Гюнтер Продель - Искатель. 1964. Выпуск №5

• Название: Искатель. 1964. Выпуск №5
• Автор: Гюнтер Продель
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1964

На 1-й стр. обложки: иллюстрация к документальной книге Г. Проделя «Сливки общества».

На 2-й стр. обложки: иллюстрация О. Безухова к очерку Д. Пипко «Выше, дальше, быстрее…».

На 3-й стр. обложки: «Космос». Рисунок Е. Скрынникова.

На 4-й стр. обложки: «Опоры». Фото А. Полякова с выставки «Семилетка в действии».

---

Не всем.

Пятеро лежали на этих двухстах метрах: один в нескольких шагах от линии «старта селекции», другие — ближе и ближе к группе, добежавшей до «финиша».

К тому, кто лежал совсем недалеко от старта, уже шел Длинный Отто. Отто был действительно высок и казался еще выше в пузырящихся на бедрах галифе, сверкающий сапогами и — против солнца — казавшийся черным, как рок. И руки его тоже были черными, в перчатках, и правая — длиннее левой. Пистолет был как бы его рукой, одетой в черную перчатку, частью руки, пальцем.

Лицо человека, который лежал на земле, в непросохшей весенней грязи, было повернуто в сторону подходившего Отто. И тот, кто лежал, повернув лицо к подходившему Отто, не мог не видеть, как это видели все, что Отто идет к нему. И тот, кто лежал лицом к подходившему Отто, как и все, знал, что сейчас будет. И тот, кто лежал и видел, что к нему подходит Отто, не шевелился, только голова его по мере того, как подходил — Отто, чуть приметно поворачивалась лицом в грязь, а когда Отто подошел и встал над тем, кто лежал в грязи, он мог видеть только костлявый затылок лежащего.

Мазур слышал, как чавкала под блестящими сапогами непросохшая земля.

Где-то в вышине забился песней жаворонок. Тонко так. И песня птицы была похожа на детский плач.

Отто неторопливо отнял правую длинную руку от бедра, и теперь его черный пистолет-палец смотрел прямо в затылок того, кто лежал ничком на влажной, остро пахнущей весной земле.

Человек не шелохнулся, только руки его, словно в нетерпении, теребили мягкую землю. А после выстрела, прозвучавшего мягко, тупо, пальцы лежавшего судорожно сжались в кулаки и потом медленно отпустили землю, как самую ненужную вещь.

— Отмучался…

Это сказал кто-то стоявший рядом с Мазуром.

Отто шагнул прочь от трупа.

Тогда второй, который лежал неподалеку — к нему направился Отто, — вдруг вскочил на четвереньки и по-крабьи побежал в сторону.

Отто выстрелил, не замедляя неторопливого шага.

Человек на четвереньках взвизгнул, поджал ногу.

Отто выстрелил еще два раза.

Человек упал в грязь и стал кричать надрывно, громко. У него, очевидно, были прострелены руки и ноги.

Мазур дернулся, ослепленный яростью. Но теперь уже две руки схватили его под мышки, так, чтобы со стороны было незаметно, что его держат.

— Крепись, — сказал сосед слева, — крепись…

Соседи Мазура по строю, словно сговорившись, завели его руки за спину.

— Эх, вы…

Ни усталость, ни боль не ослабили его так, как этот непроизвольный порыв ненависти. Мазур почувствовал, что вот-вот упадет. Холодная липкая испарина покрыла тело.

— Эх, вы…

— Крепись.

Длинный Отто, будто забыв о втором обреченном, двигался к третьему. Услышав его хлюпающие шаги, третий, собрав последние силы, повернулся на спину и стал смотреть в глаза приближающемуся Отто. Отто остановился в шаге от ног лежащего на земле. Тот с усилием подтянул руки к вороту куртки и рванул его. Но сил было так мало, что ворот не разорвался. Тогда человек расстегнул пуговицу у ворота, потом на груди и распахнул куртку.

Отто начал поднимать правую, длинную руку с пистолетом.

Человек лежал неподвижно и глядел на Отто.

— Гут.

Это тихо сказал Отто. Его рука-пистолет начала опускаться.

Тогда человек, лежащий на земле, плюнул в Отто. Но и доплюнуть до Отто у человека не хватило сил.

На каменном лице Отто изобразилось что-то вроде улыбки.

— Шлехт. Зер шлехт.

Правая рука Отто быстро поднялась.

Человека не стало.

Отто больше не двинулся с места. Не опуская пистолета, он дважды выстрелил по остальным и, не оглядываясь, пошел к строю автоматчиков, что стояли вдоль проволочного забора, ограждающего лагерь.

— Пустите! — сказал Мазур. Завернутые за спину руки ныли в плечах.

Соседи отпустили его руки.

— Держись, — опять сказал сосед слева. — Не дури, майор.

— Ладно, — ответил Мазур.

На полосе «селекции» по-прежнему выл смертельно раненный человек, второй, которого Отто не добил. Мазур смотрел на него, как и все смотрели, потому что в некоторые минуты люди, помимо своей воли, смотрят на то, на что, казалось бы, смотреть невозможно.

