Владимир Брюханов - Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера

• Название: Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера
• Автор: Владимир Брюханов
• Издательство: КМК
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-87317-470-6

Владимир Брюханов - русский историк, живущий в Германии, специалист по истории российских и мировых заговоров.

Новая книга Брюханова открывает его серию исследований деятельности Гитлера и сопутствующих ей интриг за кулисами мировой политики.

Автор поставил под сомнение общепринятую версию, навязанную самим Гитлером, относительно заурядности его предков и якобы бесцельном поведении его самого в годы, предшествующие Первой Мировой войне.

Приведя в систему общеизвестные факты, относящиеся к предкам Гитлера, его детству и юности, Брюханов построил убедительную версию о преступном прошлом предков Гитлера, длившимся не один век, о борьбе внутри этого семейного клана в XIX столетии, об особенностях воспитания Гитлера с раннего возраста и о первых преступных шагах этого прирожденного, воспитанного и обученного убийцы. Рассмотрены и истоки антисемитских устремлений Гитлера, возникшие в пору конфликтов его юности.

Книга переворачивает все имеющиеся представления о формировании Гитлера как индивидуальной личности и как политического деятеля, заставляет пересматривать фундаментальные характеристики исторического феномена этого величайшего преступника XX века.

Книга будет интересна историкам, политологам, всем, кто неравнодушен к тайнам истории.

---

В ближайшие дни почти все эти мальчишки вместе со своими командирами должны были погибнуть, грудью своей закрывая врагу дорогу на Москву.

Телегин продолжает: «около 14 часов Сбытов быстро вошел в кабинет и доложил:

— Летало три боевых экипажа. Прошли над колоннами бреющим полетом под сильным зенитным огнем. Имеют пробоины. При снижении самолетов пехота выскакивала из машин и укрывалась в кюветах. Голова танковой колонны в пятнадцати-двадцати километрах от Юхнова. Сомнений не может быть, товарищ член Военного совета, это враг, фашисты.

Теперь уже нельзя было не поверить. Надо было позвонить Б.М. Шапошникову. Еще раз набираю номер. Спрашиваю:

— Борис Михайлович (как-то в разговоре он сам просил так к нему обращаться), не поступало ли к вам каких-нибудь новых данных о положении на Западном фронте?

Это было воспринято маршалом уже с неудовольствием…

Разговор был коротким. Решил не докладывать данные авиаразведки, а еще в третий раз их проверить.

Снова поднимаются в воздух лучшие летчики и их командиры. С риском для жизни проходят над колонной раз и другой. /…/

Было что-то около 15 часов, когда Сбытов доложил:

— Товарищ член Военного совета, данные подтвердились — это фашистские войска. Голова танковой колонны уже вошла в Юхнов. Летчики были обстреляны, среди них есть раненые.

Теперь уже [!!!] промедление было недопустимо, надо докладывать. Прошу дежурного срочно соединить с маршалом Шапошниковым. Телефон свободен, маршал у себя в кабинете. Веря, что Генштаб уже получил данные о случившемся, я обратился к маршалу все с тем же вопросом:

— Борис Михайлович, каково положение на Западном фронте?

В трубке послышался недовольный голос:

— Послушайте, Телегин, что значат ваши звонки и один и тот же вопрос? Не понимаю, чем это вызвано?

Я твердо, насколько позволяло волнение, доложил обо всем, что мне было известно. В трубке на несколько секунд воцарилось молчание.

— Верите ли вы этим данным, не ошиблись ли ваши летчики?

— Нет, не ошиблись, — твердо ответил я. — За достоверность сведений отвечаю, за летчиков ручаюсь…

— Мы таких данных не имеем, это невероятно… — и длинный протяжный гудок, воспринятый мной в ту минуту как вой сирены воздушной тревоги.

Через 3–4 минуты вновь зазвонил телефон. Поднимаю трубку, слышу:

— Говорит Поскребышев[972]. Соединяю вас с товарищем Сталиным.

Проходит несколько секунд, и хорошо знакомый, низкий, немного сипловатый голос:

— Телегин?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Вы только что докладывали Шапошникову о прорыве немцев в Юхнов?

— Да, я, товарищ Сталин.

— Откуда у вас эти сведения и можно ли им доверять?

— Сведения доставлены лучшими боевыми летчиками, дважды перепроверены и достоверны…

— Что предприняли?

Подробно доложил о подъеме по боевой тревоге Подольских училищ, приведении в боевую готовность Военно-политического училища, академии имени Ленина и о других принятых мерах.

Сталин внимательно выслушал, одобрил /…/.

