Николай Шундик - Белый шаман

• Название: Белый шаман
• Автор: Николай Шундик
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1979

 Николай Шундик семь лет работал учителем на Чукотке, жил в глубоком кочевье. Он хорошо знает жизнь и обычаи народов Севера. В своем новом романе писатель рассказывает о непростой судьбе чукчи-охотника, человека незаурядного, мудреца, правдоискателя. Не сразу и непросто принимает он новую жизнь, которую принесла Советская власть, перемены, происходящие в жизни его народа.

Автор поэтично описывает жизнь гордого, мудрого чукотского народа, природу заполярного Севера.

---

— Ты, конечно, ничего двусмысленного не сказал. Но я предупреждаю… это семейство — для меня святое. Я, понимаешь ли, слишком хорошо знаю, что такое неверная жена.

— Ну куда, куда тебя повело, усач?! Давай лучше еще по глотку пропустим. Перемерз я до мозга костей в этой бесконечной дороге.

— От глотка не откажусь, но предупреждаю…

Чокнувшись железными кружками, мужчины отхлебнули спирту, поморщились. Величко покрутил головой, поддел на кончик ножа кусок жареного мяса, долго и сосредоточенно прожевывал его.

— Спирт и женщина… это два смертельных врага у полярника, — наконец изрек он, разглядывая собеседника слегка затуманенным взглядом. — Вернее… тоска по женщине. На полярных станциях такие, брат, возникают драмы… ревность полярным медведем ревет там, где оказалась женщина в коллективе. У вас как тут в этом смысле?

— У нас тут в этом смысле, понимаешь ли, никакого медвежьего рева… Так что ни драм, ни комедий…

— Ну, положим, ты сам, усач, развеселая комедия. Не обижайся. Для Надежды Сергеевны ты, конечно, просто не совсем отесанный, хотя и добродушный мужик…

— Ну да, да, конечно, конечно! — с дурашливым видом подхватил Степан Степанович. — Вот если бы тут жил такой, понимаешь ли, обструганный, и не просто шерхебелем, а рубаночком, фуганочком… то уж тут устоять было б немыслимо.

Лицо Величко вдруг стало жестким. Закурив папиросу, он сказал трезво и твердо:

— Ну ладно, поболтали, и хватит. Давайте о деле. — Разогнав небрежным жестом дым от папиросы, добавил:— Я знаю, Медведев, возможно, и назовет меня… Фомкой деревянным, но Пойгин не та кандидатура, за которую я лично могу ручаться головой.

— А может, понимаешь ли, важнее то, как на него смотря: здешние чукчи? Уверен… большинство здесь будет за него горой.

— Вот этого и нельзя допустить. Мало ли что они могут сказать при их нынешнем политическом кругозоре… По мне, уж лучше остановиться на Ятчоле.

— На Ятчоле?!

— Да, именно на Ятчоле. Он как-то уже пообтерся, кое в чем поднаторел… С ним можно о чем-то уже говорить, его можно убедить… А Пойгин дремуч, как белый медведь.

Степан Степанович слегка отстранился от гостя, как бы почувствовав необходимость разглядеть его издали:

— Нет, Игорь Семенович, уж кто не пройдет, так это Ятчоль. У меня, понимаешь ли, тоже партийный билет в кармане. Да я запрягу собак и через три дня буду у секретаря райкома. Не говоря уж о Медведеве! Он тебе такое устроит, что ты со своим Ятчолем взвоешь…

Величко плеснул спирту в кружку, выпил один и снова принялся вяло жевать мясо. Напоминание о секретаре райкома было для него не из самых приятных: этот человек не слишком высоко ценил его. «Пора покидать эту проклятую Арктику, — с тоскою думал Величко, — Надо к солнышку пробиваться, поскорее к солнышку. Озябла душа. Все чаще и чаще отогреваешь ее спиртом. А это… это конец. Это гибель». Величко с трудом остепенил себя, чтобы не глотнуть еще спирту. Устало зевнув, попросил с видом страдальческим и даже беспомощным:

— Разреши, Степан Степанович, уснуть с дороги. Пока одолевал эти бесконечные ледяные километры… кажется, все внутри превратилось в вечную мерзлоту.

— Ну, ну, поспи. Я пойду в факторию.

Поспав несколько часов, Величко побрился и долго сидел неподвижно, раздумывая, какую позицию ему занимать. В районе ему было сказано вполне определенно: никакого диктата при выборе колхозного вожака. Если единого мнения нет — умело направить ход событий, чтобы не произошло ошибки. Конечно, в райсовете, в райкоме партии, где знали людей на местах, шел разговор и о Пойгине. Кое-кого очень смущало то, что его считают шаманом.

Величко тихо рассмеялся, внимательно разглядывая в зеркало кое-как побритое лицо. «Ничего себе… шамана в колхозные вожаки. Ну и артисты. Нет уж, я с ума еще не сошел».

Одевшись, Величко направился в факторию с решительным видом. Она была битком набита народом. Поставив два фанерных ящика один на другой, Чугунов почти во весь рост возвышался над прилавком.

