Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

• Название: На рубеже веков. Дневник ректора
• Автор: Сергей Есин
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-94850-025-Х

Есин Сергей Николаевич — известный писатель, драматург и публицист. Его повести и романы: «Имитатор», «Мемуары сорокалетнего», «Р-78», «Типы», «Гладиатор», «Живем только два раза», «Бег в обратную сторону» широко известны читателям.

Его Дневники охватывают последние три года XX века. Здесь — жизнь страны, жизнь Литературного института им. А. М. Горького, ректором которого он является, жизнь самого автора и многих людей, его окружающих.

Напечатанные в «толстых» журналах дневники были востребованы читателями так же жадно, как и проза писателя.

---

Другим примечательным явлением была отставка замминистра образования Асмолова, курировавшего среднюю школу. Господину заместителю министра, пережившему уже ни одного принципала, якобы показалось, что в лице вновь назначенного министра наше народное образование получило своего сокрушителя. Ах, ах, новая метла обязательно выметет его вариативное образование для средней школы. Здесь много было кукареканий по всем каналам, как и в случае с Шохиным, но лично мне видится здесь трусость и боязнь скорой расплаты за погубленное дело перед лицом компетентных людей. Мы-то, принимающие каждый год вступительные экзамены, знаем, как низко пал уровень хотя бы гуманитарных знаний наших школьных выпускников, мы знаем, что стоят эти вариативные учебники по литературе и истории. Естественно, знающий человек не потерпит такой профанации. В общем, смотря телевидение, руководимое Сванидзе ли, Киселевым ли, телезрители, будьте бдительны и следите, куда эти господа загибают и кому это выгодно. Культура такая уж вещь, вся на подтекстах».

26 октября, понедельник.

Два соображения по поводу надвигающегося юбилея МХАТа. Естественно, в старый МХАТ, который стал имени Чехова, меня не пригласили. Забегая вперед, я должен сказать, что до глубокой ночи глядел по телевидению трансляцию. Как же надо было ненавидеть ту власть, при которой этот театр процветал, и социального, пролетарского писателя Горького, чье имя было пробивным и охраняющим знаменем театра, чтобы при первой возможности, при первом свисте, сменить это имя на, правда, не менее великое, но другое! Само празднество это напоминало усталый междусобойчик, где, попивая винцо, люди незатейливо себя развлекали. Телевизор, необязательность во время телевизионных передач полноценного художественного переживания окончательно развили в этих людях нетребовательность. И так сойдет, достаточно моего узнаваемого по кинокартинам лица и модного какого-нибудь развевающегося малахая. Мы знаменитые, значит, еще и умные. Поэтому все это долгоиграющее празднество стало плоским и провинциальным. Кумиры в цветастых малахаях оказались лишенными очарования жителями коммунальной квартиры. Были попытки придать этой стареющей и скучной тусовке некоторую интеллигентность. Но это скорее за счет узнаваемых гостей из правительства и писателей типа Бакланова, стареющую оболочку которого постоянно показывали. Публика, так сказать, в ее общем виде, и ее нынешнее мучительное состояние эту веселую компанию не трогала. Еще никогда я не видел такой густой массы привилегированных актеров, которые так цинично относились бы к людям, которые ими восхищаются на протяжении многих лет. Почти все козырные лица кино и телевидения. Мы уже славно оторвались, мы попиваем другое, чем вы, винцо, носим другие туалеты — не «секондхенд» — и живем совершено другой, открытой буржуазной жизнью, наша привязанность — просторная жизнь буржуазная, а вы живите своей, иной и нищенской, плебейской. Мы даже не вообще актеры, есть другое нищее племя актеров, которое живет плохо, потому что страна лишилась в том числе и театров в каждом районе, в каждом более или менее крупном городе, мы же царские шуты, мы развлекаем правительство, мы участвуем в голосовании и правительственных парадных приемах, придавая им необходимый блеск и шарм. Мы — на государственной службе и на службе у любого разбогатевшего недоноска.

Но тут меня позвали в другой МХАТ, с исконным именем плебейского писателя. Я стал думать, как бы не подкачать и представить родной институт получше. И вдруг меня в воскресенье, по дороге с дачи, осенило. Сережа Кондратьев! Я позвонил ему, а он мне еще сказал, что появился сигнал моей новой книжки. Сережа дает девяностотомную энциклопедию Брокгауза и Эфрона. Это будет подарок издательского дома «Терра» и Литинститута.

27 октября, вторник.

Слава Богу, все определилось, ребята из издательского отдела сделали прелестный экслибрис с видом Литинститута; мои дорогие девочки Оля и Маша наклеили экслибрис на книги, и все перевезли через дорогу во МХАТ. С некоторой робостью я шел на этот юбилей. Сразу же в вестибюле стало видно, что здесь другой зритель. Какие-то бабушки развернули красное знамя и кустились возле него. В целом публика была победнее, постарее той, что пришла вчера во МХАТ на Камергерский. Поскромнее были и запахи, а иногда и поэкстравагантней. В четырнадцатом ряду, где я с краю сидел, откровенно пахло неопрятной старостью от сидящей рядом старушки.