— Действуйте решительно, собирайте все, что есть годного для боя. На ответственность командования округа возлагаю задачу во что бы то ни стало задержать противника на пять-семь дней на рубеже Можайской линии обороны. За это время мы подведем резервы Ставки. Об обстановке своевременно докладывайте мне через Шапошникова…

Положив трубку, я тяжело опустился в кресло. Сознание, что сигнал тревоги воспринят Верховным главнокомандующим, сняло нервное напряжение. Его требование «действуйте решительно… во чтобы то ни стало задержать противника на пять-семь дней» заставило побороть слабость. Надо было действовать. /…/

Для округа наступило время, не предусмотренное ни положениями, ни структурой, ни мобилизационными планами. Округ принимал на себя всю ответственность перед партией, правительством, перед всем народом за предотвращение столь неожиданно нависшей над Москвой грозной опасности».[973]

В последующие часы и даже более суток Телегин оставался единственным действующим военачальником в Москве: у остальных почти не было никаких подчиненных им частей, а связь с фронтами как была потеряна, так и не возникала. Недаром с 16 часов 5 октября Телегину регулярно звонил генерал М.Н. Шарохин, заместитель начальника Оперативного управления Генштаба: справиться о новостях — больше ему их узнавать было неоткуда![974]

У Телегина же появлялось, что рассказывать. Как раз в 16 часов вышел на связь полковник Чернов, от которого ничего не было слышно с 10 часов утра. Он доложил: «Танки и мотопехота противника заняли Юхнов. Отходят разрозненные подразделения Резервного фронта. Подошел и 54-й ГАП (гаубичный полк) без снарядов и горючего, прожекторный батальон».

Телегин распорядился: «Всех отходящих военнослужащих задерживать, формировать роты, батальоны и ставить на рубеж. Командиров и политработников пришлем из резерва. Доносить чаще. По боевой тревоге подняты Подольские училища. Им приказано в спешном порядке выходить на Ваш рубеж и занять оборону по Вашему приказу».[975]

Несомненна заслуга Телегина в том, что с утра 4 октября он был единственным начальником в Москве, знавшим о выступлении Гитлера и пытавшимся понять, на чем же оно основывалось. С утра 5 октября он уже подключил к этому делу других руководителей — прежде всего Сбытова.

Так или иначе, но Телегин лично подарил всем защитникам Москвы сутки или двое на подготовку, подняв тревогу тогда и так, когда и как он это совершил. Если бы он этого не сделал, то это сделал бы кто-нибудь другой, но это уже произошло бы существенно позднее.

Ведь Телегин обладал прямой связью с Генштабом, наркоматом Обороны и прочими командными инстанциями — практически, как оказалось, — вплоть до Сталина! Все же прочие военные, способные поднять тревогу (возможно — многие и пытались!) такой связи не имели! И кто знает, каким стал бы тогда результат битвы за Москву.

Поэтому Телегин, на наш взгляд, вполне заслужил титул спасителя Москвы, если бы он присваивался по совести и по заслугам какому-либо одному человеку!

С вечера же 5 октября и многие другие присоединились к выяснению обстановки и принятию всех необходимых возможных мер, но и тут какое-то время Телегин оставался среди главных организаторов обороны Москвы. А ведь заканчивались уже четвертые сутки с начала операции «Тайфун»!

Но Телегин явно ошибался, если считал, что и Сталин уже в это же время целиком включился в решение неотложных задач по обороне!

Похоже, однако, что мысли Сталина потекли сначала несколько в ином направлении!

Вместо красочной истории, поведанной нами, опубликованной в единственной книге, по сей день практически игнорируемой специалистами, нам теперь рассказывают следующие байки: «Вечером 4 октября командующий Западным фронтом И.С. Конев доложил И.В. Сталину «об угрозе выхода крупной группировки противника в тыл войскам». На следующий день аналогичное сообщение поступило от командующего Резервным фронтом С.М. Буденного. Семен Михайлович доложил, что «образовавшийся прорыв вдоль Московского шоссе прикрыть нечем».»[976]

Здесь нет ссылок на первоисточники, и похоже, что все это кем-то придумано. Очень уж эти сообщения противоречат и истории, рассказанной Телегиным, и нижеследующей истории, рассказанной Г.К. Жуковым.

Может быть, эти истории придуманы Коневым и Буденным, причем возможно — даже независимо друг от друга. Очень уж им было не с руки признаваться, что они сутками сидели на своих командных пунктах, не имея связи ни с собственными армиями, ни друг с другом, ни с Генеральным штабом — и ничего не делали! Возможно при этом, они и отсылали цитированные сообщения, но те не доходили до адресата.

А возможно и совсем иное: ни Конев, ни Буденный вовсе не врут, и Сталин действительно получал их сообщения (причем оказывается прав и Телегин, подозревавший, что какая-то информация может гулять по верхам — без уведомления нижестоящих начальников), но реагировал таким образом, что и у Конева, и у Буденного (имевших, в отличие от Телегина, к октябрю 1941 уже немало собственных поражений и на полях сражений, и в служебных кабинетах!) не возникало никакого стремления развивать и уточнять информацию, отсылаемую к Сталину!