Лив Нансен-Хейер - Книга об отце (Ева и Фритьоф)

• Название: Книга об отце (Ева и Фритьоф)
• Автор: Лив Нансен-Хейер
• Издательство: Гидрометеоиздат
• Жанр: История
• Год: 1986

Эта книга — история жизни знаменитого полярного исследователя и выдающе­гося общественного деятеля фритьофа Нансена. В первой части книги читатель найдет рассказ о детских и юношеских годах Нансена, о путешествиях и экспедициях, принесших ему всемирную известность как ученому, об истории любви Евы и Фритьофа, которую они пронесли через всю свою жизнь. Вторая часть посвящена гуманистической деятельности Нансена в период первой мировой войны и последующего десятилетия. Советскому читателю особенно интересно будет узнать о самоотверженной помощи Нансена голодающему Поволжью.

В  основу   книги   положены   богатейший   архивный   материал,   письма,  дневники Нансена. 1-е изд. книги — 1971. Для широкого круга читателей.

---

«В заключение еще одно соображение,— писал он.— Как ты думаешь, способна ли теперь Сигрид на что-нибудь другое в жиз­ни? Неужели ты думаешь, что человек, сжившийся с мыслью стать художником, сумеет приспособиться к другому занятию? Сигрид, наверное, не сможет. Если она утратит веру в себя, то на этом у нее свет клином сойдется. Сейчас она по-своему довольна жизнью, надеюсь, только не так, как Ялмар в „Дикой утке"[55]».

И вот из Христиании пришло известие, что с отцом случился удар, и Фритьоф тут же помчался к нему. Когда он прибыл на место, паралич уже прошел и рассудок как будто не пострадал.

Но трудиться отец был уже не в силах, и он впал в еще большее уныние.

Адвокат Нансен взял себе в компаньоны мужа своей падче­рицы Иды, Акселя Хюнтфельда. С тех пор его доходы стали так малы, что он не мог ничего откладывать. Теперь он горевал, что не оставит сыновьям никакого наследства. «Зачем нам наслед­ство? — сказал на это  Фритьоф.— Мы сами можем работать».

«Дорогой отец,— писал он,— возможно, ты устал от жизни, но ради бога и ради твоей старости не мучь себя ненужными заботами. У тебя ведь есть два молодых, здоровых и сильных парня, которые, когда пона­добится, не только смогут, а даже с величайшей радостью будут тру­диться, чтобы обеспечить старость отца в благодарность за свое детство и юность. Я буду горд и счастлив, если мне дано будет сделать это для тебя.

...Не тревожься о будущем своих детей, милый, дорогой отец. Ты дал им такое воспитание, что теперь можешь быть спокоен за их благополучие. Подумай же наконец о себе и дай себе покой.

...А что до меня самого, то со мной, как всегда, все отлично. Живу я тихо и спокойно в нашем маленьком кружке, занимаюсь то наукой, то литературой, мало интересуюсь внешним миром. Время от времени чув­ствую, что застоялся, и тогда отправляюсь в горы. Так, несколько дней тому назад в прекрасную погоду я был в горах к востоку от Бергена. Закат над морем был хорош как никогда. Это сочетание — горы, зеркаль­ная гладь моря и великолепное освещение — произвело на меня чудесное впечатление.

Потом я лихо прокатился по снегу от самого гребня горы в долину. Я не взял с собой лыжи, но на плотном насте их заменили сапоги. За мною ринулся Флинк, даже залаять не успел».

Но и это оптимистическое письмо не подбодрило отца. Отец отвечал: «Ты совершенно небрежен по отношению к себе, слишком многим пренебрегаешь. То же самое говорит один человек, кото­рый ценит тебя очень высоко».

Отец повстречал старого Карстена Борхгревинка, который слышал о  Фритьофе  много  хорошего  от капитана  Крефтинга.

«Он так много рассказывал о твоем путешествии по Ле­довитому океану и о совместной медвежьей охоте, что сын Борхгревинка[56] теперь только и мечтает, как бы ему отправить­ся по твоим стопам. Крефтинг говорит, что для него было чрез­вычайно приятно постоянное общение с таким любезным, обра­зованным, бесстрашным и толковым молодым человеком, а вдобавок ты оказывал такое исключительное влияние на всю команду, что ему очень хотелось бы снова видеть тебя на своем корабле».

Тут отец Нансена стал уверять, что его сын с радостью повто­рил бы это путешествие, но в ответ услышал: «Нет, Фритьоф Нан­сен стоит гораздо большего. Нельзя молодому человеку с его усер­дием, его духовной и физической силой, с его способностями зани­маться такими пустяками. В молодости это хорошо, а с другой стороны, как знать, чего он достигнет, став ученым?» Отец Нан­сена ответил: «Все в руках божьих».

Но Борхгревинк стоял на своем: «Если человек так серьезно и с таким жаром делает все, за что бы ни взялся, будь то лыжи, охота на медведя или птицу, учеба или научная деятельность, то он непременно добьется успеха!»

Отец не смог скрыть свою гордость.

«Мне, старику, конечно, приятно было услышать такое сужде­ние от пожилого серьезного человека,— писал он Фритьофу.— Но я все-таки сказал, что, по-моему, он тебя перехвалил. Я помолюсь богу, чтобы ты не возомнил о себе, наслушавшись та­ких похвал. А если ты возгордишься — что ж, тогда пиши про­пало».

Но бояться было нечего. Конечно, Фритьоф не скрывал, что письмо его обрадовало, но больше всего он был рад тому, что отец доволен им. Он с головой ушел в занятия, но беспокойство в крови не так-то легко было сдерживать, а в один прекрасный день Фритьоф получил весьма соблазнительное предложение из Америки, которое никак не могло подействовать успокаивающе. Фритьоф решил пока не писать о нем отцу.

Приглашение исходило от самого профессора Марша[57], ру­ководителя Палеонтологического общества Соединенных Шта­тов. Он расширял штат, и в связи с этим открылась вакансия. Фритьоф не спешил ответить отказом, он хотел сначала узнать условия.

К несчастью, слухи о переписке достигли Христиании, и если раньше отец тревожился беспричинно, то теперь и причина появи­лась. На этот раз Фритьоф ответил в несколько более решитель­ном тоне, чем обычно.

Во-первых, это совсем не «какая-то компания, которая того и гляди лопнет, а как-никак Соединенные Штаты», а во-вторых, ра­бота эта — не временная и ненадежная, а постоянная, и притом под руководством одного из виднейших американских ученых. Она сулит, по-видимому, интересные экспедиции в Скалистые горы и на западное побережье Америки. К тому же масштаб научных работ там куда шире, чем в Бергене. Но отцу не из-за чего волно­ваться.

«Это было только мимолетное намерение, о котором я почти забыл, о котором я ничего не писал ни тебе, ни другим, чтобы не причинять ненужных огорчений. Кроме того, я подумал о тебе, дорогой отец. Рас­стояние между нами стало бы неизмеримо больше, чем теперь, когда я здесь. Хольт считает, что было бы безумием уехать отсюда, где у меня такое место и такие перспективы (!!), да еще в Америку, к которой он не питает никакого почтения. Тут я с ним, правда, не согласен, и об этом мы не раз с ним спорили. Да и фру Хольт сказала, что они с мужем никуда меня не отпустят. Тут уж ничего не попишешь! Ты ведь знаешь, как я всегда легко склоняю свою упрямую голову».

Нет, надо оставаться, да и не собирался он принимать чужое подданство. Это решено. Его только раздражало, что каждый вме­шивается в его дела со своими советами.

Он не искал надежного заработка, о котором твердили все со­ветчики. Совсем наоборот. Обеспеченное существование связывает человека, ставит его в зависимость от материального благопо­лучия. А у него была другая цель.

Независимость его проявлялась во всем. Он не желал оде­ваться «по моде». Для него было мучением носить длинные, слиш­ком просторные сюртуки, стоячие воротнички и широкие галстуки, не говоря уже о долгополых пальто, которые не только путаются в ногах, но и скрывают хорошую фигуру. Фритьоф создал свою собственную моду, и когда он почти бегом шел в сером спортивном костюме в обтяжку, в рубашке с распахнутым воротом и в шапке набекрень, он знал, что люди оглядываются на него не только с насмешкой.

Брат Александр уговаривал его вести себя как все. Над ним, мол, уже посмеиваются в столице. Да и над Александром смеются за то, что у него такой смешной брат.

«Какое мне дело, что другие говорят и делают»,— отвечал Фритьоф. Между прочим, он может похвастаться, что в Бергене спортивная молодежь уже начала ему подражать. Многие уже признали более рациональным спортивный костюм, а в магазинах появилось егеровское белье, за которое он давно ратовал, по­тому что по собственному опыту знал, что шерсть наилучшим образом защищает и от холода, и от жары.

Однажды субботним вечером в конце января 1884 года шел проливной дождь. Барометр все падал, пока не остановился на землетрясении. Люди сидели по домам, лишь изредка промелькнет в переулке черный непромокаемый плащ и скроется в подъезде. Но Фритьоф, возвращаясь из музея, шел по улицам не спеша, хотя и промок до нитки. Пускай себе льет, думал он, чем сильнее льет, тем быстрее перестанет.

А в Эстланне самый разгар лыжного сезона! Взять бы рюкзак с припасами на плечи и отправиться в Нурмарк! Еловый лес весь белый, и снег искрится на солнце. Фритьоф с сожалением вздохнул.

Когда он пришел домой, священник читал газеты, а фру Мария вязала что-то, вероятно, для прихожан. Как хорошо снять промок­шую одежду и переодеться в сухое платье! Фритьоф уселся в ка­чалку, развернул купленную на почте спортивную газету. На пер­вой странице было напечатано: «Четвертого февраля на холме Хюсебюбаккен состоятся лыжные соревнования».

В ту же минуту он решил, что будет в них участвовать, и тут же сказал об этом Хольтам.

«Ну, ну, не спеши, милый Фритьоф. Давай-ка сначала посмот­рим прогноз погоды,— ответил Хольт. Он перелистал газету.— Ну вот, видишь, по всей стране оттепель!»

Воскресенье началось с еще более сильного ливня, но мысль о соревнованиях не давала Фритьофу покоя, и после обеда он от­правился к доктору Даниэльсену. Флинк бежал впереди.