Вячеслав Пальман - За линией Габерландта

• Название: За линией Габерландта
• Автор: Вячеслав Пальман
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1967

Много поколений русских людей отдали свой труд и жизнь Дальнему Востоку и Сибири. Второе освоение этих русских земель началось уже при Советской власти.

Чужеземные авантюристы и захватчики шли на все, чтобы затруднить проникновение русских на Восток. Борьбе с такими авантюристами и посвящен этот роман.

Еще в начале века группа ссыльных во главе с ботаником Зотовым столкнулась с чужеземцами. Зотов погиб. В годы последней войны сюда приезжает сын погибшего, Петр Зотов. И вместе со своими друзьями он после настойчивых поисков обнаруживает убийц, которые все еще продолжали свою преступную деятельность на Колыме.

---

— Секрет разгадан, — громко сказал Бычков. — Обоняние не подвело. Только в честь чего праздник, не знаем. Может, поясните, кулинары? Без весомой причины такое угощение немыслимо.

— Читайте. Там, на столе, — сказала Варя за перегородкой.

Мы схватили бумагу.

«От Советского Информбюро, — крупно выделялись слова. — Наши войска разгромили отборные гитлеровские дивизии и с боями продвигаются от Москвы на запад. Гитлеровцы отступили из-под Тулы, освобождены города Клин, Нарофоминск, Можайск. Наступление под Москвой продолжается».

Я не могу описать всего восторга и радости встретивших это первое, по существу, доброе известие с фронта. Даже Бычков сдержанно улыбнулся. Я тут же вспомнил свою девушку. Не там ли она? Мы еще не совсем успокоились, галдели, спорили, когда Варя и Саша с торжественными лицами вынесли из-за перегородки большой белый пирог, сочившийся красным соком брусники.

— Ну, знаете! — восхищенно сказал Леша Бычков. — Это... это... шедевр!

— Он! — произнесла Варя, озарив Сашу сияющими глазами.

— Она! — сказал Саша серьезно, но с явным одобрением и показал пальцем на Варю.

Ели мы пирог, что называется, за обе щеки. Настоящий праздник!

Когда Зотовы оделись и стали прощаться, Саша вышел из-за перегородки и остановился перед лампой. Его рыжие кудри светились над головой, словно нимб у святого.

— До свиданья, Саша, — ласково сказала Варя и улыбнулась, отчего лицо ее стало особенно славным. — Спасибо тебе... Ты чудесный мастер!

Губы Саши Северина слегка раздвинулись, потом еще и еще больше. Он сверкнул белыми зубами и... впервые улыбнулся женщине.

Мы так и ахнули.

— А что, — сказал он, когда Зотовы ушли, — на земном шаре встречаются хорошие женщины. Редко, новстречаются...

 

Самый деловой и домовитый у нас, конечно, Иванов.

Есть в нем какая-то великая любовь к труду. Созерцательное ничегонеделание просто не присуще ему, он не может сидеть без дела и пяти минут. Даже во время коротких перекуров на работе Серега обязательно отыщет себе занятие: смотришь, топор точит или вырезает из березы солонку, и все с таким смаком, заинтересованностью кровной, что завидно становится и самому вдруг захочется попробовать — вдруг получится так же ловко, как у Сереги.

Лицо у него в такие минуты сосредоточенное, между бровей глубокая морщина, губы сжаты, весь мир отходит на задний план. Все, что ни делает он, в то мгновение превыше всего. Может быть, поэтому и получается у него отлично: инструмент как игрушка, на всех поделках печать красоты, законченности и изящества.

Сделает, протянет в руке, полюбуется и вдруг весь расцветет в улыбке. Рад. Доволен.

— Во-о! Вещь!.. — скажет тихонько, пот со лба вытрет, руки в карманы и пошел гоголем, такой удовлетворенный, что без улыбки и смотреть на него нельзя.

А через пять минут, смотришь, опять работу нашел.

Когда Сереге поручили охранять Зотова, он стал его неотступной тенью. Когда мы переезжали, на Иванова возложили обязанность завхоза. Такой тщательности сборов, упаковки и перевозки могла позавидовать целая транспортная контора. Добросовестность и трудолюбие Сереги стояли вне критики. Как и товарищеский долг.

На новом месте Серега Иванов имел где приложить руку. Не успели мы поставить палатку, как он начал приделывать тамбур, потом ладил какие-то полочки и жерди у печки, сделал перегородку, порожек. Потом занялся окнами, обложил палатку снегом, облил снег водой. А затем, сделав все это, сел и задумался.

— Ты о чем? — спросил Смыслов, который с полувзгляда понимал своего друга Серегу.

— О бане.

Смыслов сел рядом и тоже задумался. Они молчали минут пять.

— Ну?.. — обернулся к нему Серега.

— А что? — сказал Смыслов. — Можно...

В общем, они на второй уже день после работы пошли в лес, поплевали на ладони и начали рубить и катать бревна. Под баню выбрали площадку пониже палатки, у самой реки. Очистили снег и положили на землю первый венец.

Бычков подошел, посмотрел и неодобрительно покачал головой.

— Место плохое, — сказал он.

— А чем?

— Вода близко. Всякие фокусы могут случиться.

