Халлгримур Хельгасон - 101 Рейкьявик

• Название: 101 Рейкьявик
• Автор: Халлгримур Хельгасон
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91181-818-0

"101" - это почтовый индекс центрального Рейкьявика, холодной столицы Исландии. В этом городе эмоциональный разлад неизбежен, как ненастная погода, а в череде пустых ночей скучают даже призраки. Тридцатитрехлетний Хлин живет в материнской квартире, получает пособие по безработице, качает из интернета порнуху, бродит с приятелями по кабакам и ночным клубам, каждый вечер ждет электронного письма от венгерской принцессы и безуспешно борется с влечением к сексапильной подружке собственной матери, вдруг решившей сменить сексуальную ориентацию…

В 2000 году Бальтазар Кормакур успешно экранизировал этот роман, причем одну из главных ролей исполнила Виктория Абриль, прославившаяся у Педро Альмодовара, а музыку к фильму написали Деймон Албарн (Blur, Gorillaz) и Эйнар Бенедиктсон - лидер знаменитой исландской группы Sugar Cubes, в которой прежде пела Бьорк. Картина получила приз "Открытие года" на кинофестивале в Торонто, приз молодежного жюри кинофестиваля в Локарно и множество других премий.

---

Но меня больше поражает, что у меня не стоит. Son of a dyke. Я с презервативом. Она распаковывает крошечный кусочек фарша, нелепо завернутый в розовый целлофан. Кажется, она никогда не прекратит смеяться. Так что я тоже смеюсь. Она говорит: «Ты…» — но больше сказать ничего не может. Но через некоторое время пробует опять. Она говорит: «Ты с ним долго так ходил?» Я говорю: «Примерно год». Она смеется еще больше. Я говорю: «А-а, ты в этом смысле. Нет. Я его надел сегодня вечером в „Луне". Но ему уже год». Она на экстази. Отрицать это трудно. Она не может говорить из-за приступа смеха. Она валяется на полу и ходит ходуном, как водяной матрас. Наконец она говорит: «Кому? КОМУ? А-ха-ха! Кому год?» Я тоже смеюсь. Но не так громко. Она закинулась чем-то более сильным. Она до сих пор смеется. Вот-вот лопнет от хохота. Она говорит: «И что? Он у тебя быстро встает?» Я говорю: «Да, да, не пройдет нескольких лет, как он встанет в полный рост». Она со смехом отвечает: «Да, да, у нас времени полно. Так что…» Я встаю со стула и залезаю на эту хохочущую громаду, которую имя «Анна» описать не в силах. Я пытаюсь заткнуть этот смех, засунув в нее язык. Смеющиеся женщины не возбуждают. Наоборот, охлаждают. Я смотрел достаточно много фильмов, чтобы знать это. Мне удается заглушить ее смех весьма скучным поцелуем. Но она все еще трясется от смеха. Ей приходится выпускать его наружу из-под низу. Смеющаяся пизда. Это не смешно. Я шарю руками по этому телу отечественного производства. Там есть за что схватиться. Теперь я вижу, что татуировка над левой грудью — сердечко, пронзенное молнией. Мы возимся на паркете. В объективе скрытой камеры мы скорее похожи на двух зверей. Зебра верхом на носороге. Лежащем на спине. Ученые в целях эксперимента накачали нас колесами так, что мы стали спариваться. Пытаюсь не оцарапаться о рог. Ученые спрятались в одной из комнат и наблюдают за нами сквозь стекло, которое мы принимаем за картину в рамке. Но вот кого-то принесло. Телефон. Я целую ее и слушаю автоответчик. «Вы вышли на связь с Анной…» Да, я вышел с ней на связь. На любовную. «И Мауни». Нет, я еще не вышел на эту связь. Какой-то тоненький голосочек, судя по всему, Мауни, подхватывает: «К сожалению, нас нет дома…» Анна на заднем плане уточняет: «В данный момент». Мауни подхватывает: «…мент…» Анна говорит: «Пожалуйста, оставьте сообщение после гудка». Анна прекращает целоваться, а я все еще шарю языком у нее во рту. Раздается гудок, а затем — мужской голос на иностранном языке. Анна вырывается от меня и бросается к телефону. Я остаюсь лежать на полу на спине. Паркет хорошо постелен. Сразу видно: профессионалы работали. Анна снимает трубку и плюхается на диван. «Бон суар»[254],- говорит она. Это, скорее всего, французский. Она говорит и улыбается. Задирает ноги на диван. Я смотрю между них. Анна смеется. Я заглядываю ей в глаза. Она кивает мне. Чуть-чуть раздвигает ноги. Одну руку просовывает между ног. Она трогает Ее и продолжает говорить. Она раздвигает ее. Она смеется. Я смотрю в эту дыру. Смотрю в эту дыру. Меня одолевает желание бежать — то ли домой, то ли из дому. Мужчина, имя тебе… Анна смеется. Надо мной смеется. Смеется и верхом и низом. Смеющаяся пизда. Надо мной смеется. Некоторое время слушает. Я смотрю на нее. То есть не на пизду, а на Анну. Она смотрит на меня с таким выражением: «Ну он и скажет!» Ухмыляется. Раздвигает ее еще больше и подносит к ней трубку. Оттуда слышится неразборчивое воркование, которое исчезает в ней. «Пожалуйста, оставьте сообщение». Вот теперь он оставляет внутри нее свое сообщение. Теперь он кричит внутрь своей прежней норы. Теперь он зовет своего Мауни. Он что, не знает, что Мауни давным-давно вышел наружу и даже научился говорить? Шикарная сцена! Но когда она взяла и засунула трубку себе в причинное место, мне это показалось уже слишком. Если честно, то отвратительно. Отвожу глаза. Смотрю на потолок. Я еще не до такой степени извращенец. А она — да. Покажите мне хоть одного мужчину, которому приятно смотреть, как французский мужской голос струится в исландское влагалище! Американцы в свое время послали в космос корабль без экипажа, и сейчас он все еще летит где-то далеко-далеко в невесомости. Цель была — познакомить инопланетный разум с Землей. В корабле постоянно проигрывается кассета с сообщением, которое читал Рональд Рейган, тогдашний президент США. Сперва он здоровается с предполагаемыми слушателями, затем следуют короткие послания от человечества. Кончается все словами: «We come in peace»[255].

