она. Заехали мы в универмаг, купила она платье для Галияш и еще кое-что. Перед отъездом из города говорит: «Голубчик Нурдыбек, ты, небось, проголодался? Зайдем в столовую, пообедаем». Я завернул в ближайший ресторан. Знал бы такое дело, лучше поехал бы куда-нибудь в другое место».

«Ну а дальше?»

«Я так толком не понял, что случилось дальше. На улице и людей-то не было. Когда машина остановилась, в это время вышел из ресторана человек, приближается к нам и спрашивает: «Машина свободна?» А тут Гайни-апа как закричит: «Мурзаш! Мурзаш!» А голос такой — мозги мне пронзил. Испугался я не на шутку. И вижу, что мужчина тот тоже испугался, побледнел, сам пятится от нас, пятится. Гайни-апа опять закричала: «Мурзаш!» — и бросилась к тому мужчине и тут же упала».

«Какой он из себя?»

«Мангас-ага, разве у меня было время рассматривать его? Пока я поднимал Гайни-апу, его и след простыл. Чего ему там стоять? Тут люди собрались, помогли мне посадить Гайни-апу в машину. А она вырывается изо всех сил и продолжает кричать: «Мурзаш, ты жив! Я знала, не уходи, Мурзаш!» У меня от ее крика все нутро перевернулось, просто вытерпеть такое дело невозможно. Некоторые стали советовать, чтобы я повез ее в больницу. Зачем я ее туда повезу? А ехать домой тоже нет никакой возможности, она могла на ходу выпрыгнуть. Целый час продержал я ее в машине. Успокоилась она, стала тихой-тихой. «Гайни-апа, давайте домой поедем», — говорю я ей. Не отвечает. Я решил, будь что будет, и погнал машину домой. Она уставилась в одну точку и за всю дорогу не шелохнулась, сидит, прижавшись в углу. Душа у меня в пятки ушла, одним глазом на дорогу смотрел, а другой с нее не спускал. Что и говорить, Мангас-ага, намучился я с ней порядком».