Владимир Брюханов - Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера

• Название: Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера
• Автор: Владимир Брюханов
• Издательство: КМК
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-87317-470-6

Владимир Брюханов - русский историк, живущий в Германии, специалист по истории российских и мировых заговоров.

Новая книга Брюханова открывает его серию исследований деятельности Гитлера и сопутствующих ей интриг за кулисами мировой политики.

Автор поставил под сомнение общепринятую версию, навязанную самим Гитлером, относительно заурядности его предков и якобы бесцельном поведении его самого в годы, предшествующие Первой Мировой войне.

Приведя в систему общеизвестные факты, относящиеся к предкам Гитлера, его детству и юности, Брюханов построил убедительную версию о преступном прошлом предков Гитлера, длившимся не один век, о борьбе внутри этого семейного клана в XIX столетии, об особенностях воспитания Гитлера с раннего возраста и о первых преступных шагах этого прирожденного, воспитанного и обученного убийцы. Рассмотрены и истоки антисемитских устремлений Гитлера, возникшие в пору конфликтов его юности.

Книга переворачивает все имеющиеся представления о формировании Гитлера как индивидуальной личности и как политического деятеля, заставляет пересматривать фундаментальные характеристики исторического феномена этого величайшего преступника XX века.

Книга будет интересна историкам, политологам, всем, кто неравнодушен к тайнам истории.

---

Махновщина и оказалась лишь одним, хотя, возможно, и наиболее красочным примером всеобщего беспредела, воцарившегося в послереволюционной России. Вопреки залихватскому прогнозу Бабеля, ее удалось подавить — как карательными, так и социально-экономическими мерами. Наступивший НЭП позволил восстановить почти прежние нормы экономического поведения и заставил массу украинских землепашцев прекратить тотальный грабеж горожан и заняться естественным обменом собственной сельхозпродукции на промышленные товары, вновь начавшие выпускаться возрожденной городской промышленностью.

Почти так же происходило и на значительной части территорий прежней Российской империи; в конце Гражданской войны на Дальнем Востоке, как поется в бравой песне, «партизанские отряды занимали города», а уже потом их контингент пытались возвратить к крестьянскому труду!

Увы, совсем не так происходило с предками Гитлера, что объяснялось упомянутыми специфическими особенностями этого весьма небольшого и ограниченного уголка Европы. Грабеж и разбой поневоле закрепился здесь в качестве естественной стратегии поведения, обеспечивающей основы материального благосостояния местных крестьян. Можно полагать, что и ревностные религиозные чувства должны были постепенно отступать у них на второй план.

Тут вполне уместно припомнить почти классический литературный персонаж, возникший в «Трех мушкетерах» в коротком, но красочном юмористическом эпизоде — отец Мушкетона (слуги Портоса), который промышлял разбоем, но грабил вроде бы сугубо по религиозным мотивам: встретив в качестве жертвы гугенота он ощущал в себе католика, а, встретив в качестве жертвы католика, ощущал в себе гугенота! Этот придуманный персонаж, надо полагать, не сильно отличался от его реальных прототипов, возникавших во французской глубинке в эпоху тех же религиозных войн!

В конечном же итоге джинн насилия, выпущенный в свое время из заточения не без помощи католического духовенства и воцарившийся в данной местности, уже не вернулся обратно, а корчился и видоизменялся, пока не воплотился в наиболее совершенное свое олицетворение — Адольфа Гитлера!

Одним лишь духовным наставничеством католического клира, а также его возможным непосредственным участием в боевых действиях, дело в стародавние времена ограничиваться не могло.

Разбойники в подобной местности никак не могли существовать в полной экономической изоляции от внешнего мира. Сколько бы денег ни было закопано у них в сокровенных тайниках, но, подвергаясь периодическим разорениям и восстанавливая после них свои хозяйства, они неизбежно должны были производить закупки разнообразных товаров, не производимых в данной местности. Кроме того, специфика разбойничьего ремесла подразумевает собственные неизбежные проблемы и трудности.

Если в руках грабителей оказывались золотые и серебряные монеты (а позднее — также и бумажные ассигнации), выпущенные хотя бы и в иных государствах, то не возникало особых проблем с их разменом (пусть и не по самому выгодному курсу) на обычную местную валюту; австрийские гульдены, к тому же, охотно принимались к платежам по всей Центральной Европе. Эти обезличенные деньги сами по себе не выглядели преступной добычей: ведь и теоретически, и практически проезжие путники были обязаны расплачиваться за разнообразные услуги, оказываемые местными жителями.

Иную проблему составляли драгоценные предметы, отнятые у несчастных жертв: их не пустишь на прямой обмен, да и к тому же они являлись вполне материальными уликами, свидетельствовавшими об откровенной преступной деятельности — воровстве или разбое. Золотые и серебряные нательные кресты, наверняка имевшиеся у многих убитых и ограбленных, выглядели и вовсе как снятые скальпы у североамериканских индейцев или как засушенные головы у южноамериканских охотников за черепами — такое добро нельзя было и показывать непосвященным!