— Да тише вы, ради бога! — призывал он, протянув руки, будто дирижер. Выпалил несколько чукотских слов, которых Величко не понял. — Кто вам сказал, что председателем будет Ятчоль? Это чушь собачья. Я знаю, кого вы хотите в председатели…

— Ты почему навязываешь людям свою волю? — строго спросил Величко. — Ты знаешь, что тебе за это скажут в районе? Трибуну-то какую себе соорудил! Ты бы еще на прилавок с ногами взгромоздился.

Чукчи все, как один, повернулись к русскому очочу, что-то строго выговаривавшему Чугунову.

— Что, что он говорит? Он, кажется, ругает Степана. Чугунов с конфузливым видом слез с ящиков и сказал, обращаясь к чукчам:

— Вы пришли сюда торговать. Так я понимаю или не так?

— Пойгин!

— Пусть будет Пойгин!

— Мы хотим председателем Пойгина!

— Что они тут толкуют об этом Пойгине? — спросил Величко,пробиваясь к прилавку.

— Насколько я понимаю, они требуют, чтобы председателем был Пойгин.

— У вас тут фактория или клуб? Почему занимаетесь не своим делом?

Степан Степанович несколько раз помахал рукой сверху вниз, как бы осаживая Величко.

— Поубавь, поубавь, товарищ Величко, своего начальнического пылу. Я горжусь, понимаешь ли, что моя фактория — это не только шило и мыло, дробь да ситчик, да еще каросин. У меня, товарищ Величко, миссия…

— Тоже мне миссионер.

— Ты мне этим словечком мозги не мути. У меня революционная миссия. Со мной сам секретарь крайкома…

— Слышал, слышал, ты уже передо мной не один раз хвастался…

Величко достал пачку «Беломора», широко улыбаясь, протянул ее чукчам.

— Закуривайте, друзья!

Десятки рук потянулись к пачке, через несколько минут она была уже пуста.

— Пойгин есть? — громко спросил Величко. И повторил по-чукотски: — Пойгин варкин?

Чукчи зашумели, показывая в сторону моря.

— Пойгин на охоте, — пояснил Чугунов. — Этот мужик не из лежебок. Я не знаю, когда он и спит.

— Ятчоль варкин? — так же громко спросил Величко.

И люди, как-то вдруг странно умолкли, если и переговаривались, то вполголоса, поглядывая на русского очо-ча настороженно, а кое-кто даже с явным отчуждением.

— Этот спит, — пренебрежительно сказал Степан Степанович. — Этот, поди, уже и бражки налакался.

Величко облокотился о прилавок, внимательно оглядел чукчей из-под полуопущенных век, как бы прикидывая, с какой стороны к ним подступиться, тихо сказал:

— Ну-ну, это мы все проверим и учтем. Пьяниц в руководстве, разумеется, не потерпим.

Сказал и подумал: «Что я о них знаю? Не лучше ли дождаться Медведева? Скорей бы он приехал. К тому же и секретарь райкома с ним душа в душу… Ну а если им нужен Пойгин… пусть будет Пойгин, какое мне до этого дело?»

Но зот в сознании Величко всплыла совсем другая мысль, которую он уже не один раз прогонял: нельзя опускать руки, пора показывать свой характер. Да, это рискованно, очень рискованно, однако есть немало шансов доказать, что он кое-что значит, он все-таки личность, независимая личность, со своими взглядами, со своей манерой гражданского поведения. Теперь уже ясно, что с первым секретарем райкома партии у него отношения не наладятся. Сергеев не скрывает своей неприязни к нему. Зато Медведев у секретаря в чести. А не просчитается ли товарищ Сергеев с его политикой, которая вряд ли чем-нибудь отличается от политики Медведева? И дело не только в злополучном Пойгине. Дело в принципе! Сергеев сейчас находится в серьезном конфликте с работниками Дальстроя. Однако с этой организацией шутки плохи, все-таки она ни много ни мало находится в подчинении самого Наркомата внутренних дел. А секретарь райкома как раз и обвиняет кое-кого из работников Дальстроя в том, что они, как ему кажется, не всегда проявляют должную чуткость к местному населению. Но если чуткостью именовать благоволение к таким типам, как Пойгин, — далеко можно зайти. Кто поручится, что Сергеев в своем споре не проиграет? И что скажут ему, Игорю Семеновичу Величко, если в результате его ответственной командировки председателем артели выберут шамана? После этого может такой шум подняться, что свет не мил станет. Нет, шалишь, он не пойдет на поводу у Медведева. Тут можно, в конце концов, дать бой и самому секретарю райкома, поскольку дело касается принципов.

Облокотившись о прилавок, Величко жадно затягивался папиросой.

— Ну вот что, Степан Степанович, закрывай свою лавочку, — словно бы и шутливо, но в то же время и с вызовом сказал Величко. — Вечером, в семь часов, проведем собрание. Может, не совсем собрание, скорее беседу, потому что я не знаю, кого же все-таки избирать председателем артели.

— Давайте дождемся Медведева. Он тут самый авторитетный человек. Он всех и все знает, зря не посоветует.

— А райком? Райисполком? Это тебе не авторитет? Или тут вотчина Медведева? Может, и ты в князьки метишь?