И сейчас Рейган, глубокий старик, вышел «за пределы мира». Мой взгляд блуждает по квартире. Она снова говорит. Уф-ф! Я не такой уж извращенец! Я вообще какой-то не такой… За что бы я ни взялся — все у меня через задницу. Что бы я ни предпринял — все идет прахом. Хорошо еще, я нигде не работаю. Даже Эльса, эта аккуратная собранная медсестра, не смогла справиться с беременностью, которую ей обеспечил я. Я замечаю, что входная дверь — нараспашку. И дверь в комнату тоже распахнута. Я забыл закрыть двери. Закрывать-то должен был я. На меня это похоже. Я даже сигареты как следует тушить не умею. Я уже собрался встать и выйти в прихожую, чтобы закрыть дверь, но тут на лестничной клетке вырисовывается кто-то в халате. А я — на полу, на спине с презервативом на опавшем члене. Son of a dyke. Халат оказывается женщиной (ц. 250 000). Точнее, девушкой. Она глядит на меня. Хотя я смотрю на нее вверх ногами, я узнаю это лицо. Я часто видел ее в «К-баре». А вот как ее зовут, не знаю. Она видит только меня. Анна, диван и телефон — в углу, из прихожей их не видно. Девушка в халате говорит: «Ой!» Я говорю: «Хай!» Она стоит на лестничной клетке. Я поднимаюсь с пола. Подхожу к дверям. Презерватив болтается на мне. Девушка в халате кладет руку на перила. Спрашивает: «Анна дома?» Я отвечаю: «Да. Только она сидит на телефоне. То есть телефон на ней. А ведь мы с тобой знакомы, правда?» Девушка в халате на лестничной площадке отвечает: «Тут кто-то громко шумел. У вас все нормально?» Я говорю: «Да, да, а у тебя? Заходи!» Она отшатывается и говорит: «Нет, спасибо». Я кладу руку на перила и говорю: «Пока Анна сидит на телефоне — как насчет небольшого дуэта? „Юритмикс" в гостиной?» Она с ухмылкой смотрит на мой презерватив и говорит: «Нет-нет, не стоит». И уходит вниз по лестнице. Я за ней. Я говорю: «Постой! Мне надо с тобой поговорить». Она уже спустилась на этаж ниже. Она отвечает: «Нет и нет. Спокойной ночи». И быстро захлопывает за собой дверь своей квартиры. Я остаюсь на площадке. Гляжу на захлопнувшуюся дверь. Ощущаю шершавость коврового покрытия. Слышу голоса. Оборачиваюсь. По лестнице поднимаются двое полицейских. Я им: «Добрый вечер!» Они не отвечают. Я поднимаюсь по лестнице. Презерватив болтается. Один из полицейских говорит: «Эй ты! Стой! Обожди!» Я разворачиваюсь на площадке между этажами. Полицейские взбегают по лестнице, и один из них хватает меня за руку. Второй спрашивает: «Это у вас вечеринка?» Я отвечаю: «Нет». Он спрашивает: «А что ты делаешь на лестнице в таком виде?» Я говорю: «Ну… Просто я… эта девушка, ее звать Анна, она привела меня к себе домой, и мы уже легли в постель, и вдруг я вспомнил, что забыл презерватив в машине, ну, и побежал за ним на стоянку. Ну, на всякий случай. Надо предохраняться. СПИД и все такое…» Кажется, у меня хорошо получилось: полицейский, который со мной разговаривал, не знает что и ответить. Другой говорит: «Ты знаешь, что ходить в общественных местах в голом виде запрещено». Я перевожу глаза на презерватив и отвечаю: «А я не голый». Полицейский, который говорил со мной раньше, возражает: «Нет, голый». Я берусь свободной рукой за презерватив и спрашиваю: «А этого недостаточно?» Полицейский отвечает: «Нет». Я говорю: «Недостаточно? Тогда хотите, я вам еще кое-что покажу?» — и собираюсь стянуть с себя презерватив. Полицейский спрашивает: «Где здесь вечеринка?» Я отвечаю: «Ах, вы на вечеринку собрались? Не знаю. Может, вы не в тот подъезд зашли?» Полицейский говорит: «Из этого дома поступила жалоба, жаловались на шум». Я говорю: «Правда? Значит, надо попытаться его обнаружить. У вас для этого есть какие-нибудь специальные приборы? А я, к сожалению, ничем вам помочь не смогу, у меня, как я уже сказал, мало времени». Полицейский спрашивает: «Какой этаж?» Я отвечаю: «У меня? Последний».