— Чудак! Нам как раз и нужна вода, мы ведь баню-кухню делаем, — зачем же бегать от реки?

— Смотрите сами. Я советую повыше ставить, в лесу. А уж если здесь, то делайте на столбах.

Тогда надо пол стелить. Так не пойдет. Холодно будет, да и досок у нас нет. Лучше с земляным полом. Настил — и всё.

Через месяц баня стояла, как игрушка. Мы в нее могли все переселиться, если бы уже не привыкли к палатке. Но Саша, к общему нашему удовольствию, перенес туда свои кухонные запасы и освободил место для второго стола. В бане поставили камелек, бочку и все прочее. Мы с благодарностью пользовались ею несколько раз.

Но торжества продолжались недолго.

В середине зимы, когда под пятидесятиградусным морозом стонала земля и даже привычные к холоду куропатки зарывались перед закатом солнца поглубже в снег, мы с Сашей сделали в своей рабочей тетради следующую запись:

«Вечная и сезонная мерзлота сомкнулась. Температура почвы на глубине 20 см. — минус 17,4 градуса, на глубине 200 см. — минус 4,2 градуса».

— Зябко, — констатировал Смыслов и, ложась спать, набросил на себя поверх одеяла полушубок. — Саша, ты уж потрудись для общества, затопи печку пораньше.

Саша выполнил просьбу Смыслова. Перед рассветом он встал, затопил печку и, убедившись, что в палатке теплеет, осторожно скрипнул дверью, отправляясь в баню за кетой, которая у него вымачивалась в ведерке с водой еще с вечера. Я проводил его сонным взглядом и отвернулся к стенке.

Вдруг снаружи послышались испуганные восклицания, дверь распахнулась, и в клубах морозного пара в палатку влетел Северин.

Мы вскочили, зажгли свет.

—  Что случилось?

Саша стоял у дверей как столб. Лицо его выражало испуг, недоумение, горечь — все сразу. Поразив нас своим видом, шеф-повар схватил фонарь и вылетел на улицу, не сказав ни слова, Мы оделись, как по тревоге.

— Ну да, я так и знал... — пробурчал Смыслов. — Соленая кета в ведре ожила и смылась. Пошли ловить! Недалеко уйдет, холодно.

В предрассветной мгле мы увидели, как Саша торопливо бегает с фонарем вокруг бани, но внутрь не заходит.

Подойдя к нашей постройке, мы глянули на окна, на дверь и вытаращили глаза. Смыслов протяжно свистнул. Какое-то непонятное явление, чудо.

Через дверные щели из дома вытекали живые струйки воды и тут же, конечно, замерзали. На пороге громоздился причудливый каскад белого льда: вода журчала, переливалась через него. Окно было выдавлено. Вода с шумом хлестала через подоконник, огромные сосульки свисали вниз. Все вокруг было окутано паром, он сказочной бахромой замерзал под крышей. Приблизившись к окну, мы увидели, что наша прекрасная баня наполнена водой до самого подоконника, и если бы не выдавленные стекла, через которые бежал ручей, уровень воды поднялся бы, наверное, до потолка.

Вася Смыслов пригляделся к чему-то внутри дома, изловчился, снял рукавицу и сунул в окно руку. Звякнуло плавающее ведро. Он вытянул руку назад, зажав в кулаке голову огромной кеты.

— Не успела смыться, — проворчал он, довольный.

Это было, пожалуй, все, что осталось после катастрофы в бане-складе. Мука, масло, консервы — все наши запасы лежали на дне.

Открыть дверь удалось с большим трудом. Через порог хлынула целая река. Затрещал снег, над водой поднялся густой пар. Саша бросился ловить кастрюли и банки, которые выкатились на ноздреватый снег и быстро вмерзали в него.

Что же случилось? Откуда это зимнее наводнение?

Когда вода сошла, мы увидели, что земляной пол в бане поднялся бугром. Из трещины в середине бугорка била сильная струя. Фонтан подымался на полметра, целая речка растекалась вокруг. Осмотревшись и так ничего не поняв, мы вышли наружу, обкатали мокрые валенки в снегу и повернулись к Бычкову.

Леша не спешил с разъяснением. Он достал портсигар, помял в пальцах папироску, а когда наше терпение готово было лопнуть, сказал:

— Все очень просто. Подпочва здесь вечно мерзлая, это вам известно. Сверху земля начинает промерзать уже с октября, мерзлый слой постепенно становится все толще и толще. Если осень дождливая и где-то над вечной мерзлотой среди галечника и песка скопилось много воды, то эта вода оказывается под давлением смыкающихся слоев мерзлоты и начинает искать себе выход. А тут в верхнем слое почвы как раз оказалась квадратная площадка талого грунта, над этим таликом стены, потолок и даже печка, которую один вечно занятой товарищ топит день и ночь. Вода без особого труда разрывает талик и с силой изливается вверх. Если бы дом был на столбах, тогда земля под ним была бы тоже мерзлой и воде пришлось бы искать себе выход в другом месте. Видите ли, ребята, мне не раз приходилось встречать на Севере охотничьи избушки, полные до самого потолка превосходным синим льдом. Это не ново.