Конечно, все это можно было пускать в переплавку — на это, в частности, и годились деревенские кузницы. Недаром фамилия Шмидт (Кузнец) нередко встречается среди родственников Гитлера, как, впрочем, и по всем германским землям!

Немногим лучше обстояло дело и с другими сокровищами: фамильными медальонами, драгоценным оружием, кольцами и прочими ювелирными украшениями — это были также опаснейшие улики!

К слову заметим, что безземельные крестьяне, промышлявшие подобным ремеслом, должны были постепенно обогащаться грамотными познаниями относительно стоимости попадавших к ним предметов — и не обязательно избавляться ото всех без разбору: драгоценный камень, например, совсем не трудно спрятать, а он может служить самым-самым неприкосновенным запасом долгие годы и даже столетия. Да и действительно искусные ювелирные украшения должны стоить существенно дороже материалов, из которых они сделаны — это тоже должно было быть усвоено деревенскими добытчиками.

Мы должны учитывать это обстоятельство при попытках хотя бы качественно оценить порядок ценности сокровищ, накопленных разбойниками за столетия своей деятельности: он практически не имеет верхнего предела — по сравнению с обычными материальными ценностями деревенского быта, и это, повторяем, должно было быть достаточно хорошо понятно хранителям награбленного.

Так или иначе, но при длительной продолжительности грабительской деятельности неизбежно установление прочной связи разбойников с профессиональными скупщиками награбленного. Для этого разбойникам необходимо было либо самим выбираться в цивилизованный мир — в города и на ближайшие ярмарки, либо принимать заезжих купцов.

Для кавказских разбойников, как упоминалось, такую посредническую торговую роль играли армянские купцы. В Европе армян не было, а торговля носила интернациональный характер, но местами и временами значительную роль играли в ней евреи — как уже упоминалось.

Несомненно, что евреям, манипулирующим с кредитными операциями, в частности — дающими деньги под залог ценных предметов, волей-неволей приходилось иметь дело и с похищенными ценностями, а по существу и становиться скупщиками краденного и награбленного.

Именно в этом, заметим, и могли бы таиться изначальные мотивы неприязни Гитлера к евреям, воспитанные еще в его детстве — причем именно такие мотивы и должны были сохраняться им в тайне: будущему и состоявшемуся фюреру германской нации было вовсе не к лицу вдаваться в подробности претензий к евреям, которые могли накопиться у его предков за прошедшие столетия: у воров и бандитов вечные обиды по отношению к скупщикам-барыгам, наживающимся за счет благородного труда честных уголовников!

Против такого предположения свидетельствуют, однако, два соображения.

Во-первых, непосредственные предки Гитлера, воспитывавшие его в детстве, не занимались уже сами сбытом краденого и награбленного — в середине XIX века это семейное занятие должно было сойти на нет — это мы подробнее рассмотрим ниже. Но семейная память, конечно, хранит подобные обиды уже без связи с непосредственными поводами и причинами.

Во-вторых, что существеннее, напомним, что деятельность торговцев-евреев была на протяжении веков крайне ограничена в местностях, в которых обитали предки Гитлера — и даже вовсе не известно, имели ли последние какие-либо деловые контакты с евреями.

Зато заметим, что Гитлер с юности был настроен негативно по отношению к церкви. Он сам декларировал это в зрелом возрасте в узком кругу слушателей его застольных разглагольствований: «В юности я признавал лишь одно средство: динамит. Лишь позднее я понял: в этом деле нельзя ломать через колено. Нужно подождать, пока церковь сгниет до конца, подобно зараженному гангреной органу. Нужно довести до того, что с амвона будут вещать сплошь дураки, а слушать их будут одни старухи. Здоровая, крепкая молодежь уйдет к нам».[269]

А ведь Гитлер, насколько это известно, не имел почти никаких заметных конфликтов с церковью во времена своего детства и юности!

Не является ли и эта заметная неприязнь продуктом обычной семейной памяти, аналогичной той, какая, повторяем, создается в определенной социальной и профессиональной среде по отношению к евреям?

Вообще, следует заметить, что всяческие торговые контакты этих разбойников с внешним миром должны были сопровождаться значительными трудностями.

Разбойникам было что закупать во внешнем мире: крестьянские хозяйства нуждались во многих предметах городского производства, да и самим себе можно было бы доставить толику роскоши, коль скоро в руках оказывались солидные свободные средства. Но вот легально вывозить во внешний мир предкам Гитлера было практически нечего: скудность их крестьянского производства, повторяем, делала их легальную продукцию неконкурентноспособной по сравнению с товарами, производимыми в более процветающих сельских местностях, а это превращало подобную торговлю сельхозпродукцией в полную профанацию: ни обычным купцам нечего было делать в родных местах предков Гитлера, ни последним нечего было вывозить на внешние рынки.