Они идут за мной до самых открытых дверей Анниной квартиры. Она все еще висит на телефоне, а в остальном там все спокойно. Я переступаю порог. Они стоят у дверей. Один из них спрашивает: «Это вы здесь нарушали тишину?» Я говорю: «Нет. Я же вам сказал, мы даже еще толком не начали. Мне надо было спуститься и захватить… ну, вы знаете». Полицейский говорит: «Не нарушайте тишину. Уже четыре часа утра». Я отвечаю: «Нет-нет. Лично я в постели всегда веду себя тихо, правда, не знаю, как она. Мы только сегодня познакомились. Ну, в первый раз». Полицейский говорит: «Не думаю, чтоб от нее было много шума, когда у тебя все вот так» — и смотрит на мой презерватив. Мой взгляд, сопровождаемый полицейским конвоем, скользит вниз по телу. Пустой кончик презерватива свободно болтается на нем. Я поднимаю глаза и говорю: «Да, действительно». Они прощаются и уходят, с ухмылкой на губах, а я закрываю дверь. Анна все еще болтает по телефону. Только позу сменила. Теперь она лежит на диване на животе. Она поднимает глаза и прикрывает трубку рукой. Анна спрашивает: «Что такое?» Я отвечаю: «Да, какие-то гомики приходили в маскарадных костюмах». Она спрашивает: «И ты их пригласил к нам?» Я отвечаю: «Нет. Он их не впечатлил». Она улыбается и продолжает говорить по телефону, очевидно с отцом своего ребенка. Я захожу в туалет. Снимаю презерватив. Пытаюсь вздрочить саботажника, согласно предписаниям полиции города Рейкьявика. Кажется, я тогда был прав: чтобы он встал в полный рост, требуется несколько лет. Я думаю о Лолле дома на ковре. Слышу, что Анна все еще говорит по телефону. В конце концов я выхожу из туалета — с эрекцией. Эрекция такая, что ее можно сопроводить гарантией на год. Он — как плотно набитое чучело птицы. Глупыша. Потому что он тоже выблевывает на противника содержимое своих внутренностей. Я безмерно доволен этой эрекцией и радостно подхожу к дивану. Анна улыбается и садится. А я стою, точнее, мы с ним стоим перед ней. Она тормошит своего знакомого — хорошего знакомого полиции — ногой. Я сажусь рядом с Анной, а она все еще говорит по телефону по-французски. Улыбается мне. Я просовываю руку ей между ног. Она говорит в телефон фразу, прикрывает трубку рукой и просит меня: «Побудь за Мауни. Поговори с ним таким детским голоском». Она смеется. Она говорит в телефон: «Уй. Иль э ля»[256]. И туда же, язык называется! Она протягивает мне трубку телефона. От трубки сильный запах пизды. Я слышу голос. Голос говорит: «Мани? Мани?» Я отвечаю идиотским писклявым голоском: «Папоська! Это папоська?» Из трубки раздается поток непонятных слов. Анна смеется. Затем следует пауза, и я говорю своим обычным голосом: «А вот наш Мауни уже вырос!» Анна забирает у меня трубку. Она говорит серьезным голосом. Анна смотрит на меня серьезным взглядом. Я поправляю очки на носу. Анна говорит в телефон: «Чао!» Кладет трубку. Смотрит на меня и говорит: «Зачем ты это сделал?» Я говорю: «А кто это был?» Она говорит: «Жиль». И туда же, имя называется! Я спрашиваю: «Ну и что?» Она молчит. И я молчу. Мы сидим на диване. Гарантия — год, как я сказал. Она небрежно берет его в руку, оттягивает и отпускает. Когда стоящий член шлепает мне по животу, звук такой же, как… как когда стоящий член шлепает по животу. Я не знаю этого человека. На меня это действует как «рука божия». Вот так она обращается с папской эрекцией. Один щелчок — и готово.