Патриотический состав оппозиции был в полном знаковом составе: от Зюганова до Бондаренко и Проханова. Со мной была Ольга Васильевна, и я представлял ее разным деятелям направо и налево; рассказов в ее сказочном Подмосковье будет прорва. Приметил еще унылого, как осенний день, В.Н. Ганичева, а также маршала Язова, Стасика Куняева, маршала Говорова, нашего телевизионщика Сашу Крутова, который взял у меня интервью, поджарого Клыкова. Были и идеологические разведчики. Кажется, с высоты, с яруса поблескивала очками Галина Волчек, со мной поболтал Миша Казаков. В процессе разговора, совсем не желая что-то исследовать, я выяснил, что, вроде, Миша считает себя православным.

Само действие было занятным: Доронина в знаменитую декорацию к мольеровскому Журдену вложила, как в драгоценную оправу, отрывки из Островского, Горького, Твардовского. Много было песен из советского репертуара, задорно играли молодые актеры. Кое-что переосмысленное в виде истории двух МХАТов или в виде политических инвектив. Вообще, спектакль при всей его остроумности носил политический характер.

В перерыве позвали в комнату президиума за сценой. Стол был накрыт не изобильно, но с красной икрой, водкой и виноградом. Публика за столом, я ее, в основном, уже перечислил, была вся неплохо одетая, но разговоры велись скорее про бедность и моральные обстоятельства. Пища для богатых на столе как-то в этих приложениях бралась за скобки. Тут же выяснил, что говорить мне и приветствовать двадцать первому. Удовлетворение было от того, что до Феликса Кузнецова, тоже горьковца, до Ганичева и Куняева. Я нервничал, хотя речь у меня была написана.

Второе действие состояло из поздравлений. Труппа расположилась на сцене все на стульях: Доронина, как царица, в кресле. Татьяна Васильевна выстроила всех желающих в прихотливую очередь, но первым был Володя К. Егоров, который помянул даже президента, потом вице-мэр Москвы Валерий Шанцев, потом все вперемешку: посольство Белоруссии и средняя школа из Дмитрова, в которой действует музей Аллы Тарасовой и МХАТа. Поздравления театров — все те же, в основном, что вчера, были менее густые, то есть пожиже, актеры повторичнее. Афанасий Кочетков просто разболтался. Всех выступающих Доронина целовала, потом девушка вручила всем выступающим подарки: две заказные фарфоровые тарелки с портретами основателей, медаль, книжка и значок.

Свою речь уже в первом часу ночи я и начал с того, что согласился выступать только от того, что здесь целуют. Дальше с пропусками и ошибками довольно близко по тексту рассказал речь, которая лежала у меня в кармане:

«Сначала о подарке, чтобы с этим покончить раз и навсегда, тем более что при этом необходимо будет упомянуть одно имя.

Каким-то образом идея этого подарка соединилась с одним разговором в кабинете директора и художественного руководителя МХАТ имени Горького Т.В. Дорониной. Мы беседовали о разнообразных делах и об одном совместном проекте. О проекте я, возможно, еще расскажу. Но в процессе разговора возникла картина страшного дележа имущества старого МХАТа на два новых. Разговор об имуществе ценном, менее ценном — и тогда же мелькнула мысль: боюсь, что не самыми богатыми ушла группа горьковцев от своих более ушлых товарищей, группы чеховцев. Вспоминались какие-то костюмы, декорации и прочее и прочее. Есть в русской живописи картина: о дележке крестьянского имущества.

И вот теперь, когда возникла эта волнующая тема празднества и юбилея, когда для Литинститута имени Горького, расположенного через дорогу от МХАТа имени Горького, возникла и идея подарка, я подумал: наверное, и библиотеку при этом разделе, похожем на пожар, разделили тоже, как и декорации, репертуар и костюмы, разделили как-нибудь специфически, как-нибудь по Смелянскому. — Во время моей речи раздались клики: «Библиотеку всю Смелянский забрал себе!» Я продолжал: — А что может подарить бедный, не вырабатывающий тканей и не обжигающий фарфор Литературный институт? И тут я принялся названивать своему другу, директору издательского дома «Терра» Сергею Александровичу Кондратову. Ну вот, имя и произнесено.

— Сережа, движется столетие театра, — говорил я, — а у тебя на складе есть 90-томная энциклопедия Брокгауза и Эфрона. Я приценивался на нее в «Книжной лавке» у нас во дворе института — почти полторы тысячи долларов, мы такое не потянем даже для дорогого нашего театра. Не отдашь ли дорогому театру энциклопедию даром?