— Почему он его не прикончит? — негромко спросил Мазур у соседа слева.

— В наказание. Пытался бежать.

— Но ведь Отто хотел не убивать третьего. Если бы тот не…

— Спроси у Отто.

— Послушай… — начал было Мазур.

— Молчи! — прошипел сосед справа. — Отто косит в нашу сторону.

Они разговаривали, почти не разжимая губ, но то легкое шевеление в строю пленных, когда Мазура поддерживали, привлекло внимание фашиста. Он меланхолично, по-гусиному поднимая ноги, направился к группе, в которой стоял Мазур.

Мазур уставился в землю. Она была коричневая, влажно поблескивала на солнце. Кое-где в следах от колодок скопилась вода. Поверхность ее мелко рябила под ветром. И тут же Мазур заметил несколько травинок: совсем тонких, ярких, просвечивающих на солнце и бившихся на ветру, как маленькие знамена надежды.

— Надо смотреть прямо, осел.

Мазур услышал эту немецкую фразу, понял, что ее проговорил Отто, чуть качнулся, чтобы расставить ноги и встать уверенней, и поднял голову.

Лицо у Отто было маленькое, гладко выбритое и холеное. Его голубые глаза смотрели спокойно, с чуть приметным любопытством.

В первое мгновение Мазур оторопел. Он представлял себе взгляд Отто ненавидящим, сверлящим, остановившимся и неподвижным, будто глаза змеи. А перед ним оказались человеческие глаза. Это казалось невозможным, противоестественным.

— Надо смотреть прямо, осел, — повторил Отто.

И голос звучал мягко, был гибок.

Продолжая глядеть в глаза Мазуру, Отто поднял руку и ловко, коротко ударил в челюсть.

Мазур почувствовал, как клацнули его зубы. Огненная вспышка на мгновение ослепила его. Но он устоял на ногах.

Отто сказал:

— Гут, — и пошел дальше вдоль строя.

И опять Мазур почувствовал, как с одной и с другой стороны у него под мышками очутились руки соседей.

«Хорошо еще, что он не двинул мне в живот, — подумал Мазур, — разлетелись бы к черту швы на ране… Но бить ты, сука, все-таки не умеешь…»

* * *

От усталости руки казались огромными. Особенно в темноте, когда в бараке погасили свет. Тело словно растаяло, и остались одни руки, тяжелые, набрякшие. Кровь по ним двигалась щекочущими толчками.

Сопение и храп слышались с трехъярусных нар. Пахло мокрой грязной одеждой и потом. Кто-то бредил во сне. Говорил быстро-быстро и каким-то высоким детским голосом. В лопотанье невозможно было разобрать слова.

По толевой крыше гулко стучал дождь. Стук его то убыстрялся и становился громче, то утихал.

«Только бы не уснуть… — думал Мазур. — Не уснуть…»

От голода в голове казалось пусто и светло, будто в комнате без мебели. И бело. Ослепительно, до головокружения бело. И гулко. Мазур словно слышал, как слова, которые он говорил про себя, звучат в голове многократно повторенным эхом.

«Встреча… — думал он. — Вот встреча! Встреча… Встреча… Встреча… В академии вместе учились… Учились… Учились… Саша Белов… Белов… Белов…»

Он встретился с Беловым два дня назад, когда работал в каменоломне. Мазур шел вниз, в карьер, оставив наверху свой камень. А снизу с камнем на плече поднимался какой-то бородатый старик. Они оба поравнялись с автоматчиком, когда Мазур услышал тихое, неуверенное:

— Петр…

Оглянулся. Всмотрелся в лицо того, кто его позвал.

— Лос! Лос! — крикнул автоматчик.

Каждый пошел своей дорогой.

Только в карьере, взвалив на плечо камень, Мазур отчетливо припомнил лицо окликнувшего его человека, но без бороды — молодое краснощекое лицо Саши Белова. Они учились вместе. Закадычными друзьями не были. Просто однажды летом, когда оканчивали третий курс, вышли вместе и решили отправиться в ресторан, отметить успешную сдачу.

Помнится, они тогда попали в «Метрополь».

Им подали котлеты по-киевски. Большие, рыжие, с бумажными финтифлюшками на косточке, чтобы не запачкать жиром пальцев. На тарелке еще стояла маленькая печеная формочка с зеленым горошком в сметане. И картофель. Тонкоструганый, золотистый, хрустящий.

Мазур отодвинул на край тарелки печеную формочку с зеленым горошком в сметане.

Белов спросил:

— Ты что это?

— Не люблю, — ответил Мазур.

— Напрасно.

Яснее ясного предстала перед глазами Мазура эта печеная формочка с зеленым горошком в сметане. Зеленый горошек наложен горкой.

«Об этом нельзя думать. И пора мне…»

Он свесил с нар голову, прислушался в темноте к сопению спящих.

Стал осторожно спускаться. После воспоминаний о еде в желудке стоял жесткий ком, болезненный, будто нарыв. Мазур твердо стал на пол и потихоньку погладил живот, чтобы проснувшийся голод не